Имбецил (СИ)

Псина, всё ещё осоловевшая от лекарств, долго соображала, но потом, тихо порыкивая, опустив морду и шатаясь из стороны в сторону, пошла к скрученному покрывалу, где и шумно уронила свой зад. Я думал, что она вообще не послушается имбецила. Как-то странно она себя вела, но Туру было всё равно по-ходу – он, как бронепоезд Потёмкин, тянул упирающегося меня в комнату.
- Имбецил, пусти!- зашипел-зашептал я упираясь.
Меня отпустили. Ага. Боров толкнул меня на диван, который опять мерзко заскрипел от моего веса.
- Какого фига ты вообще к себе не валишь? – вскочив с дивана, не обращая внимания на боль и общее состояние, старой развалиной засипел я.
Тур, голый, встал надо мной, почти упираясь, как скала и стал разматывать бинты. Я совсем как-то забыл про то, что он тут своим хозяйством волосатым дефилирует, а хозяйство у него было и в лежачем состоянии приличным, с такими же яйцами.
- Перебинтуешь, - даже ухом не повёл этот имбецил, продолжая разматывать мокрые, местами в свежей и уже засохшей крови бинты.
- Ты не слышал?! Вали, блядь, отсюда! – покраснев и сжав кулаки, зашипел я, а потом и вовсе, пользуясь моментом, пока имбецил занят бинтами, двинул ему коленкой по его волосатым яйцам, пытаясь ещё параллельно толкнуть в грудь.
Морда у Артура перекосилась от боли, он засопел как бык, узкие глаза-щёлки налились кровью, а сам он согнулся – дав мне со всей силы своей тупой башкой по переносице, что из глаз искры посыпались.
- Блядь! – зашептал я, хватаясь за нос, из которого потекла тёплая кровь, и садясь на диван.
На звуки нашей потасовки притопал, шатаясь, монстропёс и залаял. Слабо и не с таким остервенением, но мне хватило.
- Хочешь, чтобы я свалил? Без проблем! – глядя в глаза, прорычал мне имбецил и, встав, направился к двери.
До меня доходило, как до жирафа, но дошло.
- Нет! Стой!
- Проси. - Не просьба, не издевательство, приказ.
- Может, ещё отсосать и на задние лапки встать? – не выдержал я, косясь на псину, которая перестала гавкать, но всё ещё тихо рычала, шатаясь.
- Встанешь и отсосёшь, если я захочу, - сверля меня взглядом, произнёс своими мерзкими, полными, и, сука, нежными губами этот имбецил.
В комнате повисла тишина…
Видимо поняв по моей скривившейся моське и кривой улыбке, что я не собираюсь ничего просить, Артур направился на выход. Меня переклинило, хотя и к лучшему – не собираюсь унижаться. Пусть жрёт этот монстр, надеюсь, отравится.
- Место, мальчик, - еле слышно произнёс Тур, проходя мимо псины, скрываясь из поля моего зрения.
Кровь струилась по пальцам, а в голове звенело после удара. Мне, наверное, сейчас насрать на эту псину после всего: выебанный (и не важно, что сам нарвался), отпизженный, без голоса! Красота!
“…Именно так. Похуй. Похуй на всё - пляшем!” - решил я и лёг на спину, задрав голову. – “Даже на свой дурацкий страх…”
Я закрыл глаза, иногда шмыгая носом, когда мне на грудь прилетело влажное полотенце.
- Наклони голову вниз и приложи полотенце, - раздался голос Артура, и рядом натужно заскрипел диван. Имбецил присесть изволил. – Ещё раз что-то подобное сделаешь – не посмотрю ни на что, сломаю руки.
«Дебил! Сломает – не сомневаюсь. Сила есть, ума не надо. Только тогда кто мне зад вытирать будет?» - всплыла дурацкая мысль и тут же уплыла. Совсем я рядом с ним с башкой не дружу.
Я на слова Быкова естественно даже не шелохнулся, а этот имбецил сидел и наверное продолжал снимать бинты.
Идиот.
Голова как-то пьяно и легко кружилась, то ли оттого, что крови много вытекло, то ли оттого, что не жрал, то ли вообще оттого, что всякие меня пиздят постоянно и псиной своей пугают.
- Замотай и завяжи, - толкнули меня в бок.
Пока я понял, кто и что от меня хочет, пока поднялся, то чуть не стошнило. Заштормило меня прилично. Посидев, пока прошли звёздочки, я, чтобы этот осёл отстал от меня (заодно проверить, правду ли Лысый качок говорил про порванные вхлам руки), замотал его лапу всунутым бинтом.
- Ровнее…
- Ровнее в больнице, - огрызнулся я, поняв, что Лысый наврал, не всё там так страшно, закончив заматывать пропитанные какой-то хренью повязки, закрывающие и залепленные чем-то сами раны по всей руке. Если бы я раны увидел, меня бы точно вывернуло, а так терпимо. Разодрав хвост бинта, я завязал кое-как под пристальным взглядом концы и, откинувшись на спину, просипел: - Всё. Свободны.
 
- Ты не понял? – спокойно укладываясь на диван, оттеснив меня к стене, спросил Тур. – Я вместе со Спайком живу с этого дня здесь.
Ухмыльнувшись, я, как обычно не удержавшись, зашептал:
- Ахуеть, Веник против.
- А Веник не хозяин.
- Я главный и единственный квартиросъемщик. Чего? – очухался я и привстал.
Ничего не ответив, Тур встал и пошёл на кухню.
Какого хрена этот нарик не хозяин?
Встав с дивана и пошатываясь, я начал искать свой телефон.
- Приложи, пока не разнесло, - раздалось от двери, и в меня полетела пачка с пельменями. Пельмени я взял, но убийственно посмотрел на этого упыря. Один сожрал, другой швыряется ими!
- А чего ж ты, бля, добрый такой, ночью не приволок, чтобы я к своему очку приложил? - не сдержался я, всё так же держа пачку в руках.
- Заткнись, - прохрипел зло Тур, вырвал пачку из моих рук и, пока я не успел вскочить или что-то сделать, быстро улёгся рядом, закинул свою волосатую тяжёлую ляху на мои бёдра, а своими забинтованными “оторванными” культяпками пригвоздил меня, что не пошевелиться.
- Слезь, гандон! - засипел я, пытаясь вырваться, но мне на нос плюхнули холодную пачку пельменей.
- Начнёшь громко сипеть и упираться, придёт Спайк. Он сам принимает решения. Ему без разницы, кто виноват. Шум, крик, драки – провоцируют. Его бывшая хозяйка – алкоголичка. Из-за этого его непринятие алкоголя, табака, шума и драк.
Я затих под пельменями. От холода и правда стало легче, даже, кажется, дышать стало лучше. Ещё бы меня не давили, было бы вообще замечательно.
- Отпусти, - просипел я и вырвал всё же свою руку из его ослабевшего захвата и сам ухватился за пачку, которая лежала на моём лице абы как.
- Где его хозяйка? – прохрипел я, уже не пытаясь выбраться из-под тяжёлых конечностей. Руку одну выпустил - и на том спасибо, пока что.
- Вцепился в глотку… - через какое-то время жёстко ответил мне Тур, и я только сейчас опомнился, что он в трусах, хотя до этого был голый. И сейчас прикасается ко мне своим волосатым животом и пахом. – Купили его по дешёвке у ментов, – продолжил Артур, ещё ближе прислоняясь бёдрами ко мне. – Отбракованный из-за характера: сам себе на уме. Ротов вообще последние годы стараются не брать на службу. У них один хозяин. Характер человеческий - агрессивный. Привыкают. Работают только с хозяином. Срочники не подходят. Пытались перевоспитать Спайка под слепых. Дебилы. Недолго – не вышло. Списали - не подлежит дрессуре. Не годится даже для охраны.
Я молчал. Зачем держать такую собаку? Она убийца!
- Алкашка пыталась заработать на нём деньги, - словно услышав меня, заговорил Тур. – Кормила бездомными котами. Недолго, правда.
Я охренел.
- Как? Зачем?
- В сваренной клетке на кухне он сидел привязанный, в наморднике и ошейнике, вросшем в кожу. Вместо еды – живые помойные коты и вода. Хотела выставить его на бои. Она некогда занималась чем-то подобным. Как не сдох у этой выбляди - вопрос. – Тишина на этот раз в комнате стала даже не вязкой – тяжёлой, удушающей. Я не люблю собак и животных, но мурашки по коже побежали.
- …Мы выехали на вызов: у соседки алкашки-собачницы уже сутки из квартиры вонь, дышать нечем. Дверь взломали - там труп и голодный, измождённый ротвейлер в незапертой клетке…
Внутри у меня от этого рассказа всё похолодело и задрожало. Фу!
- Заткнись! – зашипел я, хоть горло уже не просто першило и саднило, оно болело.
Пельмени с моего лица сняли и куда-то кинули на пол - только слышно было, как они покатились по полу, рассыпавшись.