Когда плачут драконы (СИ)

Беата вздрогнула, разглядев наконец крупный знакомый почерк. Она видела его пару раз, когда Одже срочно вызывали по службе и он оставлял в двери для Беаты записки, извиняясь за свое отсутствие. Неужели и сейчас не побрезговал пару слов ей черкнуть? Но откуда у Айлин?..
Беата раздраженно вытерла глаза и уставилась в непослушные расплывающиеся строки.
«Беата, прости, пожалуйста, я, наверное, не имею права теперь к тебе обращаться, — начиналось письмо, и Беата вздрогнула, еще сильнее почувствовав себя виноватой. Конечно, Одже все понял именно так, как она и думала. Опять взвалил на себя ее проступок и решил, что непростительно обидел. И больше не посмел испытывать судьбу. — Но я хочу наконец сделать то, на что мне никогда не хватало смелости. Столько времени потерял, а ведь должен был каждый день тебе эти слова говорить!
 Ты лучшая девушка на свете, Беата! Самая красивая, самая пылкая, самая добрая, самая искренняя, самая понимающая! Пожалуйста, поверь в это и не позволяй никому себя обижать! Быть твоим другом — это огромное счастье, и я никогда не забуду, столь щедро и бескорыстно ты делилась им со мной. Верю, что ты тоже обретешь свое счастье, и буду всю жизнь молить об этом Создателей: уж такую-то просьбу они наверняка услышат.
 Спасибо за все то, что ты для меня сделала! Ты — лучшее, что могло со мной произойти! Пожалуйста, сияй и дальше, сияй всегда, мое яркое жгучее солнце!»
Слезы просохли.
Другая на месте Беаты, наверное, окончательно отдалась бы отчаянию, поняв, что натворила, Беата же с каждым прочитанным словом только собиралась с мыслями. И утверждалась в самой главной — она не может отказаться от Одже.
Вовсе не потому, что он — единственный в мире — видел ее такой, как написал, и любил всей душой. А потому, что Беата не могла без него жить. Не хотела, не представляла себе нового дня без его теплоты. Не позволит она Одже бросить себя! Разыщет, схватит за грудки, заглянет в глаза, выскажет ему все!..
И больше никогда не отпустит!
Забыв об усталости, Беата снова выскочила из дома и помчалась на другой конец города к сестре. Уже вечерело, и Айлин наверняка готовила детей ко сну, но Беата не могла ждать. Любая секунда могла стоить Одже жизни, особенно если Беата верно догадалась, куда он отправился. Еще в самом начале знакомства они говорили о том, есть ли способ пробраться в Заповедную пещеру и встретиться с богами. Тогда им с Одже обоим было, что спросить у Создателей. Позже, однако, Беата обнаружила, что ее жизнь вовсе не так пуста и бессмысленна, как чудилась до дружбы с Одже. А вот он, кажется, так и не обрел хоть толики такой же уверенности.
— Соскучилась вчера по «Истинным сказаниям», — без толики насмешки объяснила Айлин, — а в книге письмо.
— Читала? — не удержалась от колкости Беата. Адресат на листке отсутствовал, и невозможно было узнать, для кого оно, не развернув. А там всего несколько строк: глазом скользнешь — и хватит.
— Читала, — не стала юлить Айлин, чем неожиданно вызвала у Беаты прилив уважения. — Не знаю, что у вас произошло, но, Беата, такой шанс Создатели дарят только раз в жизни. Упустишь его — никогда себе не простишь. Поверь, я знаю.
— Я тоже, — очень серьезно кивнула Беата. Сложила письмо и спрятала его на груди. Пусть поможет. Пусть укажет правильный путь. Пусть приведет к Одже — Ойра, Ивон, пожалуйста! Сберегите его, не обидьте, отведите беду! А уж Беата в долгу не останется.
Она выдохнула, подобрала юбку и бросилась к дому Вилхе…
 Глава тридцать пятая: О драконьей ненависти 
Ора смотрела на собравшихся возле дома Кедде ребят с нескрываемым интересом. Все они были ей знакомы: и Вилхе с Хедином, и Арве с Ярке, и Джемма с Кайей, и даже Эдрик с Кеолой. Последняя, кстати, занимала Ору больше остальных. Ее тоже предали близкие, да еще и не друзья, а семья, и Ору очень волновал вопрос, откуда Кеола брала новое доверие. Она ведь и людей не должна была привечать после плена, однако нашла в себе силы начать новую жизнь среди враждебного племени и полюбить дракона. Как же Оре хотелось понять, способна ли она простить что тех, что других. И решить наконец, что ей делать дальше.
 
Осенью ей стукнет пятнадцать. Редкий дракон засиживался в отчем гнезде до такого возраста, считая себя достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно. Привязанность к родителям, конечно, не остывала полностью, но переставала становиться чем-то болезненным, и Ора чувствовала это на себе. Вместо того чтобы презреть все опасности и отправиться на другой конец света, где испокон веков летовали драконы, она предпочитала отсиживаться в человеческом городе и ждать их возвращения в Долину. Правда, в глубине души не была уверена, что и тогда захочет вернуться к своему племени. К кому?
Они никогда не были особо близки с родителями: при семерых детях тем просто не хватало времени на каждого. Оре «посчастливилось» родиться третьей с конца, аккурат между слабой здоровьем сестрой и мальчишками-близнецами, и потому она задолго до нынешнего возраста оказалась предоставлена самой себе. Серьезной помощи родители от нее не требовали, рассчитывая на более старших детей, и все свободное время Ора проводила с соседским мальчиком, быстро ставшим ее лучшим другом. Каких только шалостей они ни вытворяли вдвоем, ни о чем не думая и никого не боясь. И однажды поплатились за свое легкомыслие.
Берге всегда был решительнее и отчаяннее Оры. Где она предлагала выждать, бросался в бой. Где хотела все взвесить и обдумать, рисковал и побеждал.
В тот день, когда он впервые попал в плен, они сильно поссорились, и Берге улетел за горную гряду один. И не вернулся.
Ора почему-то приняла это как данность, не переживая о нем и почти забыв своего лучшего друга.
Но, когда Берге вернулся, ее радости не было предела. Ора даже не поняла, насколько он изменился. Списывала все странности на человеческий плен и была уверена, что рано или поздно Берге оклемается и снова станет прежним.
Даже рассказала ему тайну, которую бабка Гудлейв велела хранить во избежание беды. Но Ора не ждала от Берге подлости. Тогда она еще верила в настоящую дружбу.
А теперь не знала, как вновь посмотреть ему в глаза. Ведь в Долине им обязательно придется встретиться. И Ора очень хорошо представляла, какую боль ей это причинит. И не хотела ее. Лучше здесь, где никто не знал ни о ее дружбе с Берге, ни о том, как он с ней поступил. Не задавал вопросов и не заходился от жалости. Даже Кайя, которой Ора от неожиданности раскрыла душу. И снова выдала свою тайну.
Ночь потом не спала, стараясь решить, как бы выкрутиться, если эта самая Кайя уже растрепала всем и каждому о ее способности притягивать золото. Проще всего, конечно, было выполнить свою угрозу и сбежать из Армелона, но Ору останавливало необъяснимое желание проверить человеческую девчонку на вшивость.
И Ора придумала план.
Каждому новому знакомому она рассказывала о совершенно другом свойстве золотых драконов. Эйнарду, например, наплела, что у нее ледяное дыхание. С Джеммой «по секрету» поделилась своим умением понимать язык зверей. И ждала потом в напряжении, с каким требованием к ней явится градоначальник. Ставку, конечно, делала на золото: все-таки для людей этот металл имел первостатейнейшее значение.
Однако день шел за днем, и возвратившийся из похода градоначальник заходил, но ни словом не обмолвился ни о плачевном состоянии своего города, спасти который могла только Ора, ни о том, сколь счастлив он ее появлению в Армелоне и как сильно надеется, что ей здесь понравится и она решит остаться. Пообещал только, что сделает все, чтобы ее собратьям не пришлось больше маяться в рабстве. И Ора почему-то ему поверила.
А потом дала шанс его жене, пригласившей ее пожить в их доме. Ора к тому времени уже совсем поправилась, и занимать место в госпитале ей было не положено. Эйнард, правда, даже намека себе на это не позволил, догадываясь, вероятно, что выбора у Оры особо не было, но она и сама все понимала. Старалась в счет платы помогать с больными и размышляла над дальнейшей судьбой, склоняясь к тому, чтобы отправиться в Долину и там дождаться возвращения драконов. Предложение Ильги было весьма неожиданным и в первый момент показалось Оре тем самым ответом на вопрос о болтливости Кайи и корысти ее знакомых. Но в глазах у Ильги было столько теплоты и странной необъяснимой грусти, что Ора почувствовала искреннее желание принять приглашение.