Твой первый - единственный (СИ)

Рита ничего не ответила, а я молча взял Матвея за руку и поплелся с ним к туалету в надежде, что Алена нас не заметит. Потому что в ином случае я спросил бы у нее, каково это быть вершителем чужих судеб, а главное – для чего. Однако она нас не заметила, а когда мы с Мотом вышли обратно, Смирновой уже и след простыл.
Романова больше не поднимала эту тему, да и в целом, когда мы сели в тачку, Матвей так разговорился, что думать о чем-то второстепенном было некогда. Малой делился своими впечатлениями и грезил однажды повторить поход в торговый центр.
– Конечно, повторишь. У тебя целая жизнь впереди, – сказал я.
– Рита, а ты на торт останешься? – спросил ее братишка. Я удивился такому вопросу, однако не стал акцентировать на этом внимание.
– Посмотрим. Ой, я же забыла… Витя, – вдруг обратилась ко мне Романова. Она сидела на заднем сиденье вместе с братом. – Ты не мог бы остановиться около магазина? Возле дома родителей временно закрыта овощная лавка, а мама попросила купить ей бананов.
– Конечно, без проблем.
Я повернул в сторону ближайшего супермаркета, паркуясь на свободном месте. В округе было мало автомобилей, за горизонтом садилось солнце, а с неба срывался мелкий снег, оседая белой крошкой на крыши домов и машин. Романова выскочила, предварительно уточнив, не нужно ли кому чего, но получив отрицательный ответ, помчалась поскорей к дверям, видимо, не хотела заставлять себя долго ждать.
– Матвей, а Рита не с вами живет? – решил зачем-то спросить.
– Нет, – покачал головой мальчишка.
– Почему?
– Наверное, из-за папы. Но это мамин секрет. Я никому не говорю мамины секреты, – с деловитой серьезностью заявил Мот, заставляя умиляться детской непосредственности. Редко когда встретишь настолько воспитанных и понимающих детей.
‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– Я обещаю, что никому не расскажу, вот тебе кулак! – я протянул ему кулак, оглянувшись. Мелкий вскинул бровь, внимательно рассматривая мою руку. Он не решался, видимо, прикидывая, можно ли мне вообще доверять. И это однозначно добавляло ему еще больше плюсиков.
– Твоя сестра очень важный для меня человек, я переживаю за нее.
– Рита – самая лучшая на свете! Я мечтаю о плаще супермена, с помощью которого смогу защитить всех.
– За… защитить? – переспросил, не особо понимая, почему ребенок в пять лет думает о таком.
– Да! – уверенно заявил Матвей, не сводя с меня своих глаз. Они с Ритой однозначно были похожи, даже этим взглядом, который мог бы спасти целую планету, столько в нем было желания и непоколебимости.
– Давай будем вместе защищать ее? – предложил я, улыбнувшись.
– Давай! Ты ведь уже большой, а я еще маленький. Так что я согласен.
– От кого мне нужно защищать твою сестру?
– Ну… – мелкий помялся, отводя взгляд в сторону. Он вел себя достаточно серьезно уже не первый раз.
– Моть, я умею…
– Однажды я слышал, как мама с папой ругались, – произнес вдруг братишка Марго. Теперь он смотрел на меня в упор, словно пытался понять, смогу ли я встать с ним на одну сторону, пойму ли его.
– Так бывает, родители иногда ссорятся.
– Мама сказала, что папа обижал Риту.
– Обижал?
– Угу, – мелкий прикусил губу, склонив голову и рассматривая свои сжатые в кулачок ручки. Казалось, ему стыдно говорить дальше, признаваться в подобном кому-то. И мне вдруг сделалось тревожно.
– Многие ругают своих детей.
– Нет. Папа бил Риту, – помолчав, Мот добавил: – Сильно бил. Рита плакала, так говорила мама. А однажды на Новый год он даже домой ее не пустил, так тоже говорила мама. Папа не любит Риту, папа – плохой.
  
Глава 23 - Витя
 
Я не мог поверить в услышанное. Как же так? Родной отец бил ее? Но почему… как он мог? Она ведь… Я сжал руль, казалось, легкие наполняются кислотой. На лицо словно натянули целлофановый пакет, крепко затянув удавку на шее. Мне стало тяжело дышать.
Наверное, поэтому не заметил, как Рита вернулась, усаживаясь на пассажирское сиденье. Я не стал задавать никаких вопросов, молча завел машину и поехал больше по инерции. Вместо автомобилей, что мелькали впереди, я видел Маргариту в широких кофтах с улыбкой на губах. Она никогда… никогда не показывала своей обиды на мир, семью, родного отца.
 
А Новый год? Что если родители не пустили ее ночевать в тот самый Новый год, когда я вбил себе в голову мысль об очередном предательстве? Что если она ночевала в подъезде, сидя на грязных ступенях и прячась от сквозняков, которые проникают сквозь старые рамы окон. Мимо проходили пьяные соседи, гремя бутылками, а она продолжала сидеть, вглядываясь в обшарпанные стены и надеясь на чудо.
Сколько я о ней не знаю? Насколько мы вообще были близки?
– Вить, вот тут, – сказала Рита, и только сейчас я заметил, что подъехал к ее двору, остановился напротив лестницы, что вела наверх, к площадке.
– Угу.
– Моть, выходим. Акулу не забудь.
– Акула, акула, – щебетал мелкий. Я оглянулся и вдруг понял, как сильно она могла нуждаться во мне, в моей помощи. Меня не было рядом в тот Новый год, в ночь выпускного… когда я вообще был рядом? Был ли какой-то толк от близкого человека, который не смог защитить любимую девушку?
Опустив голову, я крепче сжал руль, не в силах принять ту правду, что собирал по крупицам каждый день.
– Вить, – голос Риты, словно колыбельная из детства, ласкал слух и согревал сердце. – Что с тобой?
– Ничего, – я не осмелился посмотреть на нее. Хотя создавалось ощущение, что именно сейчас Марго ждала этого, пыталась понять, на какой границе мы оба находимся. А может, это пытался понять лишь я.
– Спасибо за сегодня. И… береги себя, – прошептала она. Затем выскочила из машины, аккуратно прикрыв дверь.
Я откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза. В колонках играла лирическая музыка, в душе звучала драма, от которой хотелось выть. Я прокручивал слова мелкого, надеялся, что ребенок ошибочно принял за правду слова родителей. В конце концов, это лишь маленький человечек, что мог не так понять, не вникнуть в суть разговора. Но если дядя Паша, действительно, поднимал руку на Риту, если он не раз бил ее и бьет сейчас… Что же это получается? Для него дочь ничего не значит?
Мне отчего-то захотелось позвонить своему отцу, рассказать ему все и спросить, как быть дальше, как реагировать на всплывшие откровения. Но в реальности я даже нажать на педаль газа не мог. Так и сидел, сжимая руль. Казалось, отпусти я его сейчас, сорвусь с места и устрою конец света в мире, где и без того слишком много серых красок.
Снег оседал на лобовое, в свете фар он походил на серебристые искры, напоминая детство. Я смотрел в окно и в какой-то момент увидел нас с Ритой. Она бежала в своем мятном сарафанчике, кружась рядом. Ветер играл с ее ореховыми прядями. Марго оглядывалась и улыбалась мне. Уже тогда, смотря на улыбку, что искрилась на детских девичьих губах, я осознавал свою привязанность.
Она была единственной, кто заставлял мое сердце трепетать.
В какой-то момент Рита споткнулась, и я, бросив велик, что катил следом за ней, помчался к девчонке. Ты не упадешь, шептал себе под нос, я был уверен на сто процентов в этом. Ведь я всегда был рядом. Всегда буду рядом. Ты никогда не упадешь, не поранишь колени, не будешь плакать, продолжать думать.
Вздохнув, я провел рукой по лицу, отворачиваясь от окна, от своего детского обещания. Сколько раз Марго плакала? Сколько раз падала? Сколько раз получала ссадины и ушибы? Неужели отец, правда, ее бил?.. В горле словно застрял осколок размером с планету, и как бы я не пытался, не мог его проглотить.
Дверь неожиданно открылась. На пассажирское сиденье села Рита, она взглянула на меня, в ее взгляде читалась смесь удивления и тревоги. Почему она вернулась?
– Ты чего еще не уехал? Вить, что-то случилось?
– Отец… – прошептал я, боясь озвучить вслух эту фразу.