Дикий. Его неудержимая страсть (СИ)

— Я все думаю, почему меня все побаиваются. А выясняется, что это не меня.
Шучу, но ожидаемой ответной улыбки не следует. Голубые глаза смотрят серьезно.
— А толку? Вчера это не помогло, — произносит Матвей и кивает в сторону кухни, — идём.
Желудок жадно урчит, почуяв запах свежего куриного бульона, хлеба и сыра бри.
— Садись, — командует Кешнов, клацая кнопкой чайника.
Дождавшись, пока я сяду, сам занимает место напротив.
Оказывается, я действительно проголодалась. Хороший признак. Значит, мой вынужденный больничный надолго не затянется.
С охотой принимаюсь за куриный бульон. Горячая жидкость приятно греет желудок. Как давно я не ела ничего такого. После того как снова стала жить одна, перестала заказывать еду в ресторанах. Чаще балую себя картошкой в духовке. Теперь это мое фирменное блюдо. Фирменное и единственное, которое не стыдно приготовить людям. Гречка, макароны и сосиски не в счет.
— Тебе лучше? — спрашивает Матвей, когда я почти доедаю бульон.
— Да, спасибо, — не переставая жевать наблюдаю за тем, как он встает и, пооткрывав по очереди ящики, находит в одном из них чашку. Бросает туда пакетик с чаем и, залив его кипятком, насыпает две ложки сахара.
Ставит прямо передо мной и снова садится на прежнее место. Смотрит долго и пристально. Во взгляде больше нет той кричащей ярости, что бушевала утром. Он скорее внимательный и полный чего-то нового. Такого, чего раньше я никогда не замечала. Матвей умеет смотреть по-разному. И с похотью, и с вызовом, и даже с нежностью. Но вот так, как сейчас — с каким-то осознанием на новом уровне — впервые. И я не знаю, что делать с этим ощущением новизны.
— Почему ты так на меня смотришь? — обхватив ладонями горячую чашку, подношу ее ко рту и делаю небольшой глоток.
Матвей выдыхает носом воздух, а потом встает и отходит к окну. Тянется к ручке, чтобы открыть его, но уже через секунду одергивает сам себя и поворачивается ко мне лицом. На подоконнике лежат спички, и он достает из пачки одну, чтобы засунуть в рот.
— Можешь курить, если хочешь, — говорю понимая, что ему хочется сейчас именно этого.
Но Кешнов игнорирует мои слова. Достав тонкую палочку изо рта, подносит ее к глазам и всматривается в кончик.
— Знаешь, Ри, я сегодня готов был тебя придушить за то, что ты сделала. Даже когда ты ушла, я не чувствовал себя так, как в те секунды, когда этот твой знакомый говорил мне о том, что ты вчера натворила. — Качнув головой, Матвей пальцем отбрасывает спичку в раковину и направляет на меня взгляд своих потемневших глаз. Не знаю почему, но я не в состоянии ему ответить, просто замерла, не в силах даже банально дышать. — Когда ты ушла, я все равно знал, что верну тебя. Любой ценой, но верну. И сейчас это знаю. Но когда, блядь, подумал о том, что ты могла там…, - в любимых глазах мелькает странный блеск, а я сглатываю, чувствуя, как в груди сжимается от его слов, — без тебя все напрасно, Рина.
Сердце, услышав такие простые слова, вдруг увеличивается в размере, начиная давить на грудную клетку. Барабанит, оглушенное оголенным признанием. Приходится опустить чашку на стол, потому что по рукам проходит дрожь.
Матвей никогда не говорил мне ничего подобного. «Хочу, люблю, моя, не отдам никому, не отпущу» — да. А вот такого — нет…
Становится жарко, словно вернулась температура, но я точно знаю, что причина не в этом.
Не могу заставить себя отвести глаз от любимого лица. Матвей во второй раз в жизни выглядит таким… открытым передо мной. Первый раз был, когда он рассказывал о своей семье три года назад. После этого мы не раз разговаривали по душам, но ни разу Матвей не демонстрировал настоящей глубины своих переживаний. Он и сейчас ничего особенного не сделал. Просто четыре слова, сказанных не в порыве эмоций, а так просто, как констатация факта, перевернули все внутри.
Встаю, подгоняемая желанием просто прикоснуться к нему, а когда оказываюсь рядом — замираю. Матвей протягивает руку и отводит с моего лица волосы. Притягивает меня к себе за талию, и я тону в тепле, исходящем от крепкого тела. Прижимаюсь щекой к груди, в которой размеренно бьется его сердце, и понимаю, что он прав. Не уходила я от него навсегда. Не собиралась начинать ничего сначала. Мне просто хотелось, чтобы в нашу жизнь вернулись МЫ. И если бы Матвей этого не понял, значит все было бы действительно напрасно.
 
— Дышать без тебя не получается, Рин, — шепчет Кешнов мне в висок и заставляет приподнять голову, чтобы дотянуться до моих губ, — ни днем, ни ночью.
Сердце сходит с ума от искреннего признания. Боже, мне ведь тоже без него не дышится.
Открываю губы, позволяя себя поцеловать. В голове плывет, перед глазами растекаются круги. Наша планета сходит с орбиты. Мне так хорошо, когда я снова ощущаю его вкус. Такой родной, неповторимый. Острый и пряный. Язык Кешнова неспешно прогуливается по моему. Без давления, нажима. Он будто смакует меня, исследует, изучает по-новому. Так непривычно, но прекращать не хочется. Я готова вот так стоять, наверное, целую вечность — гладя широкие плечи и крепкую шею, чувствуя отросшую щетину под кожей, волосы, которые стали длиннее примерно на сантиметр. И Матвей на удивление тоже не торопится. Его ладони перемещаются с моей талии на спину, поднимаются под волосы и совсем не сильно собирают их на затылке. Чувствую себя расплавленной свечкой, потому что так хорошо мне не было очень давно. Хочется слиться с ним в одно целое и забыть обо всем, что происходило последнее время.
Кешнов что-то произносит, но слова теряются под громкостью мелодии входящего звонка на его телефоне, который остается проигнорированным.
Мы не в состоянии оторваться друг друга. Просто дышим, наполняем себя тем, по чему оба истосковались. Хочется еще и еще, но звонок повторяется во второй раз. Потом в третий. На четвертый я не выдерживаю.
Без желания отстраняюсь, разрушая только налаженную связь.
— Подними, — киваю в сторону лежащего на столе мобильного.
— Это Миха, — раздраженно выдохнув, Матвей, даже не проверяя кто звонил, засовывает телефон в карман, — как обычно перед боем отзванивается.
Еще минуту назад счастливое сердце снова вздрагивает и съеживается.
— У тебя сегодня бой?
И мы снова в мгновение возвращаемся туда же, откуда начали.
Матвей кивает.
Хочется закрыть лицо руками, но я наоборот встречаюсь с ним взглядом.
— Знаешь, каждый раз, когда ты выходишь на ринг, я испытываю то же самое, что сегодня испытал ты.
Разворачиваюсь и ухожу. Я не хочу ничего знать ни о боях, ни о том, что будет после них. Я отрезала себя от всего этого и снова возвращаться в это болото не собираюсь.
Сажусь на диван и укутываюсь в одеяло, чувствуя, как озноб возвращается. Холод быстро распространяется под кожей, беря в плен разнеженное после поцелуев тело. Вряд ли это лихорадка.
— Скоро это все закончится, Ри, — доносится со стороны входа в зал.
Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Матвея.
— Когда закончится, тогда и поговорим.
  
Глава 51
 
Матвей
— Что с тобой сегодня случилось, Матвей? — не скрывая удивления интересуется Семен.
— Проиграл. Бывает.
Веду плечом, которое адски болит после боя.
Серый — боец из конкурирующего с нами клуба — сегодня неплохо постарался, отыграв на мне уйму приемов. Только ни хрена бы у него не получилось, если бы не мой внутренний раздрай, из-за которого, по сути, я сегодня и сдал. Не могу собрать себя с самого утра, а после вечера так вообще что-то внутри как будто переключилось. Заебался я вечно гнать куда-то.
— Бывает, кто ж спорит? Но не с тобой. — резюмирует Елисеев, усаживаясь на кожаный диван в раздевалке.
— И со мной бывает. Я тоже человек.
Даже у Ахилла было слабое место. Мое слабое место, как оказалось, Рина. Не мог ее выкинуть из головы даже когда дрался. Эта жизнь порознь и незнание, чем она занимается, выедает мне все мозги. Если бы с ней вчера что-то случилось, блядь, — в грудной клетке при одной только мысли полыхает так сильно, что дыхнуть не получается. А все потому что она была не дома. НЕ дома, мать ее. Я не знал, где она, понятия не имел, куда поехала. Если бы знал — хрен его знает… С ней бы конечно не поехал, но почему-то есть стойкое ощущение, что она и сама бы никуда не свалила. Была бы со мной. А так…