Тайна сталинских репрессий

Вышинский. Не касался ли этого момента Томский, в связи с вопросом о свержении Советской власти?
Бухарин. Нет, гражданин Прокурор.
Вышинский. Это вы хорошо помните?
Бухарин. Это я хорошо помню.
Вышинский. Разрешите напомнить мне то, что говорил Бухарин на предварительном следствии, том 5, лист дела 117: «Троцкисты, говорил мне Томский, аргументировали свое положение тем, что если серьезно ставить вопрос о свержении сталинского руководства, нельзя не учитывать того обстоятельства, что в лице А. М. Горького право-троцкистская организация натолкнется на активного и очень влиятельного противника. Томский говорил мне, что троцкисты категорически настроены на своем предложении и оно осуществляется».
Бухарин. Это, видите ли, гражданин Прокурор, так как меня допрашивали, какой я смысл вложил в эти беглые замечания Томского и какое впечатление сложилось от этого разговора, то я это более подробно изложил, причем это есть мое впечатление, которое я припомнил, когда меня спрашивали относительно разговора с Томским.
Вышинский. Скажите, совершение враждебного акта над Горьким связывал ли Томский с вопросом о свержении Советского правительства?
Бухарин. По существу связывал.
Вышинский. По существу он связывал?
Бухарин. Да, я ответил.
Вышинский. Меня интересует существо.
Бухарин. Но вы спрашиваете конкретно…
Вышинский. Ваша беседа с Томским дала основание считать, что вопрос о враждебном акте против Алексея Максимовича Горького ставится в связи с задачей свержения сталинского руководства?
Бухарин. Да, по существу это можно было сказать.
Вышинский. Следовательно, вы знали, что идет речь о каком-то враждебном акте против Горького?
Бухарин. Да.
Вышинский. О каком же, по вашему мнению, враждебном акте шла речь?
Бухарин. Я тогда об этом совершенно не думал и у меня в мыслях не было…
Вышинский. Что вы думали, скажите?
Бухарин. Я ничего почти не думал.
Вышинский. Но дело-то серьезное? Разговор идет о чем?
Бухарин. Разрешите мне объяснить в паре слов. Сейчас, постфактум, теперь, во время следствия, я могу сказать…
Вышинский. Не во время следствия, а во время разговоров с Томским.
Бухарин. Но это был беглый разговор, разговор во время заседания Политбюро, который длился всего несколько секунд.
Вышинский. Меня не интересует, сколько времени длился разговор, вы могли целый час беседовать с Томским где-нибудь в уголке, поэтому для меня ваша аргументация не имеет значения, мне важны факты, я хочу их установить. Имели место следующие факты: в 1935 году, в начале (если вы правильно говорили на предварительном следствии) 1935 года, у вас с Томским был разговор. Томский вам сообщил, что троцкистско-зиновьевская часть «право-троцкистского блока» затевает враждебный акт против Горького, как против сторонника сталинского руководства. Так?
Бухарин. Это так можно формулировать.
Вышинский. Это факт?
Бухарин. Это факт.
Вышинский. Как вы расценили это сообщение?
Бухарин. Я прошел мимо этого сообщения.
Вышинский. Прошли мимо?
Бухарин. Да.
Вышинский. Когда говорят о враждебном акте, то можно разуметь и очень серьезные враждебные акты, вплоть до террористических?
Бухарин. Да, от выступления в печати, неприятного разговора до террористического акта – амплитуда колебания очень большая.
Вышинский. А вы в то время как относились к этому?
Бухарин. Я в то время совершенно на эту тему не разговаривал, в моем сознании ничего не было…
Вышинский. Что же, это такое ничтожное заявление, что на нем не следует останавливаться?
Бухарин. Это было беглое замечание…
Вышинский. Хотя бы и беглое. Вам говорят, что против Алексея Максимовича Горького готовится враждебный акт…
Бухарин. Дело, примерно, было так. Я серьезно формулировал уже на допросе, потому что я хотел припомнить, не проливает ли этот момент беседы какой-нибудь свет на тот материал, который имеется в распоряжении следствия, и под углом зрения этого материала все приняло определенные очертания. А тогда у меня в сознании этого не было, я не подумал о смысле этого факта.
 
Вышинский. Не исключено, что именно тогда и шла речь о физическом устранении, об убийстве Горького?
Бухарин. Теперь я считаю, что это не исключено.
Вышинский. Значит, то, что говорил Томский, давало основание думать, что речь шла о террористическом акте против Горького?
Бухарин. Теперь я утверждаю, что да.
Вышинский. А тогда вы не поняли?
Бухарин. А тогда я абсолютно ничего не понял.
Вышинский (к суду). У меня вопросов больше нет.
Председательствующий (в сторону подсудимых). Вопросы к Ягоде у кого-либо имеются?
Рыков. Ягода упомянул здесь фамилию Винецкого как человека, который являлся моим соучастником и связывал меня с кем-то. Я просил бы сказать, откуда это известно и кто такой Винецкий; знает ли Ягода об этом от самого Винецкого или из другого источника. Никаких инспекторов у меня лично не было.
Ягода. Винецкий – инспектор связи Наркомата Связи и одновременно инспектор связи в НКВД. Однажды он мне позвонил и сказал что Рыков просит его свезти пакет к Николаевскому за границу, – может ли он его взять. Я сказал: переговорите с Рыковым, если он даст – возьмите. Отсюда я вижу, что Винецкий является связью между Николаевским и Рыковым.
Председательствующий (к Прокурору). Больше вопросов у вас нет?
Вышинский. Нет.
Председательствующий. У суда вопросов также нет. (К Ягоде.) Садитесь, пожалуйста».
«Заключение экспертизы
Для оглашения заключения экспертизы слово предоставляется заслуженному деятелю науки профессору Бурмину.
Эксперт профессор Бурмин (читает):
ОТВЕТЫ МЕДИЦИНСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ НА ВОПРОСЫ, ПОСТАВЛЕННЫЕ ГОСУДАРСТВЕННЫМ ОБВИНИТЕЛЕМ
1. По умерщвлению А. М. Горького.
Вопрос: Допустимо ли, чтобы больному с резко выраженным пневмосклерозом, с наличием бронхоэктазов и каверн, эмфиземы легких и перерождения сердечно-сосудистой системы, страдающему тяжелыми периодическими кровохарканиями, назначался режим длительных прогулок после обеда, особенно в сочетании с утомительным трудом.
Мог ли подобный режим, проводимый в течение продолжительного времени, вызвать у больного ухудшение состояния здоровья и, в частности, сердечно-сосудистой системы?
Ответ: Такой режим безусловно недопустим и мог обусловить ухудшение здоровья больного и, в частности, ухудшение состояния сердечно-сосудистой системы.
Вопрос: Допустимо ли помещение подобного больного в квартиру, где заведомо имелись больные гриппом?
Ответ: Абсолютно недопустимо, ибо этим обеспечивается заражение данного больного гриппом.
Вопрос: Правильно ли было ведение больного, правильно ли велась история болезни и лечения А. М. Горького во время его последнего заболевания с 31 мая по 18 июня 1936 года?
Ответ: Констатация тяжелого состояния больного нашла достаточное отражение в истории болезни, проводимое же лечение зарегистрировано преступно небрежно.
Вопрос: Допустимо ли вообще длительное, одновременное применение, больших доз сердечных средств внутривенно, подкожно и внутрь, именно дигиталиса, дигалена (препараты наперстянки), строфантина и строфанта, а в частности, у тяжелобольного А. М. Горького, 68-ми лет, страдавшего вышеуказанным поражением внутренних органов?
Ответ: Абсолютно недопустимо.
Вопрос: Каковы могли быть последствия такого лечения у А. М. Горького при его последнем заболевании?