Царь Александр Грозный (СИ)
— Сколько вы заплатите мне, за то чтобы я помог вам? — спросил Мустафа. — Только смотри не продешеви.
— Я готов отдать двадцать акче, господин.
Мустафа скривился.
— Хорошо! Пусть каждый из вас даёт по двадцать акче. Мне нет резона на вас наживаться. Ибрагим! — крикнул он, разворачиваясь в седле. — Оттяните повозки нашими верблюдами.
— Сейчас исполним, шехзаде! — крикнул одетый в длиннополую безрукавку без рубахи, тюрбан и шаровары с сапогами чернобородый громила.
Это был его первый сотник и порученец, приставленный князем Александром. Мустафа не знал, что Ибрагим был простым русским оборотнем и ценил его за исполнительность и недюжинную силу. Ибрагим из-за своей нечеловеческой природы не боялся ни жары, ни холода и мог, как волк неделю не принимать пищу без утраты функциональности.
— Шехзаде? — удивлённо воскликнул купец. — Господин сын султана? Какой? Я знаю всех.
— Я старший.
— Шехзаде Селим? Не может быть! Я хорошо знаю его!
— А Мустафу знаешь? — усмехнулся
— Мустафу?!
Старик в изумлении и испуге расширил глаза и раскрыл рот. Потом закрыл рот обеими ладонями и со стуком о камни упал на колени.
— О, Аллах всемогущий, спасибо тебе за такую радость. Сподобил Аллах увидеть первого наследника живым и здоровым.
Старик заплакал. Из-под его ладоней побежали грязные ручьи слёз.
— А я смотрю, и не верю своим глазам.
Он поднял лицо на Мустафу.
— Ходили слухи, что ты вознёсся на небо прямо из покоев султана Салмана, но мало кто в это верил.
— И правильно делали, — рассмеялся Мустафа. — Просто один кудесник залечил мне раны, нанесённые стражниками отца. Рустем-паша заманил меня в шатёр к отцу, а сам наговорил ему, что я иду его убивать, а я даже кинжал с собой не брал. Моя мать убеждала меня, что это ловушка, но я не поверил. Я любил отца.
— Любил? — удивился старик и покачал головой. — Я тебя понимаю. Тебя любили янычары и после твоей «смерти» многие подняли восстание. Сейчас я слышал, что появился самозванец под твоим именем, но я не верил, что это ты. Ты помнишь меня?
— Я сразу узнал тебя, старик. Ты Мехмед, отец Белим-аги, моего друга и моего генерала. Визирь и позвал меня тогда обсудить вхождение моей армии в войско султана[6] для войны с Персией.
— Мой сын убил Залом-Махмуда — агу.
— Мне сообщили, — кивнул головой Мустафа.
Он увидел, что Ибрагим погоняет плетью погонщиков верблюдов, тянущих за собой двугорбых монгольских «бактрианов»[7], которых Мустафе для похода выделил Александр, сказал:
— Приходи вечером ко мне в шатёр, поговорим. Я понимаю, что на ту сторону тебе перебираться не обязательно? Ты ведь добираешься в Стамбул?
— Да, шехзаде. Но здесь нет кораблей.
— Корабли будут. Перевози свой товар туда, где грузят глину. Знаешь?
— Знаю, да. Но я не один хочу доставить товар в Стамбул.
— Думаю, одного корабля вам хватит для вашего товара, — Мустафа махнул рукой в сторону повозок.
— Это не весь товар. Рядом с крепостью есть ещё.
— А-а-а… Я видел. Хорошо. Я дам вам большой корабль. А сейчас ступай.
Старик неспешно отошёл, и вскоре площадка, предназначенная Мустафой для размещения батареи, очистилась. Пустые повозки освободили от колёс, установили на кромке косы и стали укладывать в них камень, выковыривая его прямо из дороги. Когда он лежал в земле, казалось, что он плоский с обеих сторон, но оказалось, что стёсана только одна сторона и это Александра, тоже наблюдавшего за строительством импровизированной крепости, удивило.
— Встретил знакомого? — спросил он, хотя прекрасно слышал, о чём говорил Мустафа и старик.
— Удивительная встреча. Это отец моего друга Белима, моего генерала. Того, который убил моего «убийцу». Ты же мне сам рассказывал про это. Помнишь? Что меня убили думали многие. Вот и он… Никто и представить не мог, что кто-то может, кроме Аллаха, или джина перенести человека за много-много земель. Я никогда бы не увидел твоего холодного моря, если бы меня не убили и ты бы не перенёс меня на свой маленький остров на реке со смешным именем Усть-Луга.
— Луга, — поправил его Александр. — Это город Усть-Луга, а река Луга. Город в устье реки.
— Да? А-а-а… Устье! Ты говорил. Агиз по-нашему. Рот.
— Красивое место, но холодное. И много этих… Асагелик… Вошь? Летают.
— Комаров и мошки? — рассмеялся Санька. — Это да! Даже меня они грызли.
— Но зато я увидел, какая твоя Русь разная, большая и богатая. Мёд, пчёлы, воск, лес. Богатая страна, но очень бедный народ. У нас рабы так не живут.
— Так, хорош! Мы с тобой это уже обсуждали.
— Но ты же царь!
— Не всё от царя зависит. Ты сам видел, что твориться во дворце. Да и вы же наш народ и грабите. Всё. Закончили. А то я про вас начну.
Александр не злился, а шутил. Но в каждой шутке была только часть шутки, остальное — правда. Они с Мустафой много говорили на тему справедливости.
Когда Александр, восстанавливая свои временно утраченные способности перемещения по тонкому миру, совсем «случайно» забрался в шатёр султана Салмана и стал свидетелем нападения его стражников на Мустафу, он, не понятно зачем выдернул почти мёртвого Мустафу к себе в баню, где они с Адашевым отдыхали с кикиморками.
Потом Санькины кикиморки и сам Санька долго лечили Мустафу, которого новоиспечённый царь представил Адашеву, Шуйскому и другим жертвой нападения шведов. До Великого Новгород ехали потому так медленно, что Санька боялся «растрясти» больного, но потом Мустафа потихоньку очухался и глазел на окружающие его Русские просторы во все глаза.
Александр вспомнил всё это и вздохнул.
— Что-то притомился я сегодня. Пристань заново отстраивать пришлось. Доски не выдержали бы наши пушки. Пойду я.
— Тоже устал сегодня, а мне ещё со стариком говорить.
— Это хорошо, что он тут оказался, — сказал Санька. — Поможет тебе хорошую армию собрать. Давай! Расходимся!
[1] Шехзаде или Шахзаде — титул сыновей султанов в Османской империи в XV—XVIII веках и сыновей шахов в Сефевидском государстве.
[2] Имеретия — западная часть Грузии, отколовшаяся от единого Грузинского Царства в середине 15 в.
[3] Кызылбаши (от тюркск. «красноголовые») — первоначально объединение туркоманских кочевых племён, говоривших на азербайджанском языке. Позднее кызылбашами стали обозначать всех подданных Сефевидского (Иранского)государства, независимо от их этнической принадлежности
[4] Поти — город порт на побережье Чёрного моря. Во второй половине 16 века принадлежал Имеретии.
[5] Прямозарядные пушки — заряжаемые со стороны казённой части.
[6] У наследников султана имелись свои армии, и они могли вести войны самостоятельно.
[7] Бактриан — верблюд из монгольских степей. В отличие от одногорбого арабского «драмедара» — имеет два горба.
Глава 17
Санька сегодня переделал кучу дел, но усталости не чувствовал. Его физические силы были, практически, безграничны. Пропуская солнечный свет через себя, он придерживал нужное ему количество и пользовался им на общее благо, подпитывая силой окружающих. Люди как-то чувствовали исходящую от Александра силу, тянулись к нему, не чурались тяжёлого физического труда, зная, что будут вознаграждены здоровьем, хорошим настроением. Вне зависимости от результатов труда, кстати.
Даже самых ленивых Санька не обделял силой и те, в конце концов, были вынуждены выкладываться, ибо переполнение силой, вскипающей «бульками», неприятно будоражило ленивца, будя в нём чувство вины и раскаяния.
Санька усталости не чувствовал, но был вынужден показывать окружающим, что он такой же человек, как и они. Но он уже точно не был обычным человеком. Он не был даже магом или волхвом. Если раньше Санька лечил человеческие недуги наложением рук, а потом и воздействуя на жизненные меридианы, то теперь за него всё делала сила света.
Санька просто наполнял ею болящего, и тот выздоравливал. Не сразу, конечно, а через какое-то время. Организм сам распределял полученную от Саньки энергию, залечивая сначала жизненные каналы, а уже потом наполняя по ним органы и проводя регенерацию. Излишки энергии аккумулировались в центрах силы.