Память Древних (СИ)

Или, может, Айонас? Примчался сюда, чтобы вызволить его, Ллейда. Таламрин цинично усмехнулся: ну да, прямо как принцессу из высокой башни!
Огни факелов приближались, Ллейд всматривался, понимая, что толком ничего не может сделать. Он вдруг сел на землю и безо всякой надежды снова дернул стыковочные части колодки. Ну, мало ли, вдруг прежде он забыл это сделать (целых триста раз), когда его только приволокли сюда. О, Вечный! Где, где его люди! Ему нужна помощь прямо сейчас! Свобода, целые руки, ноги и меч! Вот. Прямо. Сейчас!
— Слышите? — спросил какой-то из пришлых. — Цепь! Он где-то там! Пытается освободиться! Скорей!
Ллейд запаниковал, услышав, как и без того спешные шаги сменились бегом. Что от него хотят?! Может, все-таки Айонас? Или Батиар послал людей его вытащить? Или хотя бы сын Айонаса! Ох, он затруднился бы сейчас сказать, кого ненавидит больше: Брайса Молдвинна или собственного отца! Будь Эйнсел больше человеком и больше мужчиной, чем распоследним скотом, Ллейду вообще бы не пришлось беспокоиться, что отец узнает о его действиях: он был бы под отцовским командованием в освобождении Галлора и Даэрдина от узурпаторов — внутренних и внешних.
Огонь факелов стал жечь глаза — он желтился уже в пяти локтях от решетки. Судя по звукам, пришельцы добыли ключи от камеры. Ллейд перестал греметь цепью и драть оковы. Без толку. Прищурился, когда незваные гости оказался совсем рядом. Непроизвольно одернулся. Облако горящего света мерцало вокруг факелов, и Ллейд не сразу смог разглядеть кого-то из людей.
— Проклятье, ничего тут толком не помню, — проворчал голос, доселе молчавший.
Ллейду показалось, напоследок он свихнулся от страха. Не может же быть в самом деле он? Что он тут делает? Глаза Ллейда привыкли к окружающему пространству одновременно с тем, как в замке со щелчком повернулся тяжелый ключ. У самой клети выстроились солдаты. Двое держали факелы и мечи, один — копье, еще двое были вооружены одноручником и кинжалом, последний высоко поднимал щит. Таламрин помнил их довольно смутно, потому что видел нечасто и коротко. Кроме главного.
Дверь клети отворили рывком, с ужасным скрипом. Сделавший это чуть отступил, пропуская лидера вперед. Ллейд перевел взгляд на единственное среди всех лицо, которое знал наверняка.
— Гесс? — выдохнул пленник. Он осмотрел брата, не торопясь выбираться наружу.
Гессим выглядел помятым. Но не как бывает после пьянки, а как бывает после короткого жаркого сражения. В одежде выглядывало несколько прорех, ошметки левого рукава болтались как попало. Грудь ходила вверх-вниз от одышки. С рук капала кровь. Как минимум с одной — не его собственная. На лице тоже было размазано несколько грязных кровавых полос. Видать, брызги попадали на лицо, и Гесс тер несколько раз.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Ллейд прямо. Он не хотел верить до последнего, что ненависть Гессима к отцу настолько ослепила его, что тот озлобился еще и на брата. Быть не может! Ллейд всегда, всегда старался поддерживать младшего! Ездил к нему! Даже Данан возил! Он всегда старался этим двум заменить отца хотя бы частично, раз уж сам Эйнсел такой выродок. И чтобы теперь Гесс его предал? Ради чего? Из ярости решил сам стать августом?
А Данан знает? Может, не стоило её возить к опальному, а?! До чего они могли на самом деле оговориться за его, Ллейда, спиной?! Где Данан вообще сейчас?!
— Освобождаю августа, — спокойно отозвался Гесс, отступая в сторону, чтобы парень с ключами открепил колодки Ллейда.
— В каком смы… Что это значит? — Ллейд поднялся на ноги, уже подозревая, какой будет ответ. Гесс дал знак своему человеку, и они оба вышли из камеры. Гессим встал у открытой двери и выпрямился, как перед военачальником.
Ллейд пытался смотреть на брата, подметить его стойку, уложить в голове случившееся, но взгляд будто сам по себе соскальзывал вниз, на руки в крови. Подтверждая все предположения, Гесс облизал губы и отрапортовал:
— Проход свободен, сиятельный лорд. Я расспросил местных жрецов, возложение на вас венца августов назначено на сегодняшнее утро.
 
Ллейд стоял, как приколоченный, несколько секунд и таращился на брата. Он уговаривал себя подумать обо всем потом. Главное из случившегося и так понятно. Вечный… ему теперь стоит опасаться Гессима? Или пообещать ему награду? Или?..
Ллейд кивнул молча, как командир, и шагнул вперед, давая знак, что пора идти. Едва он зашел спасителям за спину, Гессим и еще два бойца отдали оружие остальным (Ллейду свело лопатки, когда он услышал звуки обнажаемых мечей). Затем пошли следом за новоявленным августом Таламрин — как самый надежный эскорт, только что молчаливо давший присягу и пожизненную клятву верности. Трое других мужчин зашли внутрь узилища Ллейда и принялись щитом разрывать в нем землю. Будут закапывать оружие, безошибочно понял Ллейд.
Чтобы никто ничего не узнал. Не смог узнать или доказать. Значит, и легенда для отца у Гессима тоже уже есть. А, может, он обошёлся и без легенды и просто избавился от тела. Ладно, — отмахнулся Ллейд. Обо всем этом он сможет подумать потом. Сейчас надо оценить обстановку снаружи, написать Айонасу, выяснить, что происходит и в какой стадии находится их замысел, реорганизовать войска, убрать последствия захвата власти в собственном замке, проследить, чтобы факт этого захвата оставался пока в тайне, проверить, прислала ли что Эдорта (наверняка) и написать в ответ, и да — еще надо отмыть грязь, поесть и… принять венец августов.
Данан шла по установившейся привычке впереди отряда. Если отбросить то, что теперь она была никудышним колдуном, и что позади у них осталась череда откровений, можно было подумать, что все — как прежде. Как прежде из тех времен, когда Реда уже не было, и, смирившись с его потерей, они стали смелее. Оставшись без старшего, сами стали старшими. Их ошибки сегодня были страшнее и значительнее, но им придавали меньше значения. Данан словно махала рукой: «Потом разберемся» или «Это не так уж важно», и шла дальше.
Хольфстенн часто замечал в глазах Диармайда немой упрек. Не в сторону Жала, нет — в сторону того, что Данан объявила свое слово последним в любой дискуссии. Наверняка думал, что будь жив Ред, ему бы Темный архонт не нашептал утащиться в подземелья Руамарда ради мнимой помощи гномам. И все было бы хорошо.
Впрочем, такая тупая убежденность в непогрешимости наставника, осталась, пожалуй, единственным стопроцентным недостатком бывшего лейтенанта. Формально, Дей все еще им был, да только теперь самого смысла во всяких орденских званиях не осталось. Дей старался относиться к Данан по-товарищески: как старший, когда речь заходила о подготовке чародейки с мечом (она упражнялась стойко, каждый вечер), и как младший, когда она говорила, что пора сворачивать привал или наоборот разбивать лагерь.
Их путь к Ирэтвендилю лег снова через Астерию. Помимо послабления, которое они находили здесь и прежде, Данан отметила случившиеся перемены. Каждая третья деревня на их пути превратилась в почерневшее, разглоданное пепелище. Поместье лорда средней руки, второму из сыновей которого они когда-то помогли спастись от исчадий, сровняли с землей. Жаль, в том числе и потому, что чародейка надеялась на его гостеприимство, лошадей, и искренне считала лорда с домочадцами хорошими людьми.
Их смешанная компания, в прошлый раз вызывавшая любопытство и вопросы, теперь в Астерии всем была по боку. В лицах людей отражался страх, как он есть. И только, если Данан успевала сказать, что они Смотрители Пустоты, чтобы избежать неприятностей, ей тыкали рукой в какое-нибудь из направлений и говорили что-то вроде:
 
— Ваши выходили в ту сторону два дня назад. Там, ближе к эльфам, будет разбитая крепость. Думаю, они осели в ней. Если, конечно, выбили оттуда нечисть.
Данан благодарно кивала, говорила вежливые слова, обещала непременно нагнать «своих». И разворачивалась в направлении королевства эльфов.
На душе было не то, чтобы скверно — скорее, спорно. С одной стороны, мобилизация всех вокруг и наглядные причины, что привели к всеобщей расторопности, лишали сна. Не только чародейку — всех. С другой, то, что мобилизовались хотя бы Астерия и Руамард немного успокаивало: значит, встречать Темного лицом к лицу они будут не одни.