Украденное дитя (СИ)

В доме графа было ещё много ниш с безделушками из Конфедерации — каждая стояла на полочке или столике, обрамлённая соответствующим антуражем: бархатной подушечкой, атласным задником или даже светильником. Примерно как экспонаты в музее.
В остальном же дом был совершенно обычным, и напоминал нору, которую рыли долго и извилисто. Коридоры резко поворачивали, проходные комнатки были малы и сумрачны, на окнах, словно чтобы специально усугубить мрачное ощущение (снаружи солнце и так не баловало своим присутствием) висели тяжёлые портьеры тёмных тонов. В отделке стен преобладал бархат, пурпурные, шоколадные или тёмно-лиловые цвета. Из-за них Фрида очень быстро почувствовала себя неуютно.
Впрочем, дворецкий привёл их на веранду, выходящую в сад, который купался в редких солнечных лучах. Здесь цветами пахло ещё сильнее, и пение птиц немного сгладило мрачное впечатление от дома. Фрида выдохнула свободнее, почувствовал солнце на щеке. Может быть, эта долгая прогулка по дому была нужна, чтобы показать благосостояние хозяев и серьёзность их намерений? Потому что веранда была простой и весьма приветливой: деревянные панели, украшенные резьбой (растительные сюжеты), кремовые диванчики и глубокие, удобные даже на вид кресла. Шкура тигра на полу (любопытно — прошлый подвиг хозяина?) и пара оленьих рогов красовались на стенах. Фрида вспомнила, что Эш, кажется, бывал здесь. Интересно, каково ему было видеть подобное украшение?
Хозяев на веранде не было, но навстречу Фриде поднялся джентльмен лет двадцати пяти, бледный, худощавый и с длинными волосами, схваченными шёлковой лентой в хвост. Фрида удивлённо смотрела на него: было в его облике что-то от полукровки. Но только в облике, знакомого ощущения магии, тепла Фрида не ощущала. Как будто джентльмен специально стремился походить на того, кем на самом деле не являлся.
Поклонился он изящно и, когда Фрида в приветствии протянула ему руку, изящно же обозначил на ней поцелуй. А потом представился:
— Барон Досон. Тимоти Досон, миледи. Бесконечно рад видеть вас и соболезную вашему горю.
Фрида сдержанно поблагодарила, с любопытством разглядывая барона. Пожалуй, красив — но слишком слащаво на её вкус. И явно очень чувственен — от простого приветствия и улыбки у него порозовели щёки и заблестели глаза. Фрида против воли почувствовала интерес и тягу — такие люди, как магнит, тянули к себе фейри, которые любили, когда в человеке горит огонь. Полукровок к ним тоже влекло — спасибо фейрийским родителям.
Фрида заставила себя спокойно улыбнуться. Не стоит показывать свой интерес, она знает, как с этим справиться. Не первый раз ей попадается такой человек. Хоть и в высшем обществе подобные редки.
— А это должно быть, мистер Ричард, о котором нынче столько разговоров, — улыбнулся Досон, с живым интересом глядя на Дикона.
Тот сдержанно поклонился. Болонка у него на руках широко зевнула и явно собралась спать.
— Граф с графиней сейчас выйдут, — ответил Тимоти на вопрос Фриды, где же хозяева. — Их дочь проснулась… Вы же, наверное, слышали эту грустную историю?
Тимоти оказался другом семьи Бальморов. Даже каким-то дальним родственником (он смущённо улыбался, когда рассказывал это). И теперь, когда виконтесса Генриетта, единственная дочь его друзей, в таком ужасном состоянии…
- Я ведь думал сделать ей предложение, — поделился он с Фридой за чаем. — Бедная девочка!
— Но что же случилось? — попыталась уточнить Фрида. Может, этот красавчик расскажет ей что-нибудь новенькое?
Ничего особенного Тимоти не знал. Генриетта помутилась рассудком, всё говорит о фейри («Представляете, леди Фрида, фейри!»). Учитывая внешний вид самого барона, это восклицание было не слишком уместным.
Ничего про кровь и танцы барон не упомянул, поэтому Фрида покивала, поддержала причитания: «Ах, бедная девочка», — и на этом разговор незаметно увял. Повисла неловкая тишина, но, пока Фрида искала, о чём бы ещё, кроме пресловутой погоды, спросить барона, на веранде наконец-то появились хозяева дома.
— Леди Фрида, — кивнул ей граф Бальмор, а его жена только широко распахнула глаза. — Какая неожиданность!
Фрида улыбнулась.
Вообще-то леди, носящей глубокий траур, полагалось сидеть дома и, возможно, даже никого не принимать. Конечно, дурным тоном визиты не были, но… Несколько щекотливо и странно смотрится вдова, ведущая сразу после похорон мужа активную светскую жизнь. И эту натянутость, и вопросы в глазах барона и графа позже, уже сидя за столом, Фрида видела.
Хвала богам, длился обед не долго (у Фриды уже губы болели улыбаться, а темы для лёгкой светской беседы стремительно заканчивались). И ещё — хвала богам, что после обеда барон, сославшись на дела, откланялся. При этом робко предложив Фриде продолжить знакомство. Герцогиня Виндзор вежливо ответила, что будет рада как-нибудь увидеться, а про себя подумала: «Неужели на мне уже висит этикетка, как у лота на аукционе?»
После ухода Тимоти граф прямо (и несколько невежливо) спросил Фриду:
— Что вам нужно, герцогиня? Вы прямо-таки преследуете Элен!
Фрида подняла брови, обозначив удивление — вот уж преследовать графиню она точно не собиралась. Но ответила прямо:
— Я хочу видеть вашу дочь, граф. Я слышала, её прокляли фейри. Быть может, я смогу помочь.
— Чем же? — бросил граф, сверху вниз глядя на Фриду.
Герцогиня улыбнулась ему.
— Советом, возможно. Возможно, ничем. Но, граф, если вы боитесь пересудов, то можете быть покойны — я никому не скажу того, что увижу в вашем доме. Или услышу.
Граф нахмурился.
— Леди, наша дочь больна, а в вашем положении, — он окинул Фриду красноречивым взглядом, то ли намекая на траур, то ли на беременность, которой ещё не было видно тем более под платьем, — не желательно…
На этом месте его аккуратно и тихо перебила жена. Граф наклонился к ней, выслушал, поморщился.
— Что ж, дорогая, если ты так желаешь… Полагаю, леди Фрида твоя гостья. Простите меня, герцогиня, но, думаю, вы должны понимать, как нам с графиней не хочется огласки. Иначе, когда Генриетта выздоровеет, ей будет сложно найти мужа.
Фрида, которой мужа отчего-то всегда было найти легко (отбиться сложно), кивнула.
— Конечно, милорд. — Заявление графа, естественно, граничило с грубостью: ни один джентльмен в здравом уме и твёрдой памяти не станет намекать на то, что леди примется сплетничать, стоит ей выйти из дома. Но вряд ли в таком состоянии Бальмор был в здравом уме. Он ещё неплохо держался — во всяком случае, куда лучше своей жены.
— Фрида, я вам верю, — прошептала тихая и испуганная графиня Элен, взяв Фриду за руку и ведя куда-то вглубь дома.
Ричард отправился было следом, но Фрида покачала головой. Ничего с ней не случится, а Бальморы и так против её присутствия. Ричарда же они не знают, для них это будет ещё один любопытный зевака. Не стоит надоедать хозяевам сверх меры.
В комнатах наследницы были задёрнуты шторы и горели свечи.
— Генри б-боится солнечного света, — дрожащим голосом объяснила графиня. И прижала руку ко рту, давя рыдания.
Фрида представила, как она бы себя чувствовала, бойся её сестра, Эвилина, солнечного света. И разволновалось так, что к горлу снова подкатила тошнота, а солнышко внутри протестующе запульсировало. Фрида положила руку на живот и медленно выдохнула, успокаиваясь. Не дай боги!
— М-мой муж, — продолжила графиня, тоже успокоившись. — Он н-не верит, чт-то это фейри. Г-говорит, Генри помутилась рассудком. Что это м-модная инфлюэнция!
Инфлюэнция действительно была весьма популярна, особенно среди женщин высшего общества. Болезнь пришла из Конфедерации и нападала внезапно: жертву сражала головная боль (от которой, говорят, очень помогали бриллианты), поднималась температура, наблюдалось нервное истощение, пропадал аппетит, а затем появлялась слабость. Фрида, читая в «Ведомостях» про эту болезнь, всегда думала, что это прекрасный способ давления на супруга. Дескать, умру — тогда попляшешь! Например, леди Уайтхилл, мать Фриды, никогда не болела инфлюэнцей. Вот ещё! Леди была здорова, как молодая гончая. А муж забит, как последыш. И никакой инфлюэнции.