Когда плачут драконы (СИ)

Беата чуть слышно выдохнула, чувствуя, что радости становится тесно в груди, а выразить ее не позволяет совершенно не свойственное ей стеснение. И было так хорошо оттого, что можно просто идти по пустой темной улице рядом с парнем, молчать, заново переживая все только что произошедшее, и знать, что он не осудит и не посмеется. Даже если Беата в самую последнюю секунду прощания подастся вперед, поднимется на цыпочки и быстро поцелует его в щеку.
— Завтра… — растаяло морозное облачко обещания Беаты, а Одже все продолжал стоять возле ограды и смотреть в тускло светившиеся окна. Если он спит, то пусть бы никогда не просыпался. Но если все это правда…
Одже собрал с забора свежевыпавший снег и вытер им лицо. Щеки горели, как у молоденькой девицы, впервые взглянувшей на жениха, и Одже хотел было привычно обвинить себя в несуразности, но не смог. Если Беата не побрезговала…
Какое право он имеет жаловаться? И портить такой момент выдуманными глупостями?
Не думая ни о чем, Одже добрел до ближайшего сугроба, упал в него спиной и принялся смотреть в прояснившееся зимнее небо.
 Глава двенадцатая: Харде 
Кажется, это называлось ревность. Когда и больно, и обидно, и не знаешь, что делать, и хочется избить ни в чем не повинного человека. Своего товарища. Которому повезло в любви больше, чем тебе. И Вилхе никогда не думал, что он поставит собственные интересы выше настоящей мужской дружбы.
Да только Кайя оказалась нужнее и дороже любого братства. И можно было сколько угодно уговаривать себя, что она тоже друг, еще и более близкий, чем Кедде, да только друзей не хватают за руку так, словно в них сосредоточен весь смысл жизни. Не ищут взглядом их взгляд, чтобы в сотый раз замереть от чего-то неведомого, а потом ощутить, как радость заполняет существо. Не смущаются от их внимания и не тоскуют из-за их небрежности.
И не ревнуют.
Вилхе же не просто ревновал, он себя забывал от накатывающей волнами ненависти к Кедде и обреченности из-за выбора Кайи. Теперь-то уже стало понятно, кто ей нужен на самом деле. Вилхе сомневался до последнего, цепляясь за надежду и отказываясь признавать очевидное. Даже реакцию Кайи на шуточки Беаты о ее влюбленности в Кедде предпочел пропустить мимо ушей, памятуя о богатой фантазии кузины. Но когда в руках Кайи мелькнул кинжал с рукояткой в виде дракона…
Они с Кедде услышали призывный сигнал его свистка, когда веселье в стане циркачей было в самом разгаре и подсадные посыльные едва успевали сновать от одного пировальщика к другому с кувшинами эля. По расчетам, полная тишина у городских стен должна была установиться в течение получаса, но троекратное кряканье в очередной раз сорвало все планы. Вилхе еще переглянулся с Кедде, решая, что делать, а потом стремглав бросился на помощь.
Открывшаяся в большом шатре картина живо напомнила события десятилетней давности, когда отец точно из такой же клетки высвобождал бездыханного Дарре; и чувства породила те же самые: гнев, ужас, ненависть. Скольких драконышей Вилхе уже освободил, а так и не смог ни привыкнуть к творимым людьми жестокостям, ни понять, как можно измываться над детьми.
Таких мальцов, как нынче, Вилхе еще не видел. В груди подернулось холодом, когда он подумал о том, что за свою короткую жизнь уже пережил этот драконыш. Но времени на слабость не оставалось: надо было как можно скорее вытащить пленника из его темницы и свалить из этой обители зла подобру-поздорову. Ключ от клетки нашелся на шее у бессознательно горбуна, и Кайя с какой-то неожиданной для Вилхе жесткостью перерезала шнурок тем самым кинжалом, который так поразил его воображение. Даже ее слова: «Жаль, что не промахнулась» — не возымели такого действия, как рукоять с головой ящера.
Дракон в окружении Кайи был только один. Арве, разумеется, не считался в силу малолетства и недавнего появления в Армелоне. А вот с Кедде Кайю с недавних пор связывали весьма теплые отношения. Такие, что, даже держа Вилхе за руку, она вспоминала о нем. И улыбалась ему, и смущалась его, и… о поцелуях мечтала… его… Вовсе не напридумывала Беата, напротив, прозорливой оказалась там, где Вилхе оказался не способен увидеть дальше своего носа. А ведь сам тоже на губы Кайи тайком посматривал, представляя, что она скажет, если он однажды переступит черту привычной дружбы и предложит нечто большее.
 
Теперь и сам знал. Извинится, пожалеет, попытается оправдаться, сгладить углы. Может, даже своими чувствами решит пожертвовать, чтобы Вилхе не обижать: слишком сильна в ней всегда была благодарность, да только Вилхе она теперь стояла как кость в горле. Не хотел он благодарности! И снисхождения не хотел! Но слишком поздно это понял. Когда шанса на взаимность Кайи уже не осталось.
Как он мог упустить момент, когда Кайя начала привязываться к Кедде, Вилхе не знал. Впрочем, еще пару месяцев назад она интересовала его исключительно как боевая подруга — смелая, верная, безотказная. А потом что-то случилось — словно молния сверкнула, попав Вилхе в сердце и раз и навсегда изменив привычный мир. Тот, где все было легко и понятно. И в который он никогда уже не сможет возвратиться.
А ведь был шанс!
Кайя столько лет была возле него, ни на шаг не отходя, ловя каждое слово и восхищаясь каждым поступком. Будь у Вилхе чуть больше самолюбия, он возгордился бы от такого обожания. Да только он и без него не понял вовремя, что означает Кайино отношение и как правильно им воспользоваться. А когда прозрел, оказалось слишком поздно. Чересчур несвоевременно Вилхе разучился связно мыслить и хоть сколько-нибудь внятно выражать собственные желания. И явно не страдающий подобными проблемами Кедде воспользовался ситуацией. И теперь именно он мог дотрагиваться до Кайиных пальцев, гладить ее по волосам, прижимать к себе и даже…
Энда все подери, когда Вилхе представлял их объятия, у него темнело в глазах, а в душе рождался настоящий дракон. И пусть Вилхе никогда не обладал второй ипостасью, теперь он отлично знал, что ощущал отец, когда хотел спалить Армелон. Вилхе тоже бы что-нибудь спалил. Как минимум этот отвратительный цирк с его извергами-артистами, чтобы те на себе прочувствовали хоть толику той боли и ужаса, что испытывал освобожденный ими мальчишка.
Да только Кедде и тут его обошел. Описал на прощание круг над цирковым обозом и полыхнул огнем, не жалея никого. И Вилхе не мог его осуждать. Если кто-то из этих мерзавцев достоин спасения, боги уведут его от гибели. А если нет, так тому и быть. Может, хоть это отобьет у людей желание измываться над слабыми и беззащитными.
Иногда прощать не остается совсем никаких сил.
Джемма обняла так и не пришедшего в себя драконыша и взмыла в воздух. Кедде подобрал остальных, а заодно захватил одну из цирковых палаток. Ее потом приспособили для переноса освобожденного пленника, так как тащить его без защиты на большое расстояние было чревато.
Пока драконышу как могли перевязывали изувеченные бока, Беата пришла в себя, сняв с плеч Вилхе хоть одну вину. Не признаваясь самому себе, он тем не менее больше всего беспокоился именно за ее состояние. Все-таки кузина после своей голодовки была очень слаба: Вилхе вообще удивлялся, как она на ногах держалась. Видимо, охватившая из-за исполнившегося желания эйфория была в этом деле хорошим подспорьем. А потом, когда Беата увидела все без прикрас…
Вилхе не удивлялся, что она отказалась от нового путешествия: далеко не все обладали такой силой воли и таким состраданием, как Кайя, позволявшим снова и снова бросаться в самую гущу. Вилхе был готов к тому, что Кайя встанет на защиту набедокурившей сестры. Но никак не ожидал, что она решит проделать путь до Армелона в гамаке вместе с драконышем.
— С ума сошла? — от изумления Вилхе растерял привычное хладнокровие. — А если он очнется по дороге? Он же тебя одним махом перекусит.
Кедде где-то в стороне поморщился, явно считая, что Вилхе сейчас оскорбляет его собрата, но промолчал. А вот Кайя молчать не стала.