Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ)

Четыре допроса, и молчаливый пацан раскололся. Радости не было, Крабов злобно проговорил:
— Заткнись!
Харм смотрел на Крабова с непониманием.
— Я… Я… Отпустите меня домой! — из глаз ребенка хлынули слезы. Харм тер глаза и мял ладони. Щеки сразу раскраснелись, и застарелая грязь потекла по ним. — Пожалуйста! Я не хочу тут быть! Давайте там дружить! Я вам покажу, как мечтать… Это не сложно. Это надо правильно думать и… Когда я хотел помочь Элфи, я только подумал о них, и они выросли. Это силой мысли делается… и потом за Стивом хотел полететь…
Крабов ненавидел слезы. Его дети не плакали, только не в его присутствии.
— За-т-к-ни-сь! — грубо проговорил Крабов. Он встал и отвернулся. Его переполняла злоба. Этот малый маг! Этот малый, конечно же, маг! Детей «читать» легко: мальчик не врал. Мальчик был уверен в том, что говорил. Крабов повернулся и посмотрел на Харма. Даже если малой заблуждается, то одно точно — крылья у него не от рождения, а следов оперативного вмешательство обнаружено не было. Теперь уж точно… Все! Он пойдет «в оборот»!
Но! Какого рамса ему жаль этого пацана?!
Харм молчал. Он больше не тер лицо. Слезы текли по щекам, скулам и падали на одежду. Он смотрел на мужчину этим взглядом… Мольба и доверие, полная покорность. Он не закрылся, он не испугался, он будто видел в Крабове доброту. «К чертям! — кричал разум следователя. — Ко всем, мать их, чертям!»
— Значит ты волшебник?
Харм кивнул, а Крабов присел. Он стал перебирать свои бумажные записи. План допроса, подводящие и наводящие вопросы… и вдруг нашел! Включил запись, отчего-то причитая:
— Гадская техника. Запись не шла… — и посмотрел на мальчишку. — С крыльями понятно… Ты не знаешь. — Разум Крабова кричал: «Ты что, рехнулся! Идиот чертов!» — но его речь уверенно следовала по другому пути. В этот момент следователь уговаривал сам себя, но столь неумело: «Не надо слишком быстро раскрывать все руководству. Я раскопаю глубже и тогда… Надо показать, что дело непростое…» — Не верил он в это! Но иначе, что? Он идиот? Самый настоящий придурок?!
— Потом… Ладно, это потом… — Крабов продолжал играть свою роль на диктофон. — Расскажи о своем брате. Хотя нет, он ведь не ходил в школу. О! давай перекусим. Ты проголодался?
Он выжидающе смотрел на мальчика. Следователь был сосредоточен. Никакого блуждания глазами, зрительный контакт и спокойствие. Он был тверд и даже суров. Он был зол? Да! Но Харма эта злость не пугала, он будто чувствовал, что она адресована кому-то другому.
Крабов сглотнул и «дал ходу назад»:
— Думаешь, ты мечтатель? — он поперхнулся собственными словами и, облокотившись на стол, упер кулак в губы. Разило из пепельницы и плесенью тянуло. От внезапного порыва ветра хлопнуло форточка, и следователь вздрогнул. Противное чувство накатило на него. Будто он спер пару тысяч из воровского общака и его вот-вот застукают с присвоенными деньгами.
— Да, — ответил малыш, и Крабов с размаху долбанул по столу. Бумаги подскочили, а недавно всунутый в пепельницу бычок выпрыгнул на стол.
— Ты идиот, а не мечтатель!
Все шло, как нельзя лучше, но Крабова это скорее бесило. Он был на взводе, ведь все получилось, и мальчик с радостью отдает ему свою жизнь. Он сгинет в этой гадской тюрьме, а возможно его просто зарежут хирурги из Отдела Исследований!
Крабов злился, но запрограммированная часть натуры следователя включилась в анализ новых данных. Он прокручивал слова Харма и сопоставлял их с последними сводками. Только вчера пришла информация, что здешних магов называют мечтателями. Завуалированно как-то, конспираторы хреновы! И вот малый заявляет: «Я дескать мечтатель!» — дурак малолетний!
Харм молча смотрел на Крабова. Он знал, что о подобных вещах говорить не стоит, но он устал и чувствовал ответственность за брата, сидящего в соседней камере. Может хоть так он поможет ему. Дядя Крабов обещал помочь…
Харм опустил ноги на пол и придвинулся к столу, он принялся водить ручонками по кривой и влажной поверхности стола, собирать разбросанный пепел в кучки. Из-за влаги на белой краске оставались разводы. Харм исподлобья поглядывал на своего собеседника. Схватил пальчиками окурок и бросил в пепельницу, опять посмотрел на следователя. Его застилала вина перед братом, перед этим добрым дядей.
 
— Ты знаешь кто это такие? Мечтатели? — Крабов слегка смягчил тон.
С минуту обдумав последний вопрос, Харм спросил:
— Вы отнесете бутерброд моему соседу?
«Знаешь…» — не сомневался Крабов.
— Харм, твой сосед по камере получит свой паек, но за это меня могут наказать. — На своем привычном «автомате» давил на жалость Крабов. — Паек ему не положен, он очень агрессивный. Он укусил офицера и постоянно обзывается. Некрасиво ведет себя, крайне некрасиво!
Следователь вглядывался в лицо мальчишки, и на нем явно читалось беспокойство об этом «соседе». Чего же этот малыш так печется о нем? Они знакомы? Или это магические способности прорываются, и он действительно некий экстрасенс?
— Расскажи о своем соседе. Том, что за стенкой. Как ты узнал, что это именно ОН?
— Я знаю, я чувствую.
— Опиши, что ты чувствуешь? Как ты представляешь его? — если малыш экстрасенс, полезно знать все, каждую мелочь!
— Я не могу сказать. Мне стыдно. Я нечасто с ним говорил, а надо было. Ему очень плохо.
— Почему ты с ним не говорил?
— Я не хочу рассказывать.
— Но я могу помочь…
Крабов выгнулся назад и, бегло осмотрев пепельницу, выудил один окурок, торчащих из сотни других, прикурил. Он рассматривал Харма и никак не мог понять, что делать в этой поганой ситуации? Почему именно сейчас стало так трудно следовать планам и инструкциям? Это ведь так просто, сотню раз уже подобное он проходил!
В дверь постучали.
— Войдите! — рявкнул Крабов.
В комнате появился высокий мужчина с черными коротко постриженными волосами, и с такими же коротко постриженными усиками, отчего те нелепо топорщились вперед. Он приложил руку к виску и отрапортовал:
— Донесение!
— Говори!
Мужчина глазами указал на Харма, и Крабов быстро все понял.
— Сейчас вернусь, Харм. Погоди. — Крабов и черноволосый мужчина вышли, а крылышки Харма вздрогнули, когда за его спиной громко хлопнула дверь.
  
Глава 9. Всем не угодишь
 
«Итак, мечтатели!..
Да-а-а-а, забавное название они себе придумали.
Значит, Воллдрим — это место, в котором возможны магические действия. Чем дальше от города, тем труднее колдовать, а потом в принципе невозможно, — размышлял Крабов. — Поэтому эксперименты необходимо проводить на подъезде к городу, чтобы не слишком разгулялись эти мечтатели.
Ну и словечко… такое красивое, такое благородное, а на самом деле… мечтатели… чертовы черти эти мечтатели!
Так… так… Что там дальше-то было?..
Ага, Фейи скорее прикажет начинать со старика. Но, пожалуй, Харм менее опытен и вероятность побега или каких-то сюрпризов с его стороны гораздо ниже. Поэтому не факт, что мальчика оставят «на потом»…
Старик или мальчик?.. Хм… Вот же мерзкий этот дед! Так и не установили его имя и фамилию… Угрюмый и тупой старикан! Пусть Фейи решает, что делать с этим психом дальше. Но, если притормозить с пацаном, а среди других заключенных вдруг найдутся другие способные… так меня могут и обскакать. Надо трясти мальчишку… По полной трясти и лучше побыстрее. Прав я? Но что я могу? Ай, да и к рамсам все это…»
Крабов спускался по внешней лестнице, приваренной к кирпичному фасаду следственного изолятора. Она вела сразу на верхний этаж, на котором располагалось начальство. Кроме грохота металлических ступеней, создаваемого спускающимся вниз Крабовым, тишину леса резали собачий лай и регулярные переклички постовых. Позади оказались шесть узких пролетов и влажные перила, покрытые ржавчиной. Мужчина ступил на асфальт, укутывающий весь внутренний двор тюрьмы. Весенняя сырость, но свежий лесной дух. Крабов глубоко вдохнул: