Накануне (СИ)
"Похоже, придётся просить Берию о продлении командировки"…
– Владимир Козьмич, помните, мы говорили об оборудование для производства ферритовых сердечников?…
– У нас нет, но обратитесь в "Сильванию", там точно есть.
Бакланова возвращается в зал, ищет кого-то глазами и решительно идёт к нашему столику, за которым уже сидит советская звёздная пара.
– Гриша, в самом деле сам ЛБ звонит, хочет тебе что-то предложить… – горячо убеждает она Александрова стоя перед столом. – такой шанс даётся раз в жизни…
"Берия что ли"?
– Какой ещё ЛБ? – Злится Орлова.
– Майер! Слышала о "Метро-Голдвин-Майер"? – Язвит соперница.
– Пойду поговорю, пожалуй. – Поднимается Александров, Орлова следом. Вижу что и Оля, бросив Глеба, спешит за ними.
На эстраду поднимается Эйтингон и и взяв у в оркестре колокольчик призывно звонит в него, Зворыкин галантно предлагает руку звезде, та благосклонно её принимает…
– Дорогие друзья, – начинает вице-консул, когда публика собирается вокруг эстрады. – спасибо, что пришли…
Вижу как Оля призывно машет мне и спешу к ней.
– Майер предложил мне снять фильм, – шепчет Александров побелевшими губами. – по книге Троцкого "Моя жизнь"… просил подумать. Сейчас сам Троцкий будет сюда звонить. Я просто не успел отказаться, всё произошло так быстро…
Режиссёр и актриса испуганно смотрят на меня, но сомневаюсь что выражение на моём лице добавит им оптимизма.
– Всё хорошо! Вы всё сделали правильно! – Приходит на помощь Оля. – А теперь, Люба, идите вместе с Григорием Васильевичем в зал, пейте, веселитесь и забудьте об этом звонке раз и навсегда. Если кто-нибудь будет вас о нём спрашивать, всё отрицайте. Правильно я говорю, товарищ майор государственной безопасности?
– Да. – Глупо киваю головой и, заметив страшные глаза подруги, добавляю. – Никому не слова.
Оля отодвигает тяжёлую бархатную штору и выпроваживает смятенную пару из телефонной комнаты.
– … Советское правительство положительно откликнулось на многочисленные просьбы людей, живущих за границей, о помощи в поиске родных… – Разливается соловьём Эйтингон.
– Будешь изображать Александрова, – рубит слова подруга. – выясни побольше… Пронзительно зазвонил телефон, стоящий на небольшом столике.
– Алло, с кем я разговариваю? – В трубке раздался властный голос.
– Кхм-кх, здесь Григорий Александров… – хриплю я и проваливаюсь в мягкое кресло, наигрывать волнение не было нужды. – а вы…
– Я – Троцкий. – Оля приникает ухом ко мне. – Поскольку вы, Григорий Васильевич, не сбежали от телефона как чёрт от ладана, то делаю вывод, что вас, по крайней мере, заинтересовало предложение Майера.
– Простите, а в чём собственно состоит… – начинаю довольно похоже подражать голосу Александрова (с детсва имею такой талант), подруга поднимает большой палец вверх.
– Как, этот старый мошенник не назвал сумму вашего гонорара? – Из трубки слышится раскатистый смех "демона революции". – Надеется сэкономить на режиссёре. Просите пятьсот тысяч долларов как я сам. Это я поставил условие Майеру, что фильму должен снимать русский режиссёр, иначе выйдет история как с тем французом и его развесистой клюквой. Меня не смущает, что вы известны в кинематографических кругах как человек снимающий комедии, я ведь знаю что в успехе "Броненосца Потёмкина" ваша заслуга никак не меньше, чем Эйзенштейна. Я встречался с ним в начале двадцатых: человек не без способностей, но трус отменный, поэтому при здравом размышлении решил остановить свой выбор на вас…
– Э-э…
– Понимаю вы, Григорий Васильевич, – не даёт мне вставить слово Троцкий. – можете задать мне резонный вопрос: "Почему капиталисты предлагают снимать картину о вожде революцию, да ещё и платят его создателям сумасшедшие деньги? Не является ли это ловушкой для создателей фильмы"? Нет, нет и нет. Всё просто. Майеру интересна история успеха, рассказ о том, как маленький человек из наиболее угнетаемой части разноплемённого народа тёмной империи встает на путь борьбы, выносит ужасные страдания, преодолевает их, побеждает всех врагов и становится руководителем огромной страны…
"Боюсь, что вот только "хэпиэнда" не получится".
– … там будет и любовная история, кстати, роль моей жены может исполнить Орлова…. в финале… нет, пока промолчу. Так что, хотите взглянуть на сценарий? Я понимаю, что вы захотите там что-то поменять и я полностью открыт к такого рода обсуждениям.
– Сотрудничество с вами ставит под угрозу мою жизнь и жизнь моей семьи… – Вхожу в роль, понижаю голос и с трудом выдавливаю из себя слова.
– В Америке вам ничего не угрожает, – быстро перебивает меня "демон". – живите, творите…
– Я всё же хотел бы увидеть вначале договор и получить финансовые гарантии. – Осторожно замечаю я.
– Да, неплохо бы было встретиться нам втроём: я, вы и Майер, сразу бы и контракт подписали. Правда меня не пускают в САСШ, вас – в Мексику. Послушайте, Григорий Васильевич, а почему бы нам не собраться на Кубе? Что скажете?
Сильные олины руки больно сдавливают мне плечо.
– Ну я не знаю… – Морщусь я.
– У вас когда показ во Флориде? Через две недели, так?
– Откуда вы…
– У меня всюду есть глаза и уши, – Троцкий и заразительно смеётся. – как раз это время из форта Лодердэйл на Кубу отходит пароход "Объединённой фруктовой компании", поездка для вас с женой бесплатная, будете сидеть за одним столом с капитаном, больших почестей на море не воздают.
– От поездки по морю мы, пожалуй, не откажемся…
– Вот и отлично! Мой человек свяжется с вами в Майами. – "Демон" бросает трубку.
По шее за шиворот пробежала струйка холодного пота.
– Молодец. – Оля отпускает моё плечо.
– Что это вообще было? – Вопросительно гляжу на подругу.
– Думаю, – шепчет она мне на ухо. – что Троцкому таким образом деньги переводят американские капиталисты: состряпают дешёвую поделку за две копейки и положат на полку, а сами предъявят в налоговую убытков на миллион. Если тупо перевести крупную сумму вождю Четвёртого Интернационала, то это плохо для репутации дарителя и налоги сполна платить в казну, а так – просто неудачный коммерческий проект, ну с кем не бывает, и налоговые льготы полагаются.
– А Александров с Орловой здесь причём?
– Идеалогическая диверсия, представь заголовки: "Секс-символ Советов и придворный режиссёр сбежали на Запад"! – Близость подруги и её горячее дыхание вместо ужаса вызывают у меня другие чувства.
– Вот вы где прячетесь! – В двери появляется злое лицо Эйтингона. – Делом надо заниматься! Быстро в зал, Северский с женой пришёл!
* * *Сижу в Генконсульстве, в своей узкой комнатке под крышей (Эйтингон перевёл меня с недавних пор на казарменное положение) и рассматриваю фотографии японской шифровальной машинки "Красная". Оля с шефом на переговорах по Бебо с Москвой, судя по всему, сегодняшний звонок Троцкого спутал им все планы.
"Серьёзный аппарат: на металлическом поддоне две печатные машинки… Стоп, те же самые, IBM Model 1, что я прикупил здесь два года назад. Выходит не один я на них глаз положил. Две наборные панели с перемычками, три блока шаговых искателей с аккуратно распаянными разноцветными проводами. Чёрт, не видно шильдиков"…
Быстро перелистываю толстенный "талмуд".
"Так и есть, "бил ов матириалз" составлен со всем тщанием, кроме того многостраничная принципиальная схема и ещё вдобавок таблица распайки проводов (рядом с иероглифами перевод на английском). Спасибо, конечно господин Фридман, но думаю мы бы справились и без неё. "Красную" японцы будут юзать до 1941 года, так что сгодится. "Фиолетовая" уже на подходе, с начала 1938-го начнёт постепенно вытеснять "Красную" на самых ответственных направлениях, а у меня в голове из будущего кроме блок-схемы и нескольких небесполезных подсказок – ничего".