Граф Суворов (СИ)

Безопасник несколько раз попадался мне на глаза, когда ставили дополнительные камеры, когда перестраивал порядки у дежурных, которые теперь подчинялись лично ему. Но в последний раз, когда мы встречались — разговаривал исключительно вежливо, и постоянно что-то записывал. Странно все это до крайности.
Во внезапно проснувшееся благородство куратора и Берегова я не верил ни на грош, а значит они либо были заняты другими делами, либо готовили такую подлянку, от которой даже мне не отвертеться. И предложение Зямы было как раз из этой серии, уголовное преступление, которое можно не только в дело занести, но и передать жандармерии, точно списав студента.
Доев и умывшись, мы вновь облачились в дождевики и вскоре уже сидели на лекции Гаубицева. У него изменения тоже были на лицо, но совершенно не те, что я рассчитывал. За прошедший месяц он буквально возненавидел алкоголь, смотрел на бутылку словно на яд, и все равно регулярно прикладывался к горлышку. В результате выпивая даже больше, чем до того, как я начал работать с его меридианами.
— Сегодняшняя тема — баллистические среды… — проговорил Гаубицев заплетающимся языком. — Кроме извест…тных вам воды, брони, воздуха и земли, существуют…
— А ведь это первая пара. — тихо проговорил Шебутнов. — Ко второй он вообще в стельку набухается.
— Кто это сказал? — зло обведя мутным взглядом зал спросил Гаубицев. Все естественно молчали, а я решил подняться. — Ты, Иванов?
— Никак нет. Разрешите вопрос? — поинтересовался я.
— Давай. — чуть ли не обреченно кивнул Гаубицев, и его голова на мгновение замерла в нижнем положении. Спустя секунду он встрепенулся, мутным взглядом не сразу сумев сконцентрироваться на мне.
— Мы уже четверть учим все баллистические траектории, поправки среды и ветер. В прошлый раз рассматривали проникающие боеприпасы и действие кумулятивной струи. — продолжил я, видя, что он меня слушает. — Разве это важно, когда применяешь резонанс? Какая разница что останавливать щитом?
— Какая разница? — тихо проговорил Михаил Иванович, и с силой потер плечо, что последнее время делал довольно часто. — Хэх. Садись, Иванов. Какая разница…
Сев на место я с удивлением понял, что голос лектора почти совсем затих. Он все теребил и теребил плечо, что-то бормоча себе под нос, и время от времени усмехаясь. Затем встал, покачиваясь, и облокотился на спинку стула.
— Какая разница… — горько произнес он, и совершенно неожиданно для нас всех начал стягивать пиджак. — Я тебе покажу, какая разница, чем в тебя стреляют, сопляк. Какая разница? Вот она! Вот, видишь?
— Прошу прощения, я не хотел вас оскорбить. — тут же вскочив с места произнес я. Преподаватель, с трудом оторвавшись от спинки стула, снял пиджак и сорвав пуговицу манжеты задрал рукав до самого плеча.
В начале я подумал, что вместо руки у него протез. Такой тощей, скукоженной оказалась плоть. Обгорелое, покрытое застарелыми шрамами нечто, лишь отдаленно напоминающее нормальную конечность. Большая часть мышц отсутствовала, суставы оказались вывернуты и все же Гаубицев сумел ею двигать.
— Садись, Иванов. — проговорил преподаватель и сам рухнул на стул. — Ты не виноват. Конечно, не виноват. Никто из вас. Просто я был таким же восторженным дебилом, как и все сидящие в этом зале. Конечно, ведь я — дарник! Владеющий…
— Что с вами случилось? — спросил я, когда учитель надолго замолчал.
— Что? А… — попытался отмахнуться Гаубицев, но похоже количество алкоголя в крови уже превысило критическую отметку и развязало язык. — Пуля. Одна единственная пуля, противопехотная, с ручного гранатомета. Фосфорная. Вы должны знать, что такое бывает. Должны быть готовы. Иначе повторите мою судьбу…
Дальше говорить он был уже не в состоянии, и в очередной раз уронив голову на грудь заснул. Я же клял себя по чем свет. Как я мог не заметить, что его меридианы на столько искривлены? Да, я работал только с туловищем и головой, но общий диссонанс все равно должен был меня насторожить.
— Теперь понятно, почему он бухает по-черному. — тихо произнес Шебутнов. — Я бы такую боль, наверное, вообще не пережил. Белый фосфор, он же человека живьем насквозь прожечь может.
 
— Да, вполне возможно. — кивнул я, вспоминая однозарядный гранатомет, из которого палил по ведьме. Могли там оказаться фосфорные боеприпасы? Наверное, но не оказалось на мое счастье. Хотя мне с самого начала было понятно, что против людей должно применяться легкое стрелковое оружие, но этот мир слишком отличался.
Всего одна маленькая деталь — резонанс, в корне поменяла экономику, историю и даже машиностроение.
— Соорудим носилки. — сказал я, спускаясь к столу преподавателя. — Нужно отнести его в медчасть.
— Может тут оставим? — предложил Леха. — Отоспится, добрее будет.
— Ты сам то в это веришь? — усмехнулся я, прикидывая как лучше взять учителя. — Ну, поехали.
Гаубицев немного по возмущался, но до медицинской части мы доперли его без особых проблем, предусмотрительно укрыв пиджаком и спрятав обгоревшую руку. Доктора встретили нас без особого удивления, хоть и приятно удивлены не были. Преподавателя положили на свободную кушетку и поставили капельницу.
— Прошу прощения, можно задать вопрос? — спросил я, когда доктор вышел в коридор.
— На наши вопросы вы не ответили. — усмехнулся врач, не раз присутствовавший на моих допросах по пробитию щита на дуэли. — Ладно, спрашивайте.
— Почему ему не дают обезболивающее? — поинтересовался я, кивнув на спящего Гаубицева. — Он явно страдает, да так что нормально преподавать не может.
— Кто вам сказал, что мы не даем? — удивился доктор. — Большая часть болей Михаила — фантомная, а с ней препараты ничего сделать не могут. Это не повреждение тела, это психика. Диссонанс в даре, если угодно.
— И что, с этим ничего нельзя сделать? — настойчиво спросил я.
— Вам? Не попадайте в такие ситуации и держите щит дальше от тела. А ему… нет, пока наука никак это излечить не в состоянии. — с сожалением сказал врач. — Мы окажем ему всю возможную помощь, вам же здесь задерживаться не стоит. Через десять минут у вас пара.
— Ага, с ним. — кивнул я на Гаубицева, и доктор лишь вздохнул, покачав головой.
Главное, чему нужно научиться в жизни — это уметь учиться самостоятельно, и уж этого добра нам хватило с головой. Хочешь жить — умей вертеться. Хочешь учиться — сам достань лекции по всем предметам в программе. Было тяжело, но больше никто на Гаубицева за его вредные привычки бочку не катил. Все сами, усердно готовясь к экзаменам.
И вот наконец наступил долгожданный, хоть и нервный день. До промежуточной сессии оставалось меньше трех дней, и сегодня должны огласить очередность проведения экзаменов. Из-за дождя нас не собирали на стадионе, а просто вывесили списки в коридоре учебного корпуса на первом этаже.
— Ну наконец. — проговорил я, просматривая список. — Предмет, ФИО преподавателя, кабинет, группа.
Я без труда нашел несколько наших предметов с Гаубицевым проходящих в форме зачета, но чем дольше изучал доску, тем больше скребли у меня на душе кошки. В списке были ВСЕ предметы. В том числе те, которые мы изучали самостоятельно. Вот только наших групп среди ответчиков не нашлось. Большинство студентов тут же успокоились — ну нет, значит и сдавать не надо, но мне было не до смеха.
— Это подстава. — проговорил я, быстро соображая, чем это может грозить. Собрав свое звено, сильно изменившееся за прошлый месяц по составу, я направился в учебную часть, где напоролся на недовольную секретаршу.
— Прошу прощения. Нам нужно выяснить наше расписание экзаменов. — проговорил я, стараясь улыбаться как можно вежливей. — На доске внизу какая-то ошибка. У нашей группы не проставлены зачеты.
— Какая группа? — недовольно поморщившись спросила молодая, лет двадцати пяти, девушка в очках, сидящая за монитором.
— 1У1. — ответил я.
— А, так нет никакой ошибки. — фыркнула девушка. — У вас у всех недопуск. Ни одна контрольная не сдана, так что вы всем потоком в пролете.