Вдохни океан (СИ)
— Скоро твой день рождения сын. Ты доказал, что можешь быть самостоятельным. Помнишь моего друга Умара? — дождавшись кивка от Кира, Самир продолжает. — Мы виделись с ним на днях. И обговорили твою женитьбу. У него есть дочь, Алия. Умница и красавица. Она будет хорошей партией. Свадьбу назначили на пятое марта, благоприятное число, к тому же суббота. Мать и Азра, конечно, переживают, что не успеют подготовить все в срок. Но я думаю, что ты, Мари, с удовольствием поможешь им? — обращается уже ко мне.
Я сижу словно молнией пораженная. Я знала, что свадьба будет. Знала, что это необходимое условие моей свободы. Но сейчас эта новость ощущается пеплом на языке. Я не могу выговорить ни слова и лишь киваю в ответ. Потом, сорвавшись с места без каких-либо извинений, убегаю в туалет. Нет, не плачу. Горько усмехаюсь своему отражению в помпезном золоченом зеркале: не судьба тебе, детка, быть единственной. Ни в одном из миров. Меня тошнит от таких новостей. В буквальном смысле. Умывшись, командую себе: соберись, тряпка. Я должна вернуться домой, и если это неотъемлемое испытание, я пройду его до конца.
КИРАМ
Отец подобрал мне подходящую жену так же, как когда-то выбрал Мари. Но почему-то в этот раз я не испытываю радостного предвкушения, как год назад. Когда Мари срывается с места, первая реакция — броситься за ней. Но отец удерживает меня на месте своим властным голосом:
— Оставь. Ей нужно время привыкнуть. — Чувствую, что поступаю в данный момент неправильно, но не могу ослушаться. Власть традиций и привычек слишком крепка в моей крови. Отец командует — я подчиняюсь.
— Ты как будто не рад, Кирам? — как ни в чем не бывало продолжает отец.
— Я благодарен за заботу, — отвечаю уклончиво.
— Само собой. Но я спрашиваю не о благодарности. Вижу, ты очень сильно привязался к своей бейгали. Но это не должно стать преградой, мой мальчик. Есть традиции, и есть долг перед семьей. Нам сейчас жизненно необходим этот союз.
Все, что могу, только кивнуть в ответ. Чувство неправильности происходящего и какой-то неотвратимой катастрофы накрывает меня. Она не примет этого, знаю абсолютно точно. И, что со всем свалившимся дерьмом делать, я ума не приложу. Мари возвращается нескоро. Извиняется, что плохо себя чувствует, просит поехать домой. Я склонен с ней согласиться. Отец настаивает, чтобы нас отвез его водитель, и, скованные чужим присутствием, мы всю дорогу молчим. Я держу в руке ее холодные, слегка подрагивающие пальцы, и постепенно осознаю глобальность накрывшей мой мир задницы.
Стоит нам зайти в квартиру, Мари скрывается в ванной комнате. Я торчу как дурак под дверью, ожидая свой приговор. Спустя бесконечность она выходит спокойная, что не может не радовать. Ловлю свою девочку, прижимаю к стене, чтобы не сбежала:
— Мари, — шепчу отчаянно. — Это просто традиции и выгода семьи. В моем сердце только ты.
— Не имеет значения, Кир, — говорит отстраненно. — Мне же все равно предстоит уехать.
И мир взрывается на миллионы осколков. Задыхаясь от боли, слышу как она, выпутавшись из моих рук, уходит в гостевую спальню. Нет. Не отпущу. Прости, солнце, но не в этой жизни.
25
МАРИ
По негласной договоренности мы больше не поднимаем тему свадьбы и моего отъезда. Оба так сильно стараемся сделать вид, что все как обычно, что выглядим донельзя фальшиво. Но, опять же, не обсуждаем это. Кир почти не ходит на тренировки, предпочитая проводить вечера в моей компании. Придумывает, как отметить день рождения, и разрывается между нежеланием оставлять меня без присмотра и мальчишником. Чем больше я уговариваю, его пойти оторваться с парнями, тем больше он склоняется к вечеринке на яхте всей компанией.
В наших ночах, раньше таких страстных, появляется какая-то небывалая нежность, словно мы прощаемся друг с другом. Хотя, почему словно? Это так и есть. Выбираю в сети подарок для Кира. Что-то такое, что могло бы поднять ему настроение, но никак не нахожу ничего подходящего.
Джахиза пару раз пытается привлечь меня к организации свадьбы, интересуется, что модно и принято у нас. Но, услышав мои ответы, непримиримо отвергает все — у них так не принято. Вскоре, поняв, что толку от меня мало, отстает.
Двадцать восьмое февраля наступает поразительно быстро. Просыпаюсь в таких знакомых объятьях от нежного поцелуя в шею. Извернувшись, тянусь за подарком, заранее спрятанным под кроватью, в то время как Кир недовольно ворчит и требует вернуть свой «завтрак». Вручаю ему небольшую коробку со словами:
— С днем рождения, Кир. Наконец, мой мальчик стал совсем взрослый. Подумать только, девятнадцать. — Не могу отказать себе в удовольствии подразнить его. За что тут же получаю наказание. Кир откидывает коробку в сторону, заводит мои руки вверх над головой и, удерживая запястья, нещадно щекочет меня. Рычит, чтобы не смела обзывать его мелким. На что делаю удивленные глаза и справедливо замечаю, что назвала его большим. Я извиваюсь, стараясь увернуться от щекотки, мы весело смеемся и, конечно, как без этого, плавно переходим от детской возни к хорошему утреннему сексу. До подарка добираемся не скоро.
— Что это? — он вертит в руках коробку, не спеша вскрывать упаковку.
— Открой и узнаешь.
Шуршит упаковочная бумага, Кир ощупывает лежащий внутри предмет и делает удивленные глаза:
— Серьезно? — спрашивает в недоумении. — Зачем мне это?
И мне приходится детально объяснять такому милому и в чем-то наивному мальчику, для чего взрослые дяди и тети используют в спальне наручники.
— Это лучший подарок в моей жизни, — шепчет хрипло, когда я, пользуясь неограниченной властью над его телом, спускаюсь все ниже со своими поцелуями. Я впервые за все время, проведенное вместе, позволяю себе целовать его так, как мне давно хочется. Сама ужасно завожусь от того, что делаю, и когда он с глухим стоном изливается мне в рот, сама достигаю кульминации, помогая себе рукой.
После такого насыщенного утра нам, ожидаемо, приходится спешить. Мы снова опаздываем. Еду на предельно допустимой скорости и мы едва успеваем добраться до пристани раньше гостей. «Линия» уже готова отправляться в путь, погода сегодня благоприятствует, и вечер начинается весьма удачно.
Все той же тесной компанией весело отмечаем день рождения Кира — второе совершеннолетие, как называют его здесь. Звучит много поздравлений, играет музыка. Жаль только для купания еще рано — вода холодная. Когда я, устав от шума, выхожу ненадолго подышать на палубу, Дина присоединяется ко мне. Какое-то время мы стоим молча. Потом она спрашивает тихо:
— Ты боишься? — и я прекрасно понимаю, о чем она. Мне требуется время, чтобы сформулировать свою мысль, поэтому какое-то время снова проводим в тишине и подруга терпеливо ждет ответа.
— Боюсь, наверное, не то слово, Дина. У нас не принято делить любимого человека с кем-то. Мне больно, я злюсь. Понимаю, что это данность, но от этого не легче. Я ревную заранее. — И тут я сознаюсь в том, в чем ранее не решалась никогда. — Но, так или иначе, я все равно собираюсь сбежать из Палеры. При первой же возможности. А он не предаст свою семью и страну и не последует за мной, я знаю. И когда я уйду, не хочу, чтобы он остался один. Поэтому я стараюсь принять эту свадьбу. По одной простой причине — я сама уже заранее предала его.
Дина обдумывает мои слова, вглядываясь в темноту над заливом. Потом говорит, не поворачивая ко мне лица, словно тоже сознается в страшной тайне:
— Когда эта девочка придет в твой дом, Мари, помни, пожалуйста, что ей тоже больно и страшно. Он уже твой, любит тебя, а она — товар по договору, — говорит с такой горечью, что я впервые задумываюсь, каково же ей живется на самом деле. Порывисто обнимаю подругу, желая хоть немного смягчить ее горе.
— Мне казалось, Джавад любит тебя, — говорю искренне.
— Любит, — соглашается она. — По-своему любит. Но не так как Мириам.
Мы долго стоим, обнявшись, утешая друг друга. И за что я благодарна этой стране, так за то, что подарила мне такую невероятную подругу.