Достойны ли мы отцов и дедов (СИ)

— Я не знаю, что произошло в Берлине, но приказ был о проведении совместной операции.
— Зато я догадываюсь. Наверно, Гиммлер и Канарис получили по мозгам от вашего фюрера и решили на время забыть свои распри и заняться моей скромной персоной. Вот это как раз не есть гуд.
Я надолго задумался. Ситуация выходит из-под контроля. Какой-то неясный страх не давал полностью осмыслить ситуацию. Что-то пропустил. Хотя диктофон был, прослушаю запись потом еще разок, может, что вспомню.
А вот то, что с передачей пакета в таких условиях надо повременить, это точно. Хотя есть лазейка. Попробуем прощупать эту возможность.
— Какие силы задействованы при блокировании выхода к Днепру?
— Я точно не знаю. Но этот путь отхода для вас точно закрыт. Так что не надейтесь уйти и второй раз — фокус с Каштановкой и самолетом не получится. Хотя могу согласиться, что проделали вы все мастерски, и мы там долго держали людей в засаде.
Я про себя улыбнулся.
— Надеюсь, они там не сильно скучали?
— Да, вы правы, в этой ситуации для вас есть причина улыбаться. Но все же вы обречены. Подумайте, пока есть время. Абвер сможет оценить ваши достоинства, но когда за вас уже плотно возьмется СД, шанса спастись и достойно продолжить свою службу в разведке победоносной армии уже не будет.
— Да уж, загнула, так загнула. Скажите, а вашего папу случаем не Йозеф зовут?
— Нет, а почему вы спросили?
— Смотрю на вас и вижу фамильную геббельсовскую манеру вешать лапшу на уши. Девочка, может, ты намного старше, чем выглядишь, скорее оно так и есть, но запомни одно. Когда ваши солдаты согнали детишек в амбар и облили его бензином, я вышел сам. Тогда я сделал свой выбор и сейчас его менять не собираюсь. Потому что я не хочу служить в победоносной армии, а мое призвание защищать свою Родину. Может, это и звучит пафосно, но уж больше ничего другого не умею делать. И чем больше немцев и их прихвостней сейчас закопаю в нашу землю, тем проще будет потом отбивать эти земли обратно. Все что нужно я вроде бы узнал. Бойцы вас покормят и отведут по нужде. Ликвидировать вас пока не собираюсь. Думаю, нам еще придется пообщаться, но на вашем месте я бы поостерегся от необдуманных поступков. Будет очень больно и при нынешнем уровне медицины неизлечимо.
С некоторым трудом я поднялся и, чуть пошатываясь от слабости, пошел на выход из галереи, за мной, забрав стул, топал Марков. Но мысль, что что-то упустил, не давала покоя.
Уже после ужина, когда я улегся в своем спальном боксе, я решил еще раз послушать запись. Чтоб не будить посапывающую рядом жену, воткнул в уши гарнитуру наушников и запустил запись еще раз. Но после второго по счету прослушивания решил последовать старой русской поговорке «утро вечера мудренее» и заснул.
Как оказалось, народ просто так не будет придумывать, а может, мне стало лучше после ранения, но ответ пришел. Инга сказала про орден Красной Звезды. Но когда награждают разведчиков, выполняющих секретные задания, сам факт награждения не афишируется. А награды выдаются чуть ли не при выходе на пенсию.
То, что меня наградили, знали немногие в бункере, не то что кто-то в городе. Попавший в плен сержант Демин этого знать не мог. Значит, у немцев свой источник, причем в центральном аппарате ГУГБ НКВД. Вот ведь засада. Так ведь меня и слить немцам могут и тогда здесь, под Могилевым, весь Вермахт будет меня ловить. А этого я старался избежать, как только мог. Значит, надо срочно доложить в Москву и прекратить выходы. В крайнем случае, в пятой точке, за Днепром. Я поэтому и спрашивал, как перекрыта дорога к реке. Немцы и не предполагают, что у меня есть свой выход на том берегу. Ну и пусть сторожат целый лесной массив. Там я больше не появлюсь. Ну разве что передать очередную радиограмму, чтоб их подержать подольше.
Ночью радиограмму я все-таки отправил. Пусть займутся ловлей мышей там, у себя.
«Странник — Центру
По показаниям агента, немецкое руководство имеет информацию о награждении Курьера государственными наградами, отправке группы контакта в район Могилева и особом статусе группы Курьера. Оперативными и следственными действиями получить информацию такого уровня на месте невозможно. По многим признакам, можно сделать вывод о наличии в центральном аппарате ГУГБ НКВД агента, имеющего доступ к данным государственной важности, но не имеющего полного доступа к информации по Страннику-Курьеру. В районе Могилева происходят масштабные поисковые мероприятия. Передача очередного пакета сопряжена с большим риском провала, что будет иметь катастрофические последствия. Рекомендуем на время сократить контакты и вывести из опасного района группу капитана Строгова и сводный отряд капитана НКВД Чистякова. Возможность захвата Курьера противником исключена, приняты все меры предосторожности. О новых контактах сообщим дополнительно. Странник».
 
Сообщение Странника вызвало замешательство в высшем руководстве госбезопасности СССР. Особо секретная операция не просто под угрозой, есть большая вероятность того, что немецкая сторона в курсе и может получить информацию из будущего. Однако в данной ситуации Берия пошел на смелый шаг и решился произвести передачу пакета. Все проводилось в строгой тайне, и для отправки самолета готовилась отвлекающая войсковая операция. Обстоятельств я не знал. Но не сомневался, что подобные действия были согласованы со Сталиным. При очередном сеансе связи я попросил отсрочку в три дня, для того чтобы подготовить Романова к транспортировке. Но мне ответили, что сроков изменить не могут, ввиду начала отвлекающей операции. Я понял: время уже назначено, силы выделены. Поэтому решил пойти пообщаться с Романовым, напоследок.
Он уже чувствовал себя более или менее нормально, Марина смогла вывести его из шока, подлатав многочисленные раны. Генерал встретил меня лежа на кушетке, в медицинском блоке. Как только увидел входящего, попытался встать, но я остановил его:
— Здравствуйте, Михаил Тимофеевич, сейчас появилась возможность с вами поговорить.
— Здравствуйте, Сергей Иванович, вот никак не ожидал снова с вами встретиться, хотя очень много слышал.
— Надеюсь, только хорошее? Я вроде вел себя хорошо, как примерный мальчик.
Но Романов не принял шутливого тона.
— Немцы про вас много спрашивали, уж очень они вами интересовались. Особенно после падения города и вашего прорыва из окружения. Большего, конечно, мне не сказали, но то, что вы смогли их разозлить, это точно. Что вы такого сделали?
— Пощипали 2-ю моторизованную, которую после боев в Могилеве вывели на пополнение, и грохнули ее командира.
— Да я смотрю, вы все не можете угомониться, — с грустной улыбкой ответил генерал.
— Приходится, такая у нас с вами работа, Михаил Тимофеевич. Но я хотел поговорить о другом. Вы себя сейчас лучше чувствуете, так что способны будете воспринимать информацию. Разговор будет очень тяжелым.
— Я понимаю, что советский комдив, попавший в плен, подлежит наказанию и вы, как представитель органов, вправе меня наказать. Да и за сдачу города мне придется отвечать. Вы об этом хотели поговорить?
— И об этом тоже. Через три дня прилетит самолет и доставит вас и еще одну девушку, с которой вас освободили из плена, в Москву. Естественно, за все придется ответить. Но я бы хотел дать вам шанс выжить и продолжить воевать с немцами. Мое мнение, что с теми силами, что у вас были в подчинении, вы сделали намного больше, нежели могли.
— Спасибо, что понимаете, странно слышать это от сотрудника органов госбезопасности, хотя сколько с вами общался, всегда удивлялся.
— Чему именно?
— А вы к людям по-другому относились.
— Вот как, очень интересно. Для этого есть особые причины, узнав которые, вы поймете, насколько все серьезно.
Выждав небольшую паузу, дав ему обдумать мои слова, я продолжил:
— Давайте так, я вам дам почитать одну книгу, и мы потом поговорим. — И положил ему на кровать толстую книгу, где на обложке было выведено: «История Второй мировой войны».