Притворись моей дочкой! (СИ)

Хочу. Но не вату. Ох, не вату…
Но признаться в истинных своих желаниях я не могу, поэтому подаюсь вперед, открывая рот. Николь кладет кусочек сладкой субстанции мне в рот, слегка касаясь губ, и мне стоит невероятных усилий, чтобы не облизнуть её пальчик. Она не поймёт сейчас. Испугается или подумает, что я домогаюсь её. Нельзя так явно демонстрировать свои желания. И я, чтобы отвлечься и замять образовавшуюся неловкость, пачкаю её нос в мороженое, легонько ткнув в неё рожком. Николь сначала не понимает, что произошло, потом собирается разозлиться на меня, но я вскакиваю с места и успеваю убежать и спрятаться за детский домик.
Я стою за стенкой деревянного сруба, стилизованного под избушку Бабы Яги, напротив меня парковая зона, где почти нет дорожек, а соответственно людей. Дети здесь тоже практически не попадаются, так как избушка стоит в самом углу деткой площадки, и когда я слышу приближающиеся шаги Николь, у меня вдруг возникает сумасшедшая идея. От внезапной мысли сердце начинает учащенно биться.
Раз… Два… Три…
Николь появляется из-за угла и тут же оказывается в моих объятиях. Я стараюсь не держать её крепко, против её воли. Но она и не вырывается. Мы смотрим друг на друга всего пару секунд, и не желая больше терять времени на переглядки, делаем то, что давно должны были сделать. Мы целуемся. Впервые. И пусть весь мир подождёт…
Глава 24
Николь
Нет, ТАК меня еще не целовали никогда! Сначала мы сталкиваемся в каком-то неудержимом порыве, словно голодающие, дорвавшиеся наконец до еды. Потом поцелуй становится ласковее, нежнее, мужские губы словно гладят мои, а оторвавшись, наконец, Глеб шепчет мне в самое ухо:
— Мороженое и сладкая вата — отныне моё любимое сочетание…
Я смущаюсь, но не могу сдержать улыбку. Бабочки в животе устроили бунт, и не дают произнести и слова. Мужчина нежно касается подбородка, поднимая моё лицо и, очевидно, желая продолжить начатое, но наши губы в миллиметре друг от друга замирают, когда я слышу голос моей дочери, разносящийся по всей площадке:
— Папааа!
Мы с Глебом впиваемся друг в друга взглядами. Он — недоуменным, я — шокированным. И уже спустя всего пару секунд, выбежав из нашего «укрытия», мы наблюдаем следующую картину. Диана со всех ног бежит к противоположной стороне детской площадки, всем своим существом устремляясь вперед, и не сводя глаз с «цели». Я провожу невидимую линию в направлении её движения и натыкаюсь взглядом на … бывшего мужа.
Дима стоит в компании молодой девушки примерно моего возраста и держится за ручки летней коляски, которая в данный момент пустая. Судя по всему, малыш уже где-то среди детей, а родители только подошли к скамье.
Диана подбегает к своему отцу и ждёт от него ответной радости. Но её нет. Даже наоборот. Дима виновато озирается на свою, судя по всему, супругу, а потом словно вынужденно, с перекошенной физиономией наклоняется к дочери. Как же обидно мне за мою малышку! Спешу к ней, оббегая горки и батуты, стараясь не разрывать зрительного контроля за ситуацией. Глеб, очевидно, за мной не спешит. Ну, в общем-то я не в обиде — это ведь не его проблема так внезапно нарисовалась.
— Папа, почему ты не позвонил маме, что плиехал? Я так ждала тебя! — Диана щебечет не переставая, вцепившись в руку отца, она ни на секунду её не бросает, словно боится, что он может уйти. И он ведь действительно может. Уж я-то знаю…
— Здравствуй, Дима, — вклиниваюсь в поток слов дочери. Он еще раньше заметил моё приближение и обреченно ждал этой нежеланной, но неминуемой встречи.
— Привет, Ник. Гуляете?
Нет, я, конечно, понимаю, что он, возможно, растерялся, не знал, что сказать, о чём вообще говорить с людьми, которых ты знать не хочешь… Но после года отсутствия в жизни собственной дочери просто спросить: «Гуляете?» — это просто плевок в душу. Мне хочется порвать его на мелкие кусочки за его безразличие к Диане, за то, что наша дочь так тянется к нему, а он постоянно отталкивает её.
— Как видишь, — цежу сквозь зубы. — А ты? Давно вернулся? — последнее слово особенно выделяю.
 
Легенду про работу на севере я придумала, когда он года два назад приходил «повидать дочь», и засобирался уходить спустя полчаса. Диана расплакалась, а я тогда прямо при нём сочинила историю, как папа долго к ней добирался на оленях (благо — была зима), и что его ждут, и нельзя задерживаться. Дима согласно кивал, чтобы поскорее от нас отделаться и уйти.
— Недавно, мы переехали сюда три месяца назад, — мямлит бывший муж и испуганными щенячьими глазами озирается на девушку, стоящую рядом. Сказать, что та не одобряет всё происходящее — ничего не сказать. — Познакомьтесь, это моя жена Марина, — заикаясь спохватывается Дима и пытается натянуть улыбку. Не знаю, для кого — для меня, Марины или своей дочери, для которой эта информация еще бОльшая неожиданность, чем для меня.
Вообще после развода я перестала не только просить его о помощи, но постаралась свести к минимуму любые наши разговоры, которые не касаются непосредственно дочери. По этой причине, наверное, я и не имела представления, что у него, получается, уже есть новая, вполне себе полноценная семья…
В следующий момент к нему подбегает мальчик лет трёх-четырех и что-то быстро рассказывает, не обращая внимания на присутствующих вокруг посторонних людей. У мальчишки в руках сильно подтаявшее шоколадное мороженое, в котором испачкано и лицо, и руки, и немного даже попало на одежду.
— Дима, убери это безобразие, — брезгливо произносит Марина и протягивает мужу упаковку влажных салфеток. Тот начинает вытирать сына, а я наблюдаю за его действиями, не веря в то, что вижу.
Надо же, оказывается, Дима очень даже неплохо смотрится в роли отца… И коляска ему идет и ребенок не напрягает… И девушка рядом не выглядит несчастной и замучанной. Выходит — дело было не в нём? Получается, свекровь была права, и это я виновата в том, что мы разошлись. Или сошлись?
Стало вдруг очень обидно за себя, ведь я и правда за эти шесть лет по сути ничего не добилась. Всё время пыталась выкарабкаться из какого-то непрекращающегося болота, и моя дочь — единственная моё достижение и радость в жизни. И стоим мы теперь смотрим друг на друга. Я на него — с завистью, он на меня — с жалостью…
В общем, такая волна горечи и обиды на меня накатила, что захотелось доказать бывшему, что не только он такой весь из себя успешный и счастливый. И я, не придумав ничего лучше, хватаю за руку только что подошедшего Глеба и, недвусмысленно прильнув к нему, говорю:
— Познакомьтесь, это Глеб. Мы живем вместе, — всё-таки врать — не мой конёк, и я стараюсь по максимуму говорить правду. Мы ведь и правда живём у него в квартире, значит — вместе.
Глеб и Дима жмут руки, оценивающе осматривая друг друга. Да, здесь, раунд останется за мной. Глеба даже сравнивать с бывшим мужем неприлично. Общее только принадлежность к мужскому полу. В остальном — они полные противоположности.
— Папа, дядя Глеб купил мне сумку, смотли! — Диана всё ещё пытается обратить на себя внимание отца. — Я хотела тебе написать, чтобы ты пливез мне её на оленях, но мама сказала, что там, где ты живешь, таких сумочек не плодают.
Дочь продолжает щебетать, периодически поглядывая на мальчика. Дима решает всё-таки представить нам и его. Что ж, лучше поздно, чем…
— Диана, познакомься, это твой брат — Егор. Он мой сын, — даже мне по сердцу лезвием полоснуло от этих слов. Не представляю, каково моей дочери это услышать…
— Пливет, — растерянно говорит Диана, и неуверенно подаёт руку, исподлобья рассматривая брата.
— Сынок, это твоя сестра — Диана, — говорит Дима мальчику, обнимая его за плечи и подводя ближе к нам. — Не бойся, протяни руку.
— Не боюсь я никого, — кричит насупленный Егор и с силой отталкивает протянутую руку моей дочери. — И нет у меня никакой сестры! — с этими криками, капризный ребенок плюёт в сторону Дианы и убегает на детскую площадку.
Дочь заливается слезами. Я готова убивать. Но ситуацию спасает Глеб. Он берет Диану на руки и уходит с детской площадки. Я спешу следом, стараясь не смотреть в сторону бывшего мужа и его семьи.