Берег мечты
— А для того, чтобы избавить тебя от покойницы, так? – усмехнулся Эриберту. — Я помогаю тебе не в первый раз.
— И хорошо за это получаешь, — холодно отозвалась Адма.
— Получаю, но делаю это ради тебя, а не из корысти. Ты знаешь, что я предан тебе, как пёс, как раб. Я готов ради тебя на всё. Ты всегда можешь на меня рассчитывать.
— Спасибо. — Взгляд Адмы потеплел. — Поверь, я делаю это для того, чтобы у нас всё было хорошо, и мы были счастливы.
— Я не сомневаюсь, моя госпожа. Глядя на вас, я всегда счастлив.
Адма мало спала в эту ночь. Наутро, когда совершенно неожиданно её пожелал видеть дядюшка Бабау, она вышла к нему с пожелтевшим лицом и набухшими от бессонницы веками.
— Где тут у вас дона Коло? — весело спросил он. — Я пришёл её навестить! Уверен, что она рада будет меня видеть.
— Понятия не имею, о ком вы говорите, — сухо заявила Адма. – Таких в моём доме нет и не было.
— Как это? — удивился Бабау. — Она позавчера была у меня в баре и спрашивала, как пройти к дом у Бартоломеу Геррейру, её давнего знакомого. Дона Коло знала, что сеньора Бартоломеу нет в живых, но у неё было какое-то важное дело к его родственникам. Так она мне сказала, и я направил её к вам, дона Адма.
— Чушь какая-то! Я не видела этой дамы! — повторила, Адма, но Бабау не унимался.
— Странно, — сказал он, недоверчиво глядя на Адму. – Вчера дона Коло опять ко мне заходила. Позавтракала и сказала, что обо всём с вами договорилась, и вы вдвоём куда-то поедете. Не могу понять, почему вы это скрываете.
— Я ничего не скрываю, эта дама всё выдумала! — стояла на своём Адма. — Она, вероятно, сумасшедшая.
— Нет, она вполне здравая и очень приятная женщина, — возразил Бабау. — Не знаю, где же мне теперь её искать… Дона Коло забыла у меня в баре свою сумочку. Вот она. Я её принёс.
Едва увидев сумочку, Адма улыбнулась. Краски вернулись на её лицо. Глаза блеснули.
— Так вы имели в виду сеньору Клотильду Маримбас? — переспросила она. — Я просто не слышала, чтобы её кто-нибудь называл доной Коло. Конечно, конечно, мы с ней встречались. Давайте мне сумочку, я передам её доне Клотильде.
— Нет, я хотел бы отдать ей лично в руки, — сказал Бабау. — Признаюсь честно, меня смущает то, что вы нелицеприятно отзывались об этой женщине в начале нашего разговора.
Адме нужно было любой ценой забрать у него сумочку с письмами, и она тут же придумала весьма правдоподобную историю.
— Понимаете, — обратилась она к Бабау доверительным тоном, — я действительно хотела скрыть от вас правду, потому что дона Коло приходила ко мне по весьма деликатному поводу. Это бывшая любовница сеньора Бартоломеу. Сейчас у неё финансовые затруднения, и она обратилась к нам за помощью. Я дала ей много денег и попросила её, не распространяться о той давней истории. Знаете, как газетчики ловят всё, что связано с фамилией Геррейру? Они обязательно раздуют из мухи слона, будут всуе трепать имя покойного Бартоломеу, и Феликсу потом придётся отвечать на каверзные вопросы не только газетчиков, но и избирателей… Я хочу и вас попросить: не рассказывайте никому о нашем разговоре. Дона Коло уже уехала в Салвадор, но я перешлю ей туда сумочку, она так о ней горевала!
— Пусть больше не горюет! — улыбнулся Бабау и протянул Адме сумочку. — А наш разговор я сохраню в тайне, вы не беспокойтесь.
***Закрыв дверь спальни, Адма дрожащими руками раскрыла сумочку. Пожелтевшие исписанные листки сразу бросились в глаза. Ей хватило нескольких фраз, чтобы понять: это те самые письма! Дальше читать она не стала. С каким облегчением, с каким наслаждением она сожгла всё! Провидение было на её стороне! Оно заботилось о благополучии её и Феликса!
Глава 7
Праздник приближался, и у тех, кто его готовил, хлопот, становилось всё больше. Матушка Рикардина убрала своё святилище, промыла святой водой и мылом ожерелье Еманжи, которое наденет на себя Гума, когда станет оганом и королём причала. А потом собрала своих девушек-послушниц в белоснежных одеяниях и сказала:
— По старинному обычаю мы отправимся с вами мыть лестницу церкви. Если позволит Еманжа, то мы вымоем всю церковь целиком, как мыли когда-то в старину.
Обычай мыть церковь душистой водой принадлежал жителям нижнего города. Августа Эвжения была против этого обычая, она не собиралась допускать к своей церкви язычников причала.
Августа с удовольствием оглядывала отремонтированную церковь. Адма лишила её права распоряжаться деньгами, но была вынуждена расплачиваться по счетам, и Августа не стеснялась в средствах и не экономила. Теперь церковь блестела, как новенькая, радуя глаз взыскательной попечительницы. Августа поклялась, что не допустит над ней надругательства, она имела в виду мытьё матушки Рикардины.
Однако матушка со своим девичьим воинством, вооружённым кувшинами с водой и щётками, приближалась. Августа собрала вокруг себя своих верных соратниц и объявила военное положение.
Битва грозила быть нешуточной. «Мыть!» — слышалось с одной стороны. «Не мыть!» — звучало с другой. Рикардина вошла в церковь, а Августа заперла за ней двери. Теперь уже никто не знал, что делается внутри, — то ли моют церковь, то ли не моют. Зная нрав своей благоверной, Освалду поспешил туда, как только услышал, какой там идёт спор. Туда же поспешили и Деодату с Эпифанией, они знали, как поднаторела их Женезия в спорах с Сокорру, и опасались её боевого духа. Много народу столпилось вокруг церкви. Одни были за то, чтобы её мыть, другие — чтобы не мыть, а третьи беспокоились за своих близких, которые оказались внутри церкви. Страсти нарастали. Из церкви неслись страшные вопли. Услышав о конфликте, приехал и Феликс. Он понял, что если не вмешаться, то к приезду епископа церковь не откроется.
Феликс приказал немедленно открыть двери. Августа не сомневалась, что префект будет на её стороне, и широко распахнула их.
— Полюбуйтесь на этих дикарей! — возопила она. — Они задумали испортить ваш праздник! Займитесь ими, сеньор префект! Призовите их к порядку!
У префекта было совершенно иное мнение. Он не сомневался, что дай он волю сеньоре Проэнса — и никакого праздника не будет.
— Через двадцать минут я жду вас, сеньора Проэнса, и вас, мать Рикардина, у себя, мы обсудим возникшую проблему, — объявил Феликс. — Это не приглашение, а приказ, — прибавил он, обаятельно улыбнувшись, как умел улыбаться только он, Феликс Геррейру.
Положение, в котором он оказался, было сложным: ему не хотелось ссориться с нижним городом, поскольку избирателей там было куда больше, чем в верхнем. Но если пойти навстречу матери Рикардине, то сеньора Проэнса устроит такой скандал, что все и думать забудут о празднике. Она опозорит Феликса и перед епископом, и перед гостями, а вдобавок ещё и настроит Ливию против брака с Алешандре. Словом, положение Феликса было тупиковым, и всё-таки он полагался на себя и на свою счастливую звезду, которая должна была ему помочь.
Обрадованный Освалду подхватил жену под руку:
— Пойдём, дорогая! Тебе нужно переодеться! Ты же можешь не блистать!
Августа победно взглянула на соперницу и удалилась вместе с мужем. Едва они вошли в дом, Освалду тут же приготовил для жены прохладительное. В стакан он со вздохом опустил таблетку снотворного.
— Бедная моя Августа! Когда-нибудь ты простишь меня за то, что я помешал тебе присутствовать на празднике префекта! И тогда ты поймёшь, что я хотел уберечь тебя от многих неприятностей. Ты всегда была властной, но тебя спасало кокетство и чувство юмора. Куда они делись, дорогая? Отдохни немного, тебе это пойдёт на пользу. Ты слишком возбуждена, слишком экспансивна, слишком нетерпима. Только заботясь о тебе, я делаю это.
Освалду рассчитал совершенно правильно: уже через несколько минут Августа крепко спала. Он с нежностью посмотрел на неё, спокойной и умиротворённой она нравилась ему куда больше, и отправился к Феликсу извиниться за жену, которая не сможет явиться по его приказу. Он не сомневался, что префект вздохнёт с облегчением. Так оно и вышло. Феликс от души посочувствовал доне Августе, которая так перетрудилась на общественной ниве. Освалду он угостил контрабандной сигарой. Тот с удовольствием затянулся, поскольку давно уже не курил хороших сигар, и мечтательно сказал: