Висзерия. Окрик судьбы (СИ)

— Павилар. — Еа’нвент посмотрел на капитана внутренней разведки так, словно ему только сейчас пришла какая-то мысль и он пытался ее корректно сформулировать в голове. — Важно, чтобы информация о всем случившимся не перешла за Величайший мост.
— Я постараюсь приложить все усилия, мой император. — Павилар немного потерялся.
— Отвечаешь головой.
— Я вас понял, — покраснел он.
Еа’нвент властно оглядел весь состав совета.
— В эти непростые времена пусть солнца свет осветит ваш путь, а луны тьма укроет от беды. — Сказав это, император встал и направился к выходу. Шестеро эльфов его личной охраны последовали за ним.
— Свет солнца, луны тьма, храните великого императора! — Члены совета хором проводили владыку Элист’Авена.
Как только они вышли, десница обратился к маршалу:
— Агрилар, хватит перечить Еа’нвенту! Император и так прислушался к твоему мнению!
— Я не хотел шерстить Заячий лес, я хотел пойти на север, чтобы покарать их за каждого эльфа империи, что пали от их рук. За это я бы вырезал каждого из отреченных.
— Прояви терпение! Уверен, Заячьим лесом дело не ограничится.
Маршал промолчал.
— Что ж, господа, все свободны. — Десница поднялся из-за стола. — Займитесь выполнением приказов императора сиюминутно. Не забудьте: любая информация о произошедшем и готовящемся карательном походе, не должны пройти дальше Величайшего Моста. Я считаю, что эта зона ответственности не только Павилара, а каждого из нас.
***
Рианэсс почти не спала всю ночь. В те моменты, когда ей все же удавалось погрузиться в сновидения, резко вздрагивала и просыпалась от кошмаров. В какой-то момент она бросила попытки уснуть. Было очевидно, что снадобье императорского лекаря бессильно. Чтобы прогнать тревогу, она стала думать о Данноэ’саэвэле. Ведь действительно, их знакомство было таким волшебным, таким… особенным.
Эльф из Разноместа произвел на нее большое впечатление. Дочь императора даже не знала, что именно ее покорило. Может, его робкие ухаживания? Или все же та нежная забота, которой он окутал ее? А может, дело и вовсе в его первом взгляде? В тот день небесно-голубые глаза впились в нее так, словно искали ее всю жизнь. Искали по всему свету. Искали и нашли. И теперь она только его… теперь он никогда ее не отпустит.
Рианэсс стало тепло на душе. В животе запрыгали кузнечики. Она перевернулась на спину и стала смотреть в потолок.
— Как жаль, что ты сейчас не рядом. — Это был даже не шепот. Она просто шевелила губами, как другие это делают при молитве.
«Что скажет отец? Как он отнесется к Дани?» — начали всплывать в голове вопросы. Была бы жива мама, все бы было, наверное, гораздо легче. Ведь это так уместно — сначала рассказать ей, заручиться ее поддержкой и вдвоем, единым фронтом выступить против отца, единственной дочерью которого она была.
Но мамы не было рядом. Она даже не помнила императрицу. Ее не стало, когда Рианэсс едва исполнилось два года.
Когда эльфы испускают дух, один день дается на прощание с погибшим. На второй день жрецы сжигают тело. Прах поровну рассыпается в два сосуда: белый сосуд символизирует солнце, черный — луну. Оставшиеся сутки два сосуда находятся рядом друг с другом. На третьи сутки, в полдень, прах из белого сосуда развевается по ветру, а сама емкость разбивается. Эльфы верят, что через прах «солнца» душа, сопровождаемая лучами, отправляется в лучший мир. В полночь близкие усопшего и жрецы отправляются на кладбище, где уже воссоздана из белого камня точная копия погибшего. В животе памятника есть место, куда помещается черный сосуд. Через прах «луны» душа погибшего может слышать молитвы и слова тех, кто пришел на кладбище, чтобы навестить его.
Рианэсс не была на похоронной церемонии. Но ей часто снился один и тот же сон, как она с Величайшего моста самолично развеивает прах из белого сосуда. Порывы ветра подхватывают мелкие частицы и возносят их к небу. По ее щекам катятся слезы и падают в море. Мысли только о том, чтобы скорее наступила полночь, ведь, поместив черный сосуд в статую мамы, она сможет сказать все то, что бурлящей лавой извергается в ее душе. Сон обрывается всегда на одном и том же моменте. Ее плеча касается рука, и она просыпается.
 
Так как этот сон снился ей десятки раз, она научилась предугадывать прикосновение руки за пару секунд, но, как ни пыталась, никогда не успевала обернуться.
Мысли о маме вернули тоску, которую так успешно прогнал Данноэ’саэвэль. Рианэсс села на край кровати, зажгла лампадку и поставила на прикроватную тумбу. По стенам покоев заплясало отражение огня вместе с тенями от мебели.
Она вспомнила пережитый день. Эти стоны и крики. Напуганные подруги. Непередаваемый страх, что окутал ее с ног до головы.
Ей стало жутко, и она легла в кровать, укрывшись одеялом до подбородка. Если бы не Зинофир… «Хоть бы с ним все было хорошо». Ее глаза увлажнились.
Несмотря на то, что снаружи покои охраняли два императорских стражника, она набралась смелости, на цыпочках подошла к двери, заперлась изнутри и мигом вернулась в кровать. Только тогда смогла уснуть.
Ее разбудил стук в дверь. Еле открыв глаза, она застала утро. На тумбочке по-прежнему горел фитиль в лампадке.
По двери кто-то продолжал стучать.
— Кто? — сонным голосом спросила она.
Ответа не последовало.
— Кто там?! — Рианэсс напряглась и спросила громче.
— Нэсс, это я, — послышался голос лучшей подруги.
Неуклюже встав с кровати, она подошла к двери и попыталась отпереть ее, но у нее не вышло это сделать с первого раза.
— Ты зачем закрылась? — спросила Фирадейя, когда Рианэсс все же смогла открыть дверь.
Дочь императора посмотрела на двух стражников, стороживших ее комнату, и жестом пригласила подругу внутрь. Фирадейя последовала приглашению.
— Как себя чувствуешь?
— Откровенно говоря, не очень. — Рианэсс прикрыла дверь за подругой. — Я почти всю ночь не спала.
— Я тебя понимаю. Сама не могла дождаться рассвета. — Фирадейя шла вдоль комнаты, осматриваясь по сторонам.
— Погибло столько эльфов… Все из-за меня.
— Не ты им вынесла приговор. Это был их выбор: пасть за наследницу империи. — Эльфийка приземлилась на кровать. Ее красивая грудь подпрыгнула.
— Как Зинофир? — села рядом Рианэсс.
— Чуть только рассвело, я побежала к нему. Разбудила Йолафина и потребовала пустить меня внутрь.
— А он что?
— Что-что… повозникал себе под нос что-то и пустил.
— Как Зинофир? — повторила вопрос Рианэсс.
— Крепко спал…
— Что говорит Йолафин?
— Что у меня совести нет, — пожала плечами Фирадейя.
— Я про состояние…
— Я не спрашивала. — Она опередила подругу. — Знаю, что все будет хорошо. Иначе быть не может.
Рианэсс посмотрела на нее так, будто что-то взвешивала в голове.
— Что? — заметила это Фирадейя.
— Знаешь, мне кое-что показалось в тот день, когда на нас напали.
— И что-же? — Брови поднялись.
— Я уверена, ты прекрасно понимаешь, о чем я… — Рианэсс слегка нахмурилась.
— От тебя ничего не скроешь, да? — заулыбалась лучшая подруга.
— И как давно?! — Принцесса тоже улыбнулась, в ее глазах мелькнул интерес.
— Немного раньше, чем мы отправились в Разномест.
— Что?! И ты все это время скрывала от меня?! — На этот раз ее серые глаза широко открылись. — Это совсем на тебя не похоже, ведь ты всегда говоришь все, как есть.
— О луна, знаешь, как мне тяжело было! Это Зин все: «Нельзя, чтобы кто-либо знал, иначе Еа’нвент не позволит мне быть телохранителем Рианэсс и тогда мы будем реже видеться», — передразнила своего возлюбленного Фирадейя. — Он такой… мнительный.
— Зин? О свет солнца, луны тьма, как же это мило, — умилилась Рианэсс.
— Все ждала, когда ты сама догадаешься. Я не могу держать язык за зубами. И вообще, ты должна быть благодарна, ведь только благодаря мне ты спокойно проводила время с Даном.
— В смысле? — озадачилась наследница престола.