Друг твоего разума (СИ)

— Это ужасно.
— Самое ужасное, если, помимо потери памяти, его разум начнёт считать, что они всё ещё рядом, — мрачно проговорил Малфой. — Иногда доходит до того, что больные начинают видеть что-то из своих ложных воспоминаний или создавать их с нуля, живя в полной иллюзии. При определённых отклонениях возможно и такое, особенно если в эту гремучую смесь добавить щепотку магии.
Гермиона с силой опустила чашку на стол, чуть не пролив добрую половину оставшегося глинтвейна. Ей очень не нравилась тема, которую поднял Малфой. И как вообще эта информация может помочь спасти её родителей? Она ведь никак не связана с Обливиэйтом. И всё это знает любой человек, прочитавший пару книжек по психотерапии или посмотревший фильмы про амнезию и другие психические расстройства.
— Я не понимаю, к чему ты ведёшь, — не сумев скрыть раздражение, произнесла Гермиона.
Малфой, так рьяно рассуждающий о возможностях человеческого разума и откровенном сумасшествии, казался ей чем-то инородным. Совершенно незнакомым ей человеком. И Гермиона не понимала: либо он так увлечён своим делом, что подводит её к основной мысли издалека, либо наоборот — уводит её в какие-то дебри, стараясь запутать ещё больше.
Малфой откинулся на стуле, вновь начиная разминать веки пальцами. Наконец он бросил в неё терзающий взгляд и приподнял бровь.
— Стерев память родителей, ты стала единственным человеком, обладающим вашими совместными воспоминаниями. И если по каким-то причинам ты их теряешь, даже частично, то они могут не восстановиться и у твоих родителей.
— Это шутка такая?! — из груди Гермионы вылетел истеричный смешок.
— Нет, — серьёзно ответил Драко, продолжая проедать её взглядом серых радужек. — Ты хорошо помнишь своё детство?
Гермиона вскочила, впиваясь пальцами в столешницу.
— Ты издеваешься?! Ну конечно, я всё помню! Мои родители — самые дорогие для меня люди, ясно? Я помню каждый проведённый вместе момент с ними и не вижу никаких причин забывать это! Даже не смей намекать мне, что я схожу с ума.
Гермиона тяжело дышала и сжимала стол так сильно, что белели костяшки. В голове не укладывалось, что Малфой мог предположить такую откровенную глупость. Это ощущалось как плевок в лицо, как принижение всего, что она пыталась сделать для родителей. Или как очередная издёвка.
Прямо как в детстве. Только теперь по-взрослому.
Куда изощрённее. И больнее.
Но Драко лишь склонил голову к плечу и устало вздохнул, оставаясь таким же раздражающе спокойным.
— Тогда почему ты плачешь, Грейнджер?
Незамеченные слёзы тут же обожгли раскрасневшиеся щёки Гермионы, и она громко всхлипнула, начиная задыхаться от собственной никчёмности. Быстро стерев слёзы, больно мазнув пальцами по коже, Гермиона шагнула в сторону.
— Ты ничего не знаешь, — прошипела она. — Я ухожу.
Сердце стучало так сильно, что причиняло физическую боль. Дыхание окончательно сбилось, и Гермиона кое-как толкнула от себя входную дверь, обжигаясь о неожиданно ледяную ручку.
Она была уверена, что Малфой не прав. Она всё помнила: своё детство, летние каникулы и Рождество, которые они провели вместе с родителями. Не было никакого шанса на то, что это из-за её проблем с головой родители так страдали. Если только…
Нет, всё это ерунда. Просто нелепые страхи, с которыми она не может смириться. Это не отменяло того факта, что она помнит.
Малфой наверняка просто хотел разбить её изнутри. Лишь прикидывался таким неожиданно дружелюбным и отзывчивым, а на деле так и остался куском говна. Не трогай — не будет вонять. Чёрт бы побрал его и идиотские чувства Гермионы. Такие глупые и абсолютно слепые.
Гермиона шагала по площади, вдавливая ботинки в асфальт так сильно, будто он был виноват во всех её бедах.
— Гермиона! — её нагнал запыхавшийся голос Малфоя.
От звука имени с его уст она вздрогнула, замирая. Хотелось громко рассмеяться или вылить на себя ведро с ледяной водой, чтобы наконец остыть, но все её мечты наверняка отправлялись прямиком на помойку. Ведь следом за чёртовым именем она почувствовала лёгкое прикосновение к своему плечу.
 
Это что, какой-то новый утончённый способ довести её до сумасшествия?!
Гермиона рывком развернулась, скинув с себя кисть с этими ужасно длинными тонкими пальцами. Такими красивыми и аккуратными, чёрт бы их побрал.
— Как ты? — спросил Драко, и Гермиона была уверена, что всё это выражение сочувствия и какого-то нелепого желания позаботиться на его лице — лишь очередная игра.
— Нормально, — недовольно буркнула она.
— Поверь, я не хотел ничего… такого! — развёл руками Малфой, зачем-то решив начать оправдываться. — И в мыслях не было, что так выйдет. Я просто хочу помочь тебе.
Гермиона уже открыла рот, чтобы попросить не принимать её за наивную дуру, как раздался звонкий шлепок. Прямо о её лоб.
— Вот чёрт! Чёрт! — завелась она, поднимая руки, но не имея ни малейшего желания дотрагиваться то птичьего помёта.
Сейчас, с этой воняющей жижей на лице, она чувствовала себя полным ничтожеством. А вытаскивать волшебную палочку в окружении сотни магглов на площади стало бы верхом безрассудства.
И Гермиона внутренне ругала себя. Ругала и ненавидела. Ведь каждый раз, когда она думала, что хуже просто и быть не может, жизнь умудрялась удивлять её. Снова и снова. Не давала расслабиться ни на секунду.
Малфой, явно подавивший смешок, протянул ей белый платок, вежливо отворачиваясь. Гермиона выхватила его и принялась стирать помёт, бурча под нос грязные ругательства.
— Кажется, магглы говорят, что это к удаче, — весело заявил Малфой, делая вид, что пошарпанные навесы здешних магазинчиков — самое интересное, что он когда-либо видел.
— Не понимаю, о чём речь, — процедила Гермиона, засовывая измазанный платок в карман. — Спасибо тебе за платок и за весь это увлекательнейший рассказ, но я ухожу домой, — она выставила палец вперёд, прерывая Малфоя на полуслове. — И мне не нужна твоя помощь! — почти по слогам проговорила она.
— Подожди, Гермиона! — Да он издевается?! — Я хотел спросить, может, мы… как-нибудь ещё прогуляемся?
Гермиона не сдержала истеричный смешок, вновь поворачиваясь к Драко.
— А-а! — широко раскрыв рот, громко протянула она. — Так вот к чему удача! К прогулке с тобой?!
— Может быть, — губы Малфоя расползлись в ухмылке, словно он абсолютно не умел считывать чужой сарказм.
Гермиона закатила глаза. Её раздражали его изучающий взгляд, этот снисходительный тон и такое выражение лица, словно перед ним лежала побитая бездомная собачонка…
И наконец Гермиону осенило.
— Слушай, прекрати на меня смотреть так, будто я интереснейший объект для твоего психологического исследования! Меня не прельщает идея попасть в твой медицинский дневник, и последнее, чего я желаю, — это выворачивать душу наизнанку или обсуждать моих родителей с тем, кто всё детство унижал и ненавидел меня, ясно?!
— Я не… — растерялся Малфой.
— Чудесно! — перебила Гермиона. — Давай на этом и разойдёмся?
— Гермиона!
— Пока, Малфой.
Наглец. Скользкий, отвратительный змей.
Гермиона зашагала прочь, не оборачиваясь. И как она только могла подумать, что попросить совета у Малфоя — отличная затея?!
***
2 декабря 2000 г.
Утро следующего дня было ясным и морозным. Вся дорога была покрыта ночным инеем, и Гермиона потеплее куталась в свой шарф, пока шла к родителям. Праздничная подсветка на крышах соседских домов всё ещё горела, делая этот день чуть счастливее, чем он был на самом деле.
Она должна попытаться ещё раз, должна найти новые ниточки, которые смогли бы привести её к распутыванию клубка загадки. Несмотря ни на что.
Гермиона осторожно поднялась к крыльцу родительского дома, по привычке минуя скрипящие половицы. Уже занесла руку, чтобы позвонить в дверь, но остановилась, услышав громкий голос отца.
— С меня хватит! Сколько ещё мы должны терпеть?!
Гермиона застыла, решив повременить с объявлением своего визита. Отец явно был в бешенстве. Что же могло случиться?