Бухгалтер Его Величества (СИ)

И только тут она дает волю возмущению.
– Неужели вы не понимаете, ваша светлость, что все ваши идеи не поддаются никакому разумному обоснованию?
Ого, у нее, оказывается, есть свое мнение, и она даже не боится высказать его? Ее щеки розовеют от гнева, и кожа уже не кажется болезненно-бледной.
– Мне говорили, что все американцы – сумасшедшие, и теперь я склонна с этим согласиться. Я знаю, что в вашем обществе деньги ставятся превыше всего, но у нас, в Тодории, гораздо более важным является совсем другое – ум, честь, благородство.
Милая наивная девочка. Ей легко рассуждать о благородстве – она растет в королевском дворце, и все ее желания исполняются, стоит ей только высказать их. Она понятия не имеет, откуда берутся деньги.
– Но разве вы не слышали, ваше высочество, что ваши брат и дядя отнеслись к моему предложению с пониманием? – возражаю я.
Мне не хочется с ней спорить, но она не оставляет мне выбора.
– Брат? – усмехается она. – Да он согласится с самым безумным предложением, чтобы добиться вашей благосклонности. Думаете, он верит в то, что вы разбираетесь в том, в чём не могут разобраться наши министры? Не будьте смешны! Вы интересуете его исключительно как женщина.
Теперь, кажется, краснею я. На это мне возразить нечего. Боюсь, в этом она права.
– Только не думайте, что этот интерес продлится долго, – ехидно продолжает она.
Мне кажется, ей еще слишком рано рассуждать о таких вещах. Но говорить ей об этом я не собираюсь.
– Вы не верите в настоящие чувства? – сама не знаю, зачем я это спрашиваю.
Ее брови взлетают вверх.
– Король не может проявлять настоящие чувства к женщинам, стоящим ниже него по положению, – тоном учительницы младших классов заявляет она.
Она явно хочет меня оскорбить. Мне даже жаль ее разочаровывать.
– Благодарю вас за предупреждение, ваше высочество, – как можно любезнее отвечаю я. – Этим вы избавляете меня от меня от многих душевных страданий.
И радуюсь, когда вижу недоумение в ее взгляде.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍35. Аукцион
Как я и ожидала, предметы искусства ажиотажа среди участников аукциона не вызывают. Нет, все картины покупаются, но по ценам, лишь ненамного превышающим начальные. Коллекцию табакерок принца Этьена, кстати, покупает герцог де Жуанвиль.
Все ждут основных лотов, и когда взявший на себя роль аукциониста месье Дюбуа объявляет первый из них – танец англез – собравшиеся оживляются.
Начальная цена – сто ливров – сразу взлетает в несколько раз. За танец борются и женщины, и мужчины. Дородный граф с труднопроизносимой фамилией предлагает пятьсот (ни одна из его дочерей на аукционе не присутствует, но каждая из них будет счастлива получить такой подарок от отца). Маркиз Вельен старается для сестры – для нее ему не жалко и семисот ливров. Но щедрее всех оказывается баронесса Ализе (дама средних лет с крючковатым носом) – чтобы побаловать себя, она отваливает целую тысячу. Она действует с таким напором, что мне становится жалко его величество – вести в танце, кажется, будет именно она.
За форлану (понятия не имею, что это за танец – мне вообще кажется, что все они похожи один на другой) борьба разгорается еще жарче. В нее вступают даже высшие аристократы, которые поначалу посчитали эту забаву недостойной своего положения.
Присутствующая здесь герцогиня де Жуанвиль участия в торгах не принимает. Она наблюдает за борьбой других дам со снисходительной улыбкой. Ей ни к чему платить за танцы с королем – она их получает бесплатно.
Но самое интересное начинается, когда объявляют начальную цену на финальный танец бала – котильон. Тут напрягается даже Клэр. Она, наконец, понимает, что на этом балу блистать в паре с его величеством у нее не получится. Все танцы будут распроданы на этом аукционе.
И всё-таки она не участвует в торгах. Признаться, я восхищаюсь ее выдержкой. Она просто поднимается и выходит из зала с видом королевы, случайно оказавшейся на рыночной площади. А вот ее супруг остается, чтобы узнать имя победителя.
 
Когда аукцион заканчивается, граф Помпиду довольно потирает руки.
– Отличная идея, Дюбуа! – снисходит он до похвалы Алану. – Вы завтра же должны начать закупать строительные материалы и нанимать рабочих. И хотя этих денег, пожалуй, не хватит на полное оснащение купален, в дальнейшем можно будет провести еще один аукцион.
– Именно так, ваше сиятельство! – кажется, мой секретарь польщен.
Я довольна и выхожу из зала, где проводились торги, в приподнятом настроении. Но в коридоре сразу же встречаюсь с принцессой Луизой, глаза которой сверкают гневом.
– Это мероприятие оказалось еще более унизительным, чем я предполагала!
Не понимаю, откуда она может это знать – на аукционе ее высочество, конечно, не присутствовала. Может быть, она находилась в соседней комнате и наблюдала за всем происходящим через какое-нибудь стекло, замаскированное под зеркало.
– Да, возможно, – соглашаюсь я. – Но оно поможет Тодории хотя бы частично расплатиться с долгами.
– Вы рассуждаете как торговка, ваша светлость! – в голосе ее я слышу презрение. – Говорят, это свойственно всем американцам. Вы забыли про то, что отличает настоящих аристократов. Мне вас жаль.
Глупая девчонка! Не ей упрекать меня в том, что я пытаюсь хоть как-то помочь ее стране, в то время, как их хваленые аристократы занимают выжидательную позицию.
Но вслух я говорю другое:
– Ваше право думать именно так, ваше высочество. Но позвольте мне остаться при своем мнении.
– Я ненавижу Клэр де Жуанвиль, – тихо говорит принцесса, – и давно мечтала, чтобы мой брат однажды отверг ее и обратил свой взор на более достойную женщину. Но сейчас я сама готова встать на сторону герцогини – она хотя бы ведет себя, как подобает дворянке. А вы… вы…
Договорить она не успевает – лицо ее становится совершенно белым, а сама она начинает медленно опускаться на пол, прижимаясь к стене.
– Ваше высочество, вам плохо? – дурацкий вопрос, но ничего другого мне в голову не приходит. – Я сейчас позову слуг и доктора.
– Нет, стойте! – она останавливает меня взмахом руки. – Не нужно никого звать. Они всё равно ничем не смогут мне помочь. А я не хочу лишний раз волновать его величество. Просто помогите мне дойти до спальни.
Я помогаю ей подняться, но идея скрыть ее плохое самочувствие от короля не кажется мне правильной. Она замечает мою нерешительность.
– Поверьте, ваша светлость, я знаю, что говорю, – бледные губы ее трогает усмешка. – Доктор всего лишь предложит мне те капли, что и так стоят у моей кровати. Моя горничная может накапать мне их и без его участия.
– И всё-таки, ваше высочество…
– Простите, маркиза, я знаю, что не имею права просить вас о помощи после того, что только что наговорила вам, но я всё-таки прошу. У моего брата и так хватает забот.
Она опирается на мою руку, и мы медленно бредем по коридорам дворца в то крыло, где находятся ее апартаменты. Когда навстречу нам попадаются придворные, Луиза натужно улыбается и делает вид, что увлечена разговором со мной. Я поражаюсь ее внутренней силе.
И только когда мы переступаем порог ее спальни, она падает прямо на ковер, не сумев дойти до кровати. Но тут уже ей на помощь кидается горничная. Мы укладываем ее высочество в постель, и она, немного придя в себя, выпивает те капли, о которых говорила.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍
Щеки ее сразу розовеют, а дыхание становится более спокойным.
 
– Благодарю вас, ваша светлость! – голос ее едва слышен.
– Я рада была оказаться вам полезной, ваше высочество. Простите, если я вмешиваюсь не в свое дело, но если королевский врач не способен найти причину болезни и помочь вам, то не стоит ли обратиться к другому эскулапу?
Горничная помогает принцессе приподняться, подложив ей под голову еще одну подушку.