Мой прекрасный негодяй

Девушка между тем продолжала его игнорировать.
– Очень хорошо, – произнес Давенпорт. – Раз вы не желаете назвать свое имя, мне придется придумать его самому.
– Может ли ваша лошадь идти быстрее? – спросила она.
– Что ж, посмотрим. – Он пришпорил мерина, пустив его легким галопом, и одновременно воспользовался случаем, чтобы обнять девушку и крепко прижать к себе, якобы для того, чтобы уберечь от падения. Она яростно запротестовала, однако он никак на это не отреагировал.
– Пожалуй, я могу называть вас Жанной, – решил он. – В вашем облике есть нечто от мученицы, которую сжигают на костре. Но я осмелюсь предположить, что это просто потому, что вы вынуждены ехать верхом в обществе закоренелого негодяя вроде меня. Если бы вы улыбнулись, то стали бы совсем не похожи на Жанну. Вы ведь улыбаетесь хоть изредка, не так ли?
Ответа не последовало. Немая ярость волнами исходила от нее.
– Значит, не Жанна. Тогда что-нибудь из греческого пантеона… Афродита? Или я просто принимаю желаемое за действительное?
– Что за глупости! – выпалила она. – Даже если бы мы были представлены друг другу по всей форме, я бы никогда не позволила вам обращаться ко мне по имени.
Девушка очаровательно покраснела, терзая зубами злосчастную нижнюю губу. Его вдруг охватило неудержимое желание. Да что такое с ним происходит, черт возьми? Она была явно не тем типом женщины, который он обычно предпочитал. Давенпорт и представить себе не мог, что такая, как она, способна шарить в его штанах, все равно – при лунном свете или без него.
Дождь немного утих, однако молнии по-прежнему неистово рассекали небо. Буря вот-вот должна была разразиться прямо у них над головами, но Давенпорта это совсем не заботило. В этой девушке было нечто, чему он пока не мог подобрать точного определения, и он не собирался так легко отпускать ее от себя.
Они проехали две мили или около того, прежде чем графу пришла в голову мысль обратить ненастье в свою пользу.
– Боюсь, нам придется искать укрытие где-нибудь поблизости, – заметил он. – Находиться под открытым небом в такую погоду может быть небезопасно.
– Пусть лучше в меня ударит молния, чем я останусь с вами наедине где бы то ни было, – приглушенным голосом заявила она. – Если хотите, поезжайте вперед. Мое… место назначения вон там, чуть дальше по дороге.
Давенпорт заметил в ее тоне легкую неуверенность. Разве она не говорила раньше, что направляется домой? Или она была настолько предубеждена против него, что не хотела, чтобы он узнал, где она живет?
Он и понятия не имел о том, что они уже приблизились к концу их захватывающего путешествия. Ему хотелось знать о ней больше, продолжать поддразнивать ее до тех пор, пока ему не удастся пробиться сквозь эту ужасающую броню из приличий и условностей к скрывающейся под ней живой женщине из плоти и крови.
Давенпорт задавался вопросом, кто сейчас ждет дома это вспыльчивое юное создание. Во всяком случае, не муж и не любовник. С одной стороны, у нее на пальце не было обручального кольца. С другой стороны, ее девственность казалась настолько очевидной, словно само это слово было выгравировано у нее на лбу. На самом деле у добродетели вряд ли нашелся бы более стойкий сторонник, чем эта молодая леди. Даже несмотря на опасность свалиться с лошади, она упорно держалась за переднюю луку седла, вместо того чтобы откинуться назад, в его объятия.
У нее был изящный, точеный профиль – просто восхитительный. Может быть, это и к лучшему, что она совсем не улыбалась. Его сердце не смогло бы этого вынести.
Давенпорта обуревало искушение. После возвращения из изгнания в его жизни было уже немало женщин, но, несмотря на все утонченные игры, которые так любили аристократические кокетки, ни одна из них не оставляла ни малейших сомнений в том, что эти игры закончатся в постели. Эта же леди оказалась к нему совершенно беспощадна. Охотник в нем находил ее полное отсутствие интереса – а вернее, даже отвращение – неотразимым.
Тут он мельком заметил приземистый особняк в конце аллеи. Вот они и на месте. Давенпорт осадил коня и посмотрел сверху вниз на свою прекрасную спутницу.
  
Глава 2
 
– Почему мы остановились? – Даже сейчас при всем желании Хилари не могла заставить себя взглянуть этому ужасному человеку в глаза. Он представлял собой весьма шокирующее зрелище. Она без труда распознавала на его лице все хорошо известные ей приметы негодяя – слишком часто ей случалось сталкиваться с подобным типом людей в собственной семье. Однако в данном случае приходилось признать, что он являл собой отклонение от общего правила. Он обладал чувством юмора, а также здравым смыслом. И хотя он делал все возможное, чтобы это скрыть, в его взгляде, когда он останавливался на ней, присутствовало нечто тревожившее душу, словно он видел ее сущность лучше всех остальных. Хилари совсем не была уверена в том, что ей это нравилось.
При всей его бесшабашной дерзости в нем было и нечто рыцарственное. Впрочем, она была не настолько глупа, чтобы поверить в то, что он спас ее из чистого альтруизма. Она умела распознать желание в глазах мужчины, благо ей не раз приходилось иметь с ними дело, живя под одной крышей с братьями. Этот человек был весь покрыт синяками, но даже несмотря на распухшую челюсть и фиолетовую скулу, Хилари могла с первого взгляда признать, что ее спутник оказался на удивление красивым мужчиной. Ясные карие глаза, обрамленные густыми ресницами, шапка темно-каштановых волос, пусть даже мокрых и растрепанных ветром, которые ниспадали так романтично на его лоб. Красивый сильный подбородок, свидетельствовавший о решимости, а возможно, даже и об упрямстве, так странно контрастировавший с добродушно-веселой манерой держаться. В этом незнакомце в потрепанном вечернем костюме было нечто, что пробуждало в ее теле жар.
В ее сознании бушевала настоящая буря. И как только она могла находить этого типа хоть сколько-нибудь привлекательным? У нее уже имелся горький опыт общения с мужчинами подобного рода. Того самого рода, при виде которого любая настоящая леди, у которой осталась хоть капля здравого смысла, должна была бежать прочь без оглядки. Все в его облике выдавало гуляку и дебошира. В конце концов, как он мог очутиться здесь, в сельской глубинке, одетый в вечерний костюм, верхом, да еще в три часа дня? Вполне возможно, что этой ночью он вообще не ложился в постель.
Постель.
Нет, ей решительно не стоит думать об этом человеке в какой бы то ни было связи с постелью.
Хилари старалась не замечать, какими могучими были его плечи, какими сильными – руки, обхватившие ее за талию, каким широким – бедро, касавшееся ее собственного всякий раз, когда он пришпоривал лошадь. Да, возможно, он был грубияном, распутником – словом, именно тем, в чем молодая девушка из семьи Деверов, стремившаяся, несмотря на все препятствия, следовать своим собственным моральным стандартам, решительно не нуждалась. И тем не менее пульс ее участился, тело словно само собой тянулось к нему, желая насладиться теплом широкой мужской груди.
Теплопроводность – так, кажется, он это назвал? Вне зависимости от термина держаться от него в стороне было все равно что держаться в стороне от пылающего костра, когда холод пробирает до самых костей.
Если бы только Хилари успела добраться до дома, ничем не выдав своего беспокойства этому незнакомцу, она была бы спасена. Но не сейчас.
Он вдруг резко остановился. Не в силах удержаться, она повернула голову и застыла при виде решительного выражения на его лице.
Румянец обжег ей щеки. Хилари дала себе слово не обращать внимания на его подтрунивания и по большей части преуспела в этом. Но его серьезный вид обезоружил ее. Она прикусила губу.
– Перестаньте, – скомандовал он таким тоном, что она вздрогнула. Он осторожно провел пальцем по ее прикушенной нижней губе, высвобождая ее, после чего без обиняков обхватил пальцами ее подбородок, обратив ее лицо кверху. Хилари не сопротивлялась, словно зачарованная властной силой этих серьезных темных глаз. Ее сердце отчаянно забилось, способность размышлять оставила ее. Она не смогла бы связать вместе и двух слов, даже если бы от этого зависела вся ее жизнь.