Пленительная страсть

— Не важно, какой она будет. Она все равно останется его женой!
— Пожалуйста, Цезарь... ты должен помочь мне.
— А если я помогу? Какую я получу награду? — вкрадчиво спросил испанец, и взгляд его черных глаз скользнул по ее лицу, чувственным губам и остановился на груди.
— Скажи, чего ты хочешь, — и ты получишь это, — прошептала она.
«Пожалуй, все окажется намного проще, чем я предполагала», — подумала вдова. Она понимала, что за оказанную ей помощь нужно будет расплачиваться, и на мгновение испугалась, что Альварес потребует часть ее драгоценностей. Многие из ее украшений были недорогими побрякушками, но некоторые поклонники одарили блистательную блондинку действительно ценными и редкими драгоценностями. Она обрадовалась, сообразив, что Цезарь удовлетворится каким-нибудь часом, проведенным наедине с нею.
По его загоревшимся глазам Гретхен догадалась, что сегодня испанцу хочется чего-то особенного, изысканного. Цезарь нетерпеливо схватил женщину за руку и повел в спальню. Она безропотно последовала да ним в надежде поскорее удовлетворить его желание, чтобы пораньше уехать и еще успеть посетить портниху.
Альварес, в свою очередь, принял покорное поведение Гретхен за испытываемое ею ответное чувство и молча, на ходу, начал срывать с себя одежду. В такие моменты он предпочитал ничего не говорить, и это было хорошо известно вдове. Она полагала, что таким образом он входил в состояние возбуждения. Немке были знакомы правила затеваемой им игры, и она уже прекрасно усвоила свою роль. В данный момент она стояла посреди комнаты и ждала, не проявляя никаких эмоции.
Каждый раз, когда Цезарь начинал эту изощренную игру, Гретхен поражалась его способности к трансформации. Она много раз встречалась с ним в интимной обстановке и по своему опыту знала, что испанец мог быть очень энергичным и пламенным любовником, мужественным и уверенным в обращении с женщиной. Но бывало, что он избирал себе совершенно иную, прямо противоположную ипостась, облекаясь в новую, неожиданную личину: сильный мужчина куда-то исчезал, а на его месте вдруг оказывался некто жалкий, слабый, вызывающий брезгливость; перед женщиной стоял глупо улыбающийся, испуганный влюбленный (так он фантазировал), пытающийся ублажить свою жестокосердную повелительницу, и дрожал от страха, что не сможет угодить ей. Повелительницу должна сыграть Гретхен. Эта роль была совсем нетрудной.
Руки его потянулись к пуговицам платья женщины, и осторожно, одну за другой, он стал расстегивать их, слегка касаясь нежной кожи своей возлюбленной. Затем он стал снимать с нее одежду. Наконец на вдове остались лишь атласный корсет, кружевные панталоны, черные шелковые чулки и туфли на высоком каблуке. Отчаянно и одновременно со страстью он сорвал с нее подвязки и тут же в ужасе отпрянул.
Гретхен прекрасно знала свою роль.
— Неуклюжий дурачок! — сурово произнесла она. — Посмотри, ты оставил синяк на бедре своей возлюбленной! — она вытянула ногу и указала, где, предполагаемо, ее ударила подвязка. — Поцелуй это место немедленно! — сурово приказала женщина.
Цезарь упал на колени перед ней и прижался горячими губами к воображаемой ране. Гретхен с удовольствием заметила, что он уже был сильно возбужден: еще немного — и она сможет уйти.
— Ты понимаешь, что тебя нужно наказать за твою неловкость? — властно произнесла она.
В ответ Цезарь начал жалко пресмыкаться у ее ног, целуя ей ступни и лодыжки. Он был похож на запуганное животное.
— Достань хлыст! — приказала она.
Цезарь жалко прижался к ее ногам, скуля и всхлипывая.
— Достань хлыст! Что я тебе сказала?! Немедленно!
Мужчина испуганно отпрянул назад и с трудом поднялся на ноги. Его черные глаза были полны отчаяния, а губы тряслись от страха. Глядя на его лицо и позу, любой бы предположил, что это несчастный слуга, с которым бесчеловечно обращается его жестокосердная хозяйка; и только чресла испанца выдавали его игру, а пенис, оживший и возбужденный, указывал на предмет желаний.
Из шкафа с одеждой Цезарь извлек длинный, устрашающего вида хлыст с деревянной резной ручкой, замысловатой по форме и украшенной с одного конца большими круглыми опалами. При ближайшем рассмотрении можно было увидеть, что сама ручка и расположенные на ней опалы напоминали мужской половой орган. Хвосты хлыста, хотя и выглядели несколько жутковато — черные, с узлами на концах, — были сделаны из шелка, заплетенного в косы, которые были задуманы таким образом, чтобы не рассекать кожу и даже не оставлять никаких следов.
 
Цезарь униженно подал Гретхен свою плетку. Он обожал этот хлыст так, как не обожал женское тело. Хотя вдова тоже восхищалась уникальностью необычного предмета, но то, как относился к нему Цезарь, вызывало в ней отвращение: хлыст был своего рода ее соперником. Сознание, что мужчине приносит сексуальное удовлетворение этот хлыст, унижало ее женское достоинство. И то, что Гретхен не любила этого человека и он ей даже не нравился (просто она использовала его как средство для достижения своей цели), ничего не значило: она была женщиной, уверенной в своей неотразимости, и требовала, чтобы мужчина — любой мужчина! — ценил ее достоинства.
Гретхен взяла в руку хлыст с тяжелой ручкой и заметила рабский фанатичный блеск в глазах Цезаря. Он был уже готов, приведя себя в состояние лихорадочного возбуждения: мышцы его спины и бедер дрожали в предвкушении наслаждения; темные вьющиеся волосы на груди и животе практически стояли дыбом; дыхание стало бурным, а на бороде блестела слюна.
Гретхен сняла хлыст и сделала несколько широких кругов над своей головой. У Цезаря перехватило дыхание: как загипнотизированный следил он за концами хлыста, которые должны были ударить его тело. Наконец женщина опустила на его тело обожаемое орудие пыток. Снова и снова она наносила удары по мужской спине и груди, снова и снова длинные концы хлыста скользили по его ягодицам и бедрам. Испанец стонал в экстазе, тело его дрожало от пароксизмов страсти.
Наконец он упал на колени, хватая ртом воздух, и лежал до тех пор, пока его конвульсивные движения не утихли. Цезарь подполз к ней, и на глазах его сверкали слезы благодарности. Как пес к колену своего хозяина, прижал он свою темную голову к женскому бедру, и тихие рыдания клокотали у него в горле.
Теперь наступило время, когда жестокая возлюбленная должна превратиться в великодушную благодетельницу. Гретхен погладила его по голове и прижала к себе, «смягчая» тем самым его боль и унижение. Безмолвно прижавшись к ней, Цезарь начал целовать ее руки, бедро, как бы моля о прощении. Лицо его было мокрым от слез и слюны, которыми он замусолил и ее тело.
Он пылко целовал женщину, а она, держа раскисшего любовника в своих объятиях, повела его в постель. Успокаивая нежными словами и материнскими ласками, она иссушила его слезы и крепко прижала к себе. Прищурившись, Гретхен прикинула, сколько пройдет времени, пока его рыдания стихнут и он уснет.
Эта часть маленького представления Цезаря вызывала у нее непреодолимое отвращение, но зато она с удовольствием орудовала хлыстом и наблюдала, как этот обычно такой надменный испанец пресмыкается у ее ног. Только ради одного этого она готова была подавить в себе то отвращение, которое вызывали в ней его слезы и прикосновения его мокрых губ и щек.
Объятия Цезаря ослабели. Скоро он уснет, и тогда она сможет уйти. И никогда никто из них не вспомнит события этого вечера.
Однако она должна принять ванну, прежде чем отправится к портнихе...
  ГЛАВА 15  
— Сирена, — волновался Калеб, — Риган и Цезарь отправились на поиски Крюка! Почему мы не последовали за ними?
— Вспомни, что я тебе рассказывала о «коварных женщинах». Риган и Цезарь ожидают, что Морская Сирена тоже окажется там. Но она не так проста, как им того хотелось бы! Никогда не нужно делать того, что от тебя ждут! Не беспокойся, братишка. Можешь быть уверен: как только распространился слух, что Крюка ищут, он тут же затаился где-нибудь и выжидает, как и мы. Всегда нужно стараться предвидеть действия соперника и опережать его. На этот раз пусть мужчины поищут гада. Но, к сожалению, они ищут вслепую. Кончится тем, что они будут сожалеть о потерянном времени и деньгах. Ведь практически все испанское и голландское судоходство прекратилось на это время.