Молох (СИ)

Натянув ботинки под столом, Саша, зевая, запихнула в себя полтарелки каши, а остальное отдала сидящему рядом мужчине. Пожевав кусок хлеба с маслом и пригубив горячего травяного чаю, она немного смогла собраться с мыслями. Лены и Диляры уже и след простыл, когда Саша выползла во двор и умыла лицо в холодной воде из колодезного ведра. Ледяные мокрые руки тут же сковало морозцем. Надо было узнать о судьбе своего грязного пальто, которое можно было накинуть поверх жилета.
Сквозь густой туман, скрывающий внутренние крепостные стены от беспомощных человеческих глаз, начинало пробиваться раннее солнце, похожее на желтый мрачный глаз.
По чуть влажной траве Саша засеменила вдоль стены дома к хозяйственным постройкам. Справа в небесное молоко уходила спящая мертвым сном усадьба с закрытыми на день ставнями. Гнетущее зловещее ощущение разбавлял только горячий чай, который грел изнутри и придавал надежду на то, что здесь можно жить и даже наслаждаться жизнью в какие-то моменты.
Корзину она нашла быстро, а покопавшись в садовом инвентаре, нашла еще и пару веревочек, видимо, для подвязки растений. Связав их в одну, пропустила через плетение и смастерила тоненькие ручки, чтобы закинуть свою ношу на спину как ранец.
— Доброе утро, — услышала она за спиной. К стене прислонившись наверняка уже довольно долго стоял пресловутый Генрих. — Помощь нужна?
— Утро. Справлюсь, Лариса сказала, ты подскажешь, в какой стороне ольховник. — Буркнула Саша, стараясь не смотреть на него. Корзину забросила на плечи и уверенно прошествовала мимо худого как жердь парня.
Теперь она уже могла точно сказать, что Генриху было не больше тридцати, хоть на первый взгляд он показался ей старше. Щетина пробивалась у него только под носом, и редкими пучками, а лоб украшали начинающиеся залысины.
Возможно, встреть она его в банке, как клиента, она бы даже решила, что он мог бы выглядеть презентабельно в темном пиджаке и дорогом галстуке. Его легко можно было представить с сотовым телефоном у лица, как какого-нибудь брокера или финансового аналитика, который день и ночь проводит на нервной работе. Но без всех этих атрибутов статуса на его месте любой бы выглядел жалко. Хотя, возможно, статус у него здесь все-таки был. Саша решила не конфликтовать с ним открыто, потому что побаивалась его связей и, боялась даже себе признаться, что случай ночью ее сильно испугал.
— Направление я покажу, идти полчаса. А ты сможешь отличить-то ольху от осины? — Ухмыльнулся он и пошел следом. — Да не спеши ты так, тебе же Милу надо увидеть, я знаю, где искать, и дрова не придется таскать.
— Да мне не трудно. Заодно местность поизучаю. Так, куда идти? — Саша зыркнула на него и, скрестив руки на груди, изобразила свирепость.
— Я тебя провожу, еще заблудишься. — Засмеялся Генрих и пошел вперед. — Так ты говорят, Александра, с лишней шестеренкой в моторе?
Саша буравила его спину, а он невозмутимо шел вперед, удаляясь от дома и основной дороги. Они спустились в низину по протоптанной тропинке и вдоль кромки болота вошли в туман, за которым угадывались очертания леса.
— Кто говорит?
— Ребята с конвоя. Понравилась ты одному, только это скорее плохо, чем хорошо. — Голос Генриха помрачнел на последних словах, но он не оглянулся, а продолжал ровным шагом идти по тропе.
— Чем плохо? — Скорее из любопытства спросила Александра. Словам Генриха она не доверяла ни на секунду.
— А ты сама подумай. Если хочешь отсюда уйти, то тебе надо, чтоб обратили тебя, за стену только вампирам да инфирматам дорога открыта. А у них табу. Последнего в роду нельзя обращать. Гены сначала потомству передать нужно, чтобы генетическое разнообразие сохранить. Думаешь, под вампира ляжешь, он тобой делиться с кем-то будет? А когда Гектор к тебе охладеет, уже и родить не сможешь, а то и в подвалах окажешься. Так что, тебе к людям поближе стоит быть. Если, конечно, ты жить хочешь долго и счастливо. Или ты из гордых?
Генрих остановился и обернулся. По его лицу было непонятно, пытается он помочь Саше по доброте душевной или свои цели преследует. Да, скорее второе.
 
— Мы пришли? — невозмутимо ответила Саша, игнорируя всю его тираду.
— Я помогу тебе другую работу найти здесь на ферме среди людей, договорюсь с Ларой. Подумай, я второй раз предлагать не буду. — Сухо ответил Генрих, и отошел с тропы, дав Саше возможность пройти к темнеющему впереди лесу. Она уверенно сделала шаг вперед, и тут же была схвачена за руку.
— Пусти! — Закричала, что было сил, но от дома они отошли минут пятнадцать назад, а значит, вряд ли ее кто-то услышит.
Генрих, несмотря на свое поджарое телосложение, обладал весьма внушительной силой. Легко заломив Сашину руку, он другой вцепился ей в завязанные узлом на затылке волосы. Задрав голову наверх, Саша забилась в крике, когда ощутила как мужское тело прильнуло к ней, а на оголенной шее почувствовала влажные требовательные губы. Горячим дыханием из ноздрей опалив ее висок, он поцеловал ее за ухом, растопыренной пятерней зарываясь в спутанные волосы. Потеревшись об нее причинным местом, отчего у Саши брезгливо задрожали губы, Генрих опустил руку с метавшейся головы на грудь и через шерстяной жилет безжалостно сжал пухлую двоечку без бюстгальтера.
— Я тебе, дура, помочь хочу. Не ори! — Зашептал он ей в ухо. — Отпущу тебя сейчас. Иди прямо по дороге, у кромки леса ни с кем не заговаривай, в лица не смотри, головы не поднимай. Наберешь дров молча и сразу назад в поместье. Скажут, почему так мало, скажи, что еще принесешь, на другую работу не соглашайся. Ольха — это та, что с оранжевым срезом. Иди. И думай. Завтра мое предложение утрачивает силу, потому что мне в поместье дороги нет.
Хватка ослабла, и Александра, вывернувшись побежала по мягкой земле, чуть спотыкаясь от сбившегося после сдавленного крика дыхания. Остановилась она только у самого леса, когда поняла, что никто ее не преследует. Из тумана она вошла в старый лес, ступая по мшистой подушке. Недалеко от входа тропинка разделялась, но Саша издалека увидела оранжевые пятна лесозаготовки. На лесоповале трудилось пятеро сгорбленных лесорубов, и Саша с удивлением обнаружила там двух женщин. Все они были довольно старыми, давно за сорок, но крепкими.
Поспешно отвернувшись, чтобы ни с кем не встретиться взглядом, она принялась кидать в корзинку дрова, считая про себя. …Пять, шесть, семь.
— Новенькая? — Услышала она слева. — Поесть не принесла?
Одна из женщин пристально смотрела на нее, и остальные прекратили работать, обернувшись, чтобы посмотреть на Сашу.
Закинув последнее полено и с трудом поднявшись с такой ношей на ноги, Саша подняла глаза и встретилась взглядом с изможденным голодным взглядом женщины. На ее натруженных руках по всем открытым местам были видны старые шрамы, а на шее делившие кожу венерины кольца, съехали, обнажая криво зашитый рубец.
Саша молча помотала головой и бросилась назад, еле передвигая ногами от тяжести.
На обратном пути Генриха она не встретила, хотя мысленно уже готова была махнуть корзиной, которая больно резала плечи и подмышки, и зашибить мерзавца своим драгоценным грузом.
Путь до поместья шел в гору и Саша задрав голову, передвигала ногами, изучая классический экстерьер с колоннами и вазонами. Четыре этажа роскоши в стиле восемнадцатого века, из которого выбивались только автоматические жалюзи-ставни. И этот неуместный хай-тек делал дом похожим на технологичного монстра, проглядывающего сквозь прорези для глаз в маске изображающей роскошный классицизм. Все было не таким, будто выдавало себя за кого-то. Иммитировало гостеприимное добро, но при детальном рассмотрении было коварным злом.
Минуя главную лестницу из персикового мрамора, она направилась той же тропой к неприметному крыльцу слева и уже выбившись из сил, наконец добралась до небольшой двери, служившей входом для прислуги. Главные двери с красивой широкой лестницей были украшены кадками с можжевельником, и его запах долетал даже до задней двери, а вокруг нее витал тонкий аромат лемонграсса с кухни.