Выбор. Долгие каникулы в Одессе (СИ)
А то мышкой от ноута взмахнут и немецкий блицкриг в молниеносный капут превращают. Желания-то хорошие, не спорю, но где на всё это взять ресурсы, а главное «где деньги, Зин?», если их изначально небыло? Ещё Михайло Васильевич Ломоносов своему собутыль… другу Баркову, тому самому, что: «В блестящий век Екатерины…» говаривал не раз:
– Эх, Ванюша! Чтоб в твоём кошеле золотишко прибыло, надо чтоб оно у кого-то из кошеля убыло. Только без уголовщины! Кодекс мы должны чтить. Поэтому бить будем аккуратно, но сильно. А концы в воду!
Или это не он говорил? Впрочем, неважно. Всё врут товарищи писатели, хм… а может и не врут? Вот сейчас немного оклемаюсь и сам проверю. Как пойду нагибать всех вокруг, так держите меня семеро! Главное про командирскую башенку на Т-34 не забыть, видел я этот танк… на постаменте. Вот про промежуточный патрон ничего не знаю. Откуда?
Я и автомат-то два раза в руках держал, когда присягу принимал, да когда на дембельский альбом фотографировался. Нахрена писарю автомат? Писарь тяжелее авторучки в руках ничего не держит. Это его стратегическое оружие и другого ему не надо, его и так все боятся. Вы когда-нибудь видели писаря с авторучкой наперевес в атаке? То-то. Орёл!
Чёрт! Что ж меня так торкнуло-то? Сарказм так и прёт из меня, а мне срочно надо по маленькому. А то тоже прёт изнутри не по-детски и конфуз уже не за горами. Я осторожно снял тряпичный тампон с левого глаза (тампон на правом глазу оказался прибинтован повязкой) и с любопытством осмотрел помещение. Да уж… не ВИП палата в больничке и не люкс в Хилтоне.
Небольшая узкая комнатка, чуть больше двух метров в ширину и метров шесть-семь в длину, обклеенная старыми выцветшими обоями. Этакий пенал-переросток, с потолками около трёх метров высоты, но скорее всё же ниже. В торцах пенала располагались широкие и высокие окна. Одна стена комнаты была глухой, в другой стене почти посредине были видны широкие двустворчатые двери. Комната условно делилась на три части двумя ширмами. Одна стояла возле моей кровати, вторая отделяла более «длинную» хозяйскую часть и перегораживала комнату от двери и до глухой стены.
Моя кровать была поставлена почти вплотную к стене вдоль торца этого «пенала», а окно располагалось немного выше кровати. В настоящий момент оно было прикрыто плотными шторами почти не пропускающими дневной свет. Спеша избежать конфуза я откинул одеяло и, перевернувшись на живот, сполз с кровати, так как мои ножки, увы, до пола не доставали. О! Какая чудная ночная ваза под кроватью стоит. Литров на семь-восемь, не меньше, явно не мой размерчик, но мне сгодится.
Одежды на мне, кроме повязок из бинтов, никакой не было, но меня это нисколько не смущало. Я поспешил воспользоваться «удобствами» одновременно изучая обстановку вокруг. Возле моей кровати в изголовье стоял небольшой столик, напоминавший журнальный, но более массивный на вид и рядом с ним стоял вычурный венский стул. И столик, и стул были изготовлены в едином стиле что-то смутно мне напоминающем. От остальной комнаты мой закуток отделялся небольшой раздвижной ширмой сейчас сдвинутой к глухой стене.
На стуле я обнаружил постиранные и поглаженные «штаны», как я их назвал, затрудняясь дать точное определение этому «шедевру» портняжного искусства. Штаны пестрели свежими заплатками, а сверху на них лежала какая-то верёвочка, явно один из аксессуаров «настоящего джентльмена». Больше из одежды небыло ничего. Ни рубашки, ни трусов, ни носков, ни ботинок.
– Да мы с тобой, «дружок», оказывается распоследняя голь перекатная. – Со вздохом произнёс я, подвязывая штаны шнурком, так как ни пуговиц на ширинке, ни самой ширинки, как и ремня, или подтяжек, вблизи не наблюдалось. «Дружок» при тщательном осмотре так же привёл меня в состояние задумчивой меланхолии. Конечно, я не большой специалист по подростковой анатомии, но такие размеры у меня прежнего были в классе так пятом-шестом. Хотя моё телосложение в тот раз было значительно крепче… Отсюда вывод, я или доходяга-дистрофик, или вообще карлик. Что печально. Одно радует, судя по всему энурез мне не страшен, а до простатита ещё как до Пекина… хм, пешком.
Продолжая осмотр, я прошлёпал босыми ногами по хорошо сохранившемуся паркету (на вид так настоящий дуб), и заглянул за вторую ширму. Шикарный вид! За ширмой скрывался интерьер спальной комнаты выполненной в стиле Ампир. Широкая и даже на «мой прежний» взгляд неподъёмная кровать, прекрасной работы антикварный туалетный столик, с многочисленными изящными ящичками под разные женские штучки и, главное, с большим овальным зеркалом.
У столика стоял венский брат-близнец моего стула. Весь этот полированный антиквариат из красного дерева хорошо сохранился и в моём времени стоил бы немалых денег. Занавески и шторы на этом окне были открыты и я, отодвинув стул в сторону от столика, наконец-то смог взглянуть на себя.
Ну что сказать? Не карлик. Просто мелкий пацан в крайней степени истощения. То-то я чуть что, так сразу в обморок брякаюсь. Довели блин! Да за такое отношение к ребёнку надо на месте убивать! Прикусив язык, я начал осторожно разматывать повязку на голове. Какая-то холстина, но точно не марлевый бинт. Последние два витка я снимал с шипением, так как повязка подсохла, а воды, чтоб смочить бинт, в комнате я не обнаружил. Выходить куда-то на её поиски я счёл преждевременным, надо было сначала разобраться с полученными травмами. Спасало положение то, что ушибы и ссадины были густо смазаны какой-то гадкой коричневой мазью, от которой и воняло дёгтем.
Правую сторону лица украшала здоровенная гематома. Бровь была разбита, но уже схватилась корочкой и подживала. Синяк тоже начал спадать и теперь цветом напоминал из себя палитру безумного художника. Где тёмно-фиолетовый цвет перемешивался с багрово-красным, переходя в жёлто-зелёные оттенки. От удара полопались капилляры глаза, и теперь он напоминал глаз вампира, хищно краснея на фоне остального многоцветья.
Сняв бинт с шеи, подивился бледно-розовой узорчатой полосе на горле. Как-то уже доводилось такую видеть. Я задумался и вспомнил название. «Странгуляционная борозда». Блин! Пацана пытались удавить? Цепью? За что?? Да что ж это за мир такой! Не… надо разбираться. Там не получилось, так здесь за мальчишку кому-то ответить придётся. Или я не Миша Лапа!
Дальнейшее любование на себя «красявого» ничего особо нового не принесло. Конечно, досталось этому телу крепко. Как только и выжил малец… Хотя, может и не выжил, раз я здесь. Но, теперь точно выживет. И если бы не его замызганный и запущенный вид, то мальчишка вполне так себе ничего. Мне он даже понравился. Вот только лохмы эти, сальные и пепельно-серые от грязи надо обрезать, а то, как у девчонки, почти до плеч свисают. Пацана помыть, постричь, и будет тот ещё красавчег! Смотав бинты в рулон, я направился «на свою» половину.
И тут одна створка двери отворилась и в комнату вошла дородная женщина. Я даже замер от удивления. Ну, вылитая фрёкен Бок из мультика про Карлсона! В руках у неё находились небольшая миска и чашка. Она повернулась в мою сторону, взглянула и на секунду замерла. Ну, да! Видок-то у меня был ещё тот. Я-то себя во всей красе уже видел, и хорошо, что после горшка, а то ведь и маленькая неприятность могла бы от неожиданности случиться. А она меня такого «красивого» только сейчас увидела. Я ж до этого весь перебинтованный лежал.
Её лицо вдруг побледнело. Из ослабевших рук выпала сначала чашка и упала, расколовшись об пол и залив его чаем. Следом задребезжала и покатилась по паркету миска, пятная пол брызгами какого-то варева. А затем и сама хозяйка, закатив глаза и прижимая руки к груди начала медленно оседать на пол. И тут внутри меня что-то словно прорвалось, меня окатила волна безудержного отчаяния, и я с душераздирающим криком бросился к этой незнакомой женщине.
– Мама! Мамочка, не умирай! Прошу тебя!
Ухватив осевшую на пол женщину за плечи, я из всех своих тщедушных силёнок старался не дать ей завалиться на спину. Почему-то в тот миг это мне казалось важным. Меня била истерика, я кричал и кричал, давясь словами и слезами: