Жест Лицедея (СИ)

Магические школы 4 
Вы видите?! Это писец! Реально северный белый лис! Шарм аж 17! Даже смех пробрал меня. Нет, шутки шутками, но я уже не лох, и я очень даже неплох. Хочу, чтобы скорее приехала Ирочка. Да, сегодняшний вечер увы будет без «Шепота Киприды», но уверен, он принесет много приятных моментов.
Ирина Львовна появилась через пару часов после обеда. Я видел в окно, как она долго стояла у кареты Лапина, говорила о чем-то с ним. Они улыбались друг другу, он гладил ее руку, а потом, мерзавец, нагло ее поцеловал. Мои глаза в этот момент смотрели на них, но внутренним взором я наблюдал за своими эмоциями. Да, эмоции взбрыкнули, пошли тревожной волной. Только эта стихия теперь была под контролем. Я не позволю себе снова превратиться в капризного мальчишку.
Когда Ирина зашла, мне понравился ее игривый настрой и слова, которые она сказала после короткого поцелуя в щеку:
— Вижу скучал. Как дела с поиском «Шепота Киприды»?
— Очень скучал. А поиск любимого вина… — я не стал говорить о том, что заказал его через владельца ресторана «Аполлония». Пусть думает, что мне это не по силам. Сказал так: — В общем я в его поисках. Надеюсь, позже смогу порадовать. Зайду к тебе сейчас, покурим?
— Саш, я с дороги, немного устала. Хочу принять ванну и отдохнуть хотя бы часик. Во время ужина поболтаем, хорошо? — ответила она, извиняясь взглядом.
— Хорошо. Тогда до вечера, — я направился в гостиную, полистать газеты и покурить в одиночестве.
Нет, я не обиделся. Так даже лучше, что не сейчас. Только поболтаем мы, «мама», не за ужином, а после ужина в твоей комнате. Для меня это гораздо удобнее.
На ужин я не пошел. Попросил Лену принести что-нибудь вкусное в комнату еще до подачи в столовой. Знаю, что Ирина сидела в столовой одна, ковыряла вилочкой запеченную осетрину и дожидалась меня. Откуда я знаю? Оттуда…
В это время я практиковал выход из тела на тонкий план. Стражу Илье нужна практика, и мне она не повредит. Я позволил себе оставить его без надзора минут на десять. Все-таки после нескольких тренировок Илья стал достаточно надежен, и риск оставить его ненадолго не был большим. Я видел, как Ирина вошла в столовую и спросила у Лены меня. Когда Вяземская сказала: «Александр Петрович попросил подать ужин ему в комнату», то госпожа графиня сразу погрустнела. Села за стол, принялась без аппетита кушать. Попросила бокал вина.
Тык, тык, тык…
«Объект-инфо»
«Разумовская Ирина Львовна. Возраст 36 лет. Магическими техниками не обладает. Сожаление. Спутанность мыслей. Грусть, переходящая в плохое настроение. Желание закурить. Отношение к вам: острая потребность видеть вас, чувство вины перед вами, желание обнять вас, желание поцеловать вас, страх собственного отношения к вам, замешательство, спутанные чувства, желание понять вас, страх вашей магии»
И когда стемнело, я постучал в ее дверь, держа в руке бутылку хорошего вина с Родоса. Те две бутылки с «Шепотом Киприды» лидийской винодельни решил даже не показывать, потому что хотел исполнить ее желание целиком, а не частично.
Она открыла двери, и видно было по глазам, что удивлена и растеряна.
— Ты не обиделся, Саш? — спросила Ирина, пропуская меня.
— На что, мам? — я сделал вид, что не понимаю. Уж, извините, схитрил.
— Не знаю, может на то, что я не уделила тебе внимания, сразу как приехала. Ты не пришел на ужин, и я подумала, что ты сердишься, — она подтянула поясок своего тонкого шелкового халата, от чего ее грудь стала более рельефной.
— Конечно нет. Я же понимаю: ты была с дороги. Поэтому очень хорошо, что мы перенесли общение на вечер, — я поставил на столик рядом диваном бутылку с вином. — Хочу выпить с тобой по бокалу. Увы, пока не твое любимое. Ах, да, подожди, — я спохватился и сбегал в свою комнату за сигаретами «Граф Орлов» и коробкой конфет, которая красным сердечком.
Мы выпили по бокалу, она рассказывала о вечере на яхте Лапина, увиливая от интересных мне подробностей. Потом поговорили о Наташе, ее магических способностях, плавно переключившись на мои. И я открыл многое из того, что Ирина хотела знать. В частности, как заставил Бабаша говорить правду. Она слушала с огромным удивлением, так заметным в ее красивых серых глазах.
 
Когда мы выпили по второму бокалу вина, и она взяла конфету из коробки, то я спросил: — Тебе не нравится, что я все чаще называю тебя не «мама», а «Ира»?
— Саш, это сложный вопрос, — она улыбнулась, пригубив вино. — Очень сложный вопрос и тонкая тема. Если проще, то «Ирой» мне быть тоже нравится. Но не всегда. Не хотелось бы, чтобы ты так говорил при Павле Иосифовиче. И при Наташе это тоже звучит не слишком хорошо.
— Да, согласен, — я кивнул, — А ты понимаешь, почему я стал так говорить?
— Понимаю, — ответила она после долгой паузы и отвела взгляд. — Наши отношения с тобой стали очень странными. Все после твоего отравления. Я это прекрасно понимаю. Я это чувствую лучше, чем ты можешь представить.
— Что ты чувствуешь? — спросил я, помогая ей прикурить.
— Большое беспокойство, Саш. Даже по ночам это не дает мне покоя. И приходит страх, — она затянулась, выпустила дым и поднесла к губам бокал с недопитым вином. — Ты хоть сам понимаешь, о чем я? Это совсем не глупости и не игра. Ведь я вижу, как ты на меня смотришь.
— Скажи, пожалуйста, правду. Мне это важно знать, — я занервничал, чувствуя, что мы неожиданно подошли к той черте, за которой Ирина может оттолкнуть меня, отгородиться, и наши отношения станут намного более холодными, чем сейчас.
— Саша, Саша… Зачем ты все это тронул? — она покачала головой, снова затянулась сигаретой. — Знаешь, в чем ирония? — Ирина Львовна усмехалась, и в этот миг стала отчасти похожа на Наташу. — Смешно. Только то горький смех. И еще очень тревожно. Ирония в том, что как только ты меня впервые назвал «мамой», я для тебя будто перестала быть мамой и даже мачехой. Все поломалось в один миг. С того момента ты смотришь на меня как…
Продолжить ее мысль или подождать пока скажет она? Ведь мои слова могут все испортить. Но если я промолчу, то она может этого не сказать. В эту минуту мне пришел на ум неожиданный и болезный вопрос: «Если бы жизнь повернулась так, что пришлось бы делать выбор между Ирой и Наташей, то кого бы я выбрал?». Я уже знал ответ, но не хотел сейчас его произносить даже перед самим собой.
Она не спешила продолжить свое «как…» — это было в ее манере: недоговаривать. Тогда за нее решил договорить я:
— Ты права. Я смотрю на тебя, как на женщину, которая мне очень нравится. Которую хочется целовать не в щеку, а в губы. Которую хочется прижимать к себе, чувствуя мужское желание.
— Зачем ты это сказал?! — она резко встала и отошла к окну, глядела с минуту в сад, потом проговорила: — Ты понимаешь, что все портишь?! Ты можешь сломать всю нашу жизнь! Свою и мою! И даже Наташину!
— Нет, не порчу и не ломаю, — я тоже встал, заскрипев диваном. Держа мундштук с зажженной сигаретой, подошел к ней. — Ир, я не ломаю, но пытаюсь многое поменять. Очень хочу все поменять в наших отношениях.
— Не говори этого! Ты даже не представляешь, к чему это может привести! — она глянула с опаской на меня. Нет не с опаской — со страхом. Ее глаза блестели как серебро, и губы побледнели.
— Представляю. Ир, ты можешь сейчас быть со мной честна? Пожалуйста! — я взял ее руку, чувствуя в ней дрожь. — Я знаю, ты очень честная женщина. Именно сейчас я хочу, чтобы ты дала несколько честных ответов.
— Хочешь поступить со мной, как с тем… Бабашем? Использовать свое колдовство? Казалось, она сейчас заплачет. — Хочешь сделать со мной так же?
— Клянусь, что нет. Если бы я в самом деле замышлял против тебя такую хитрость, то не просил быть честной, а тайком использовал свою магию. Ты же это понимаешь, — поднес мундштук к ее губам, и она торопливо затянулась. А я продолжил: — Я очень хочу, чтобы между нами все было естественно, без всякого обмана. Ответишь честно?