Молох (СИ)

Он последовал за товарищем и оказался на скальном выступе, который отвесно обрывался над песчано-каменным берегом. Морские волны шумели внизу, а на скале гнездились сотни прибрежных птах, уже парящих над серой холодной гладью Балтийского моря.
— Итан! — Позвал Анхель, когда тот, скинув с обрыва сюртук и ботинки, расправил ткань и развернул треугольное крыло с перекладиной. Это был самодельный дельтаплан или его уродливая копия. Но даже, закрыв глаза на плохую аэродинамику, любой мог сказать, что если он и не полетит, то как минимум сможет спланировать на воду.
Итан в носках отошел на двадцать шагов от обрыва и, поравнявшись с Анхелем, по-отечески положил ему руку на плечо.
— Мне жаль, что мы втянули тебя во все это. — Он крепко схватился за перекладину и посмотрел на скалу.
— Это самоубийство. — Ответил Анхель. — Здесь высота…
— Тогда пожелай мне удачи, мой друг.
Итан широко улыбнулся и, шваркнув подошвой туфель по песку, присел и на разгоне бросился к обрыву. Оттолкнувшись от земли в мощном прыжке, он как можно крепче ухватился за перекладину, направив крыло параллельно морской глади. Подтянув ноги к животу, он упер колени в центре поперечной трубки, и кубарем закрутился вместе с крылом, когда ветер с силой мотнул его влево на скалы.
Анхель бросился к краю и припал к земле, наблюдая как ветер, играючи треплет темно-синее крылышко, летящее прямо на камни. Но через мгновение планер выровнялся и скользнул ниже по плавной дуге прямо над водой. Он пролетел еще метров тридцать и погрузился в воду среди острых скал. Волны там бились о камни с такой силой, что брызги складывались в высокую белую шапку пены.
Юноша присмотрелся, и ему почудилось, что в воде мелькнуло что-то светлое, или только показалось, что это была рубашка Итана. Крыло еще некоторое время билось об камни, пока не превратилось в мокрую тряпку на воде.
Анхель, поднялся с земли и, отряхнувшись, направился к дому. Татарин сидел на крылечке, зачищая проводки.
— Пусть поспит нормально, — сказал он. — У них там под землей, говорят, прям на полу лежат.
Чуть приоткрыв дверь, парень заглянул в дом. Нервно гавкнула псина. В уголке на кровати в комочек свернулась крошечная фигурка с длинными волосами, накрытая стеганым одеялом. Анхель прикрыл за собой дверь, и тихо скрипнул половицей на крыльце. Небо только начинало светлеть.
— Татарин, у тебя есть топор?
— Нет, но знаю, где достать. Тут лесопилка недалеко.
  
Глава 18. Неконтролируемые желания
 
Когда Анхель ударил по рукам с молодым парнем с сероватой кожей, у него уже сверлило в желудке. Два крупных тисовых дерева они срубили и распилили на половины, а затем спустили под землю через круглое отверстие в полуразрушенном доте времен Второй Мировой. Один он бы не справился, но на просеке, где заготавливали дрова, обнаружилась целая бригада оборванцев, которые, услышав о том, что сверхчеловек хочет помочь, сначала расстерялись, а затем, быстро соориентировавшись, притащили инструмент из прошлого века, и даже подсказали, какое выбрать дерево.
Особняком стоявшие тисы до него никто не срубал. Это дерево называли “железным” и сработать его человеку, даже двоим, было не под силу. Анхель и сам, работая сначала топором, затем пилой на пару с притащи-подай-пацаном, понял, что если бы не вызов и обещание, бросил бы это дело на четверть пути.
Станок с диском, запитанный от полудохлого генератора, чихал и кашлял, но с превеликим трудом располовинил бревна. И пока Анхель с побледневшим от усилий напарником таскал заготовки к спуску под землю, остальные, бодро стуча топорами, счищали ветки со второго дерева. И дело пошло быстрее.
Распрощавшись со взъерошенными и потными лесорубами, он направил стопы в домик у обрыва, и, к большому сожалению, обнаружил его пустым. Собаки мирно посапывали за сетками, не придав особого значения приходу уже знакомого гостя. Только толстая от бремени сука тяжело и громко дышала и, вывалив язык, вздымала большой светлый живот. Девушка пропала, как и Татарин.
 
Немного поскрипев зубами от досады, Анхель осмотрел обрыв и, не найдя никого, — даже следов дельтаплана не было, — вернулся в поместье.
По пути он встретил Оскара и, расспросив его, узнал, что утром пропустил какой-то важный медицинский осмотр. На это ему было плевать. А вот на завтрак они пошли вместе.
Поднявшись на третий этаж, товарищи присоединились к большой группе инфирматов, которые очередью толпились у входа в чью-то спальню. Один из ожидавших сетовал на то, что больше любит мужскую кровь, но его, похоже, никто не поддержал. Все здесь были молодыми и свежими: потерявшими жизнь в возрасте до тридцати. Анхель заметил и то, что они не выглядели опытными, прожившими века вампирами, а скорее стали инфирматами почти сразу после обращения. Многие, так же как и он, не знали законов ночного мира, задавали глупые вопросы о том, как зовут какого-нибудь владыку и сколько их вообще, а некоторые были неряшливы как дети и в бытовом плане.
Когда очередь наконец дошла до него и Оскара, они вошли в погруженную во мрак плотных штор и ставней комнату и плотно закрыли за собой дверь. Привыкнув к темноте, Анхель начал различать очертания предметов мебели и рассмотрел женский силуэт, лежащий на кровати в странной позе. Руки этой женщины были закованы в кандалы и увесистыми цепями растянуты в стороны. Ноги так же приковали к полу, и все ее тело на конечностях и вокруг шеи покрывали свежие следы зубов. Регенерация была слабой и практически незаметной. Этому вампиру было не больше суток.
Оскар первым приблизился к жертве и, не говоря ни слова, отвернул ей голову, чтобы осмотреть шею.
— Везде уже присосались. Говорю же тебе, надо раньше приходить, не люблю я сосать последним из чужих дырок. Это омерзительный косвенный поцелуй!
Оскар покрутил запястья женщины, и та издала странный полусонный стон. Не найдя живого места, он осмотрел ноги и бедра — самая страшная картина была в паху, основные артерии были разорваны и постельное белье под несчастной пропиталось вампирской кровью. Она текла медленно, была густой как сметана, и уже сгустилась, закупорив отверстия, но края ран торчали как рваные во все стороны.
Найдя светлое пятно на левой икре, Оскар прижался губами к целому участку кожи и прокусил его, жадно вытягивая багровый нектар из вены.
Анхель облизал пересохшие губы и нервно сглотнул. Он смотрел как кадык Оскара движется вверх-вниз, вверх-вниз, набирая глотки живительной влаги. И когда тот наконец отцепился от кормилицы и вытер платком темные от крови губы, собравшись уходить, Анхель вернулся в реальность и подошел к кровати.
Он огладил рукой еще нежную, но уже увядающую женскую кожу на щеке. Кормилица почти потеряла упругость овала лица, но все еще была красива. Бледные губы были полуоткрыты, и она казалась беспробудно спящей, если бы не полное отсутствие дыхания.
Проведя кончиком пальца по подбородку и спустившись к ключице, он обвел легким жестом широкий вырез декольте и запустил руку под ткань. Белья на ней не было, и на секунду, Анхелю показалось ужасным то, что он делал. Но он был так голоден. Голова кружилась, и мысли туманились. Он еще никогда не доводил себя до такого состояния.
Ему казалось, что сознание перестало существовать в этой депривационной темной комнате. Не было ни его рук, ни ног, ни голодного желудка. А лишь жидкость. И где-то ее было больше, а где-то меньше. А он умирал от жажды.
Закрыв глаза, он словно охотник уловил самый сладкий запах, самое вкусное место, и отдавшись инстинкту отпустил контроль. Вцепившись клыками в мягкое податливое тело, он принялся тянуть, помогая себе движениями языка. Ни капли мимо, небольшое сопротивление он легко пресек, придавив жертву коленом. Зализав открытую рану на выпитой досуха шее, он по привычке сжал горло, выдавливая остатки крови, будто вытряхивая последние крохи. Резко поднявшись, он огляделся, комната была пуста и коридор тоже. Тем лучше.