Когда плачут драконы (СИ)

Впрочем, узнает. Не сейчас, так чуть позже, когда наберется сил и станет способна хоть как-то реагировать на происходящее.
Беата даже не думала, что может быть так плохо. Когда ничего уже не хочется, разве что укрыться с головой той самой тканью, на которой лежала, и ждать, когда падающий хлопьями снег занесет ее так, что невозможно будет отличить от обычного холмика. Любое движение требовало невероятных усилий. Даже необходимость думать требовала невероятных усилий, а Беату одолевало такое безразличие, словно случилось что-то непоправимое.
Они спасли драконыша.
Он лежал, свернувшись клубочком, в почти доделанном гамаке, и дышал неровно, почти по-человечески всхлипывая. Беата никогда еще не видела такого маленького ящера — он был размером чуть больше лося — но даже этому не смогла удивиться. В конце концов, драконы же появляются из яиц, значит, совсем крошечными. Растут потом быстро, к совершеннолетию становясь настоящими исполинами, а этому, видать, не до роста было. Выжить бы. У таких-то хозяев.
Беата не ожидала того, с чем пришлось сегодня столкнуться. Крови, издевательств, боли, детских безвинных слез. Спасение драконышей ей почему-то представлялось легким веселым приключением. Они же делали хорошее дело, а значит, и награда за это хорошее дело должна была быть соответствующей. Нет, Беата хотела не похвал и признания, а какой-то яркой, все затмевающей радости в душе, которая объяснила бы, зачем Беата вообще родилась на этот свет.
Ничего не было.
Грязь, ужас, ненависть — Беата пропустила их через себя и словно сдулась. Ей было неимоверно жалко несчастного мальчишку-пленника, но теперь она предпочла бы, чтобы Кедде не сдержал слово и не взял ее с собой. Тогда Беата злилась бы и представляла себе нечто светлое и прекрасное — и оно было гораздо лучше, чем оказалось на самом деле. Просто мечта разбилась вдребезги, ничего после себя не оставив. И Беата не знала, ради чего ей существовать дальше.
Родителям она не нужна. То есть они, конечно, любят ее и даже как-то по-своему заботятся, но, не будь ее, они, пожалуй, и не расстроились бы вовсе. Жили бы в свое удовольствие, как привыкли, и забот не знали.
Старшая сестра всегда видела в ней только помеху. Они с детства не понимали друг друга, и Айлин воспринимала Беату как навязанную родителями обузу: вроде и должна о ней заботиться по причине старшинства, а лучше бы такой проблемы просто не было.
Кайю Беата и вовсе родной не считала. Жалела, конечно, сироту, благодарность испытывала за то, что та для нее делала, но членом семьи — той самой семьи, которой на самом деле ей так не доставало, — все же не чувствовала. А потому даже не думала, есть ли у Кайи к ней хоть малейшая привязанность. Тем более что взяться той было ну совсем уж неоткуда: не заслужила Беата своим поведением Кайиной теплоты. Так что и искать там нечего.
Из кузенов Беата признавала только Вилхе, но про него все уразумела давным-давно. А теперь и подтверждение тому получила. Даже разгроми Беата весь этот цирк собственноручно и освободи всех пленных драконов на свете, он не увидит в ней ту, в ком нуждался. Потому что Вилхе не нуждался ни в ком. Он вообще будто и не человек вовсе: ошибок не допускает, эмоций не проявляет. Помощи не ждет. Пройдет мимо Беаты и не заметит. Тоска…
Одже…
Беата вздрогнула, не понимая, как это имя вдруг встало в один ряд с самыми родными и близкими людьми. Ну и что, если именно с ним Беата в последнее время общалась больше, чем со всей своей семьей, вместе взятой? Ну и что, если он любил читать так же сильно, как Беата, и готов был обсуждать с ней книги, доставляя почти ни с чем не сравнимое удовольствие? Ну и что, если он больше недели хранил Беатины пряники, а потом ел их с таким отчаянием, словно в них было его единственное спасение?
Он тоже считал Беату толстой. Такой толстой, что сбежал, едва она ему об этом сказала, и больше даже не подошел ни разу, и не посмотрел на нее, и при встрече на другую сторону улицы переходил, стараясь затеряться между домами. Беата не понимала, что мешало ему раньше разглядеть в ней далеко не худышку, но какое это имело значение? Едва она подумала, что нашла настоящего друга, который принимает ее такой, какая она есть, и ничего от нее не требует, как он ее предал и бросил, оставив в душе неожиданную и никогда раньше не испытываемую боль.
 
Если Кедде думал, что Беата объявила голодовку из-за его идиотского условия, то глубоко заблуждался. Она хотела показать Одже, какой может стать. Чтобы он начал локти кусать, поняв, какую девушку потерял. Беате, конечно, не было до него дела, да и кто вообще такой Одже, чтобы из-за него страдать? Но наказать его за подобное пренебрежение следовало незамедлительно, и Беата использовала всю силу воли, чтобы осуществить свой план.
Чего ей это стоило, не хотелось даже вспоминать. Держаться помогала только невиданная ранее злость все на того же Одже. Попадись он ей тогда на дороге, первая их встреча показалась бы ему цветочками по сравнению с нынешней. Но Одже, зная ее характер, очевидно, предполагал что-то подобное, поэтому и вел себя соответствующе. А Беата, так и не найдя возможности высказать ему свое отношение лично, просто заперлась в собственной комнате и читала до рези в глазах, перекрывающей спазмы в пустом животе и позволяющей злиться на нее, а не на этого предателя!
И как она должна была отреагировать, когда увидела его возле дома Кедде?
Конечно, отвернуться и сделать вид, будто никакого Одже она отродясь не знала. Просто пройти мимо, даже не бросив взгляда. А еще лучше начать помогать уже ждавшему их Дарре отстегивать от пояса синего ящера гамак со спящим драконышем. И пусть ноги отказывались держать из-за усталости, а руки дрожали от холода и перенапряжения. И пусть в груди вдруг что-то полыхнуло и разлилось неуместным теплом, изгоняя и злость, и безразличие, и даже почти одолевшую безнадежность. И пусть из уст просто рвались наружу едкие вопросы, что Одже тут забыл и как она теперь выглядит, Беата смогла с собой справиться. Уж чего-чего, а силы воли ей было не занимать. И все в этом теперь убедились.
Показалось ей, или Одже на самом деле выдохнул ее имя — Беата в любом случае не обратила на него внимания. И никак не могла понять, почему он продолжал стоять — не уходя, но и не приближаясь, — хотя никто не обращал на него внимания. И только Кедде, приняв человеческий облик, недобро усмехнулся.
— За новой порцией извинений для подружки пожаловал? — даже не глядя в его сторону, поинтересовался он. — А я думал, нос у тебя еще с прошлого раза не сросся.
Одже вздрогнул; Ойра милосердная, Беата не увидела этого, поскольку по-прежнему стояла к нему спиной, а кожей почувствовала. Словно воздух колыхнулся так, что задел ее. Беата вздрогнула следом. И только сейчас поняла, что именно сказал Кедде.
— С какого прошлого раза? — так спокойно, как только могла в охватившем ее волнении, спросила она. Кедде лишь отмахнулся, всем своим видом показывая, сколь сильно она ему мешает. Но когда Беату это останавливало? Мигом забыв и о драконыше, и о своей усталости, она схватила Кедде за грудки и даже встряхнуть умудрилась, требуя ответа. Тот раздраженно дернулся, рассчитывая освободиться, но разжать Беатины руки сейчас можно было только тисками.
— Как же вы меня оба достали, — неожиданно замученно вздохнул он и посмотрел за спину Беаты. — Вилхе, угомони сестрицу, пока я по-настоящему не разозлился. Тут мальчишка загибается, а я должен…
Беата ощутила на своем плече руку Вилхе. Он твердо, но при этом очень ласково потянул ее к себе, и Беата почему-то подчинилась.
— Прости, — без всякого притворства проговорил Вилхе. — Мы с Кедде оба были не правы по отношению к тебе. Так что если захочешь в следующий раз полететь с нами…
— Не захочу! — оборвала его Беата и резко обернулась. Конечно, Одже уже не было: она знала это еще до того, как увидела опустевший угол дома. И что ей оставалось делать, как не рвануть за ним в острой необходимости найти и объясниться? Все вдруг встало на свои места. Видела Беата разбитое лицо Одже, да только никак не могла додуматься, что с ним произошло. Впрочем, не особо и старалась: так была обижена и сердита на него. А он, по всему выходило, пытался тогда Кедде вежливости научить. Вытребовать, чтобы этот грубиян перед Беатой извинился. А она не дождалась его возвращения. А потом и вовсе… отворачивалась всякий раз, как встречала. Это Одже должен был злиться и обижаться: он еще и физически пострадал из-за неблагодарной девицы. А он…