Сто и одна ночь (СИ)

Граф садится напротив меня. Поигрывает напитком в бокале. Ждет.
Кладу руки на подлокотники — и продолжаю свою историю.
— Далеко живете? — спросил Глеб, мечтая одновременно услышать в ответ и «нет», и «да».
— За рекой, только дом сняли, — ответил мужчина.
Женщина повернулась к Глебу спиной. Она рассматривала более чем скромную обстановку гостиной, объединенной с кухней, а Глеб рассматривал ее. Ткань сарафана с нежностью льнула к лопаткам и округлым бедрам. Сквозь нее едва заметно проступала полоска трусиков.
Глеб смутился, нахмурился.
— Скоро отец приедет, он отвезет вас.
Сказал — быстрее, чем подумал. Мог же и сам отвезти на одной из машин, что в ремонте — на проселочной дороге документы никто не спрашивал. Но Глеб не хотел снова оказаться с этой незнакомкой в одной машине, так близко.
Женщина словно что-то уловила в его голосе — обернулась, скользнула взглядом — словно ветром подуло — и принялась снова рассматривать колесные диски, развешенные по стенам ровными рядами. Будто ей и вправду было до них дело.
— Чай хотите? — спросил Глеб с неуместным вызовом и легонько цокнул языком, осознав это.
— Ксения, будешь чай? — переспросил мужчина, будто теперь для общения с ней Глебу требовался посредник.
Ксения. По-другому ее и звать не могли. Такое красивое, таинственное, притягательное имя.
Она кивнула, проводя пальцем по диску, — так медленно и тягуче, что Глеб прикрыл глаза.
Поставил чайник на огонь. Постоял, опираясь о плиту ладонями. Глеб ощущал сверлящую боль под ложечкой и еще что-то, похожее на плохое предчувствие. Выдохнул, кивнул сам себе — дурацкая привычка.
— Вы промокли. Могу принести рубашку отца, — предложил Глеб гостю.
— Э-э-э… Не надо, пацан.
Это обращение, произнесенное при ней, обожгло.
Мотылек бился о желтую лампочку. В тишине закипал чайник. И также что-то закипало в глубине души Глеба.
— Вот скажите… — начал он, когда Ксения, наконец, налюбовалась жестянками и села за стол. Глеб прошел через комнату к шкафу. — Все отсюда едут, в вы — сюда… — взгляды гостей сосредоточились на нем. Ее взгляд сосредоточился на нем.
Глеб стянул с себя промокшую майку — сам прекрасно осознавая, насколько это детская и смешная демонстрация его силы, молодости, красивого накачанного тела. Куда более красивого, чем обрюзгшее — ладно, пусть и не настолько ужасное — но уже поплывшее, подвявшее — тело ее спутника. Закинул майку на дверцу шкафа, натянул свежую, первую попавшуюся.
— Сахар есть? — вместо ответа спросил мужик.
Сахар. Шоколадные конфеты — благодарность клиента, с которого не взяли деньги. Черствые сушки.
Тонкая шлейка сарафана на светлой коже. Волосы, отведенные за плечо. Наклон головы… Все цепляло и… словно злило. Глеб ходил по кругу, рассматривая Ксению со всех сторон, при этом выбирая такие занятия, чтобы его передвижение не казалось странным или подозрительным. Вот она двумя пальцами берет конфету, приоткрывает рот… А губы у нее — насмешливые, плотоядные. Наверняка, терпкие на вкус… Глеб пришел в смятение, поймав себя на этой мысли. Он наблюдал за ней — вот и все. За женщиной, намного старше его, едва ли ни возраста его матери. Откуда эти мысли о вкусе ее губ?!.. Он неслышно застонал.
— Так что там с машиной? — резко вклинился в его мысли мужик.
Машина… Глеб напрочь о ней забыл. Словно она была лишь поводом, винтиком в колесе, которое раскручивалось только для того, чтобы привести этих гостей в его дом.
— Нужно выровнять крыло, потом — замазать грунтовкой, покрыть краской, лаком. Колесо крутится неравномерно, скорее всего, погнулся рычаг ступицы… — морща лоб, начал перечислять Глеб, подбирая слова с таким трудом, словно говорил на мало знакомом языке.
А потом хлопнула дверь — и появился отец.
У Глеба лоб мгновенно вскипел, и сердце, которое билось до этого ровно, хоть и громко, перешло на галоп — добавка в копилку новых ощущений.
Короткий разговор между мужчинами. Ксения поднимается со стула, поправляет юбку сарафана, направляется к двери… И в этот момент Глеб услышал голос Ланы:
 
— Пожалуйста, подвезите меня домой.
— Это все? — Граф допивает шампанское и отставляет бокал на столик.
— На сегодня — да.
Мой бокал пуст, но я все еще держу его в руке. Чтобы поставить бокал на пол, мне нужно наклониться, а после шутки Камиллы я предпочла бы не делать движений, при которых задирается юбка и демонстрируется декольте.
— Ваша история довольно скучна, — заявляет Граф обыденным тоном. — Не могу обещать, что и завтра я открою вам дверь.
Блефует?! Может, и нет. Наверняка, — нет. На доли секунды меня накрывает паника — но я быстро беру себя в руки.
— Ободок бледно-розового оттенка, потому что, кроме золота и незначительного количества серебра, он на двадцать два с четвертью процента состоит из меди…
— О чем вы? — перебивает меня Граф.
— Вы спрашивали, что за кольцо было в моей истории. Я начала вам его описывать.
В кабинете повисает пауза. Я чувствую, как между нами электризуется воздух.
Конечно, дело не в том, что я описала кольцо Графа. Дело в том, что я столько знаю об этой драгоценности.
Граф медленно поднимается. Подхватывает со столика бокал и наливает напиток до пенной шапки. Поворачивается ко мне — я чуть вжимаюсь в кресло.
— Фразой об ободке вы рассказали мне, что разбираетесь в ювелирных изделиях. Что попали в мой дом не случайно, а кража была спланирована. Почему эта информация должна остановить меня от звонка в полицию?
— Потому что, возможно, я разбираюсь не во всех кольцах, а именно в этом.
— Почему бы мне не позволить выяснить это полиции?
— Потому что тогда вам снова станет скучно. А правду я полиции не скажу.
— Мне, значит, скажете?
— Не слишком ли много вопросов для человека, который собирается отправить меня в тюрьму? У меня, например, всего один: вы откроете дверь завтра ночью?
Граф прислоняется к столику и отпивает шампанское. Я жду, слушая удары своего сердца.
Он должен согласиться — я почти уверена в этом. Но также я уверена в непредсказуемости его решений. Если он откажет — каким будет мой следующий шаг?..
— Приходите — и узнаете. Я не собираюсь упрощать вам в жизни, — вот и все, что отвечает мне Граф.
  
ГЛАВА 3
 
Дверь открыта.
Но мое ликование длится доли секунды — я вхожу в дом Графа с ощущением, что пытаюсь достать сыр из мышеловки.
Едва переступив порог, нащупываю выключатель — но свет не зажигается. Отличное начало…
Включаю фонарик на мобильном. Плащ вешаю на крючок — раздвоенный язык, вылезающий из пасти бронзовой змеи. Прислушиваюсь — ни звука.
Прочищаю горло.
— Граф?..
Молчание.
— Если вы не отзоветесь, я никуда не пойду.
Вместо ответа слышу легкий щелчок — и в зеркале, стоящем напротив входа в кухню, вспыхивает отблеск свечи.
Снова заставила играть Графа по своим правилам. Чем я поплачусь на этот раз?
Прячу мобильный в сумочку и направляюсь на кухню. То, что я вижу, удивляет меня не меньше, чем вчерашняя сцена с Камиллой.
Стол на кухне сервирован на двоих. В центре — блюдо, накрытое металлической крышкой. Граф стоит ко мне спиной и зажигает высокие свечи, расставленные на отполированной поверхности барной стойки.
— Доброй ночи, Шахерезада, — произносит Граф глубоким бархатным голосом, от которого, полагаю, его подружки млеют. Во мне же только усиливается ощущение подвоха. — Вы же не против, если эта ночь будет более… романтичной? Электричество отключили.
В окнах соседних коттеджей я видела свет. Но сижу и помалкиваю.
 
— Прошу вас, — Граф отодвигает мне стул.
Ох, как же мне все это не нравится! Обстановка кажется такой безопасной, а Граф — таким обходительным и приятным, что я уже не сомневаюсь — просто так из этой кухни не выберусь.
— Вы разделите со мной мою скромную трапезу? — любезно спрашивает Граф и наливает мне в бокал воды из хрустального кувшина.