Из любви к искусству (СИ)

Алек Аэн все-таки явился ко мне, один, без напарника. Молодой кахэ казался на редкость хмурым, встревоженным и как будто расстроенным чем-то. Но явно не скорбел об очередном безвинно убиенном. Скорее уж, получил взбучку от начальства. И поделом.
– Хотите меня в чем-то обвинить? – с ходу спросила я, смерив бестолкового дознавателя тяжелым испытующим взглядом.
Прежнего трепета перед представителем власти уже не было, просто бестолковый мальчишка, который взялся за дело не по себе. Конечно, у него имелись лиловые фамильные глаза и фамилия Аэн, вот только Аэн Аэну рознь, мне достался не Риэнхарн и даже не кто-то близкий к нему по уму и хватке.
– Нет, просто хотел убедиться, что все время рядом с вами была телохранительница, которая подтвердит ваше алиби.
Я посмотрела на Сафиру. Та старательно кивала как фарфоровый болванчик на каждое слово дознавателя, подтверждая, что да, она всегда при мне, да, бдит в четыре глаза, да, ничего подозрительного за мной не замечала.
Вот только замечала орчанка много чего подозрительного, и не только она, но и Милад, а, может, и еще кто-то. Они странно смотрят на меня, следят, однако не отвечают ни на один мой вопрос…
– Хорошо, что за вами есть кому присмотреть, – пробормотал Аэн, – однако мне сказали, что якобы еще не видя трупа, вы уже назвали имя Грега Мортона.
Как замечательно некоторые умеют передергивать чужие слова.
– Сафира, узнай, кто разносит слухи, и приведи ко мне. Побеседовать, – отчеканила я, не отводя взгляда от лица кахэ. – Я всего лишь позволила себе немного цинизма, вероятно, неуместного: сказала, что хорошо бы, если бы убили Мортона, поскольку он уже успел закончить съемки. Для сериала это наименьшая потеря. Понимаю, мои слова могли показаться жестокими, считайте, это просто черное чувство юмора, не более.
Алек Аэн замер и уставился на меня, словно бы призрака увидел. Еще и этот. Что же заставило его так опешить?!
– И почему вы вдруг переменились в лице? – мрачно поинтересовалась я у дознавателя.
Тот захлопал глазами, а потом вдруг произнес:
– Вы говорите совершенно иначе. Другое построение фраз. Другой словарный запас. Словно другая женщина. И держитесь иначе, не как прежде.
Я закаменела, пытаясь полностью осознать сказанное.
– Просто мне постоянно приходится играть вашу почившую родственницу. Я слишком хорошо вжилась в образ, – ответила я чуть растерянно. И тут же сообразила, что даже сама до конца не верю собственным словам.
Меня уже несколько дней не оставляет это ощущение, будто я вовсе не я, что все происходящее вокруг то ли сон, то ли затянувшийся спектакль. Все казалось таким ненастоящим. Особенно я сама, Лэйси Уиллер. Разве есть хоть что-то хорошее в том, что каждый первый может вывести из себя? Хорошо чувствовать себя ущербной, пустой?
От хода собственных мыслей я будто похолодела.
– Сафира, ларо Милад уже уехал со студии? – спросила я быстро, словно ныряя с головой в прорубь с ледяной водой.
Они мне все врут, все до единого. Не солгал только Аэн, но ему, думается, не хватит ума или знаний, чтобы понять, какая каша творится в моей голове. А вот Динес Милад и осведомлен и не имеет причин для вранья. Наверное.
– Вроде бы нет, но я могу сходить узнать, – слегка растерялась от моей просьбы телохранительница.
– Сходите. Если ларо Милад здесь, попросите зайти ко мне, если у него есть такая возможность.
Орчанка кивнула и выскользнула за дверь с невероятной поспешностью.
– Может, вы действительно так сжились со своей ролью, – без особого энтузиазма согласился дознаватель. Тоже не поверил. Но хотя бы мы распрощались с ним с заверениями во взаимном уважении. В кои-то веки меня решили даже немного поуважать.
Через десять минут после ухода Аэна в дверь в знакомой манере поскреблась Сафира, а после дверь открылась до моего разрешения, что для моей телохранительницы было совершенно несвойственно. То, что пришел Милад, я поняла еще до того, как увидела или услышала его.
– Значит, наша первая звезда в кои-то веки решила снизойти до презренного и даже сама возжелала побеседовать? – поинтересовался кахэ, входя в гримерку.
 
Пафос как он есть.
– Сафира, попей пока кофе, нам нужно поговорить с ларо Миладом с глазу на глаз, – обратилась я к орчанке, замершей в дверях. – Я позвоню, когда ты будешь нужна.
Оставаться наедине с Рукой Смерти было опасно, однако лучше побеседовать без лишних ушей.
Как только Сафира ушла, на физиономии Милада расцвела удивительно мерзкая улыбка.
– И вот мы здесь, вдвоем, по вашему собственному желанию, – протянул он.
Я тяжело вздохнула.
– Как вам самому не надоедает? – задала я не самый важный, но все же небезынтересный для себя вопрос.
Южанина склонил голову на бок и уточнил:
– Что именно?
Хорошая тактика ведения разговора, очень отточенная.
– Этот нарочитый грубоватый флирт, который совершенно не нужен, потому что тащить меня в постель у вас желания нет. Попытки вывести меня из себя, которые вы из раза в раз предпринимаете. Это всего лишь манипуляция. Чего вы таким образом хотите добиться?
Вся дурашливость мгновенно исчезла с лица кахэ, словно кто-то стер ластиком с листа бумаги неумелые и небрежные штрихи. Почему-то показалось, моя прозорливость Динеса Милада и озадачила, и расстроила заодно.
– Чего бы я ни хотел добиться, не преуспел, – откликнулся южанин и без приглашения сел в кресло, а потом принялся растирать виски.
В чем же он не преуспел?
– Что со мной происходит? Вы-то знаете наверняка, – спросила я напрямик. – Со мной что-то странное творится, это замечает каждый, кто хорошо знаком со мной. И все молчат, отказываются говорить правду.
Темно-синие, почти черные глаза словно пытались прожечь во мне дыру.
– Мы с вами не друзья, – напомнил мужчина.
Упаси боги от таких друзей.
– Так я и не дружбы прошу.
Я прикрыла на секунду глаза, собираясь с духом, а потом произнесла то, что пугало больше всего.
– Я не помню, как сегодня проснулась и добралась до студии. Очнулась уже во время нанесения грима. И ощущения… Я чувствую себя так странно, даже описать не выходит. Вы знаете, что происходит со мной. Так скажите правду.
С каждым произнесенным мной словом Милад все больше мрачнел. Между его бровей заложились глубокие угрюмые складки.
– И вы перестали бояться трупов и крови, – задумчиво произнес южанин.
Кивнула, подтверждая все целиком и полностью.
– Из моей жизни пропало несколько часов. И только боги ведают, чем я занималась все это время.
Больше всего на свете я боялась, что могла причинить кому-то вред и даже не знать о случившемся.
– Если бы что-то натворили – это попало бы в сводки стражи, – неожиданно успокоил меня партнер по съемкам. – Но там не упоминалась буйная светловолосая девица, можете расслабиться.
Уже легче, однако это не может сойти за полноценный ответ на мой вопрос.
– Ваши слова чрезвычайно утешает, но я не услышала того, зачем позвала вас. Что со мной? И не надо говорить, будто не знаете. С ларо Анейрином вы говорили так, словно бы прекрасно в курсе происходящего.
Кахэ рассмеялся и махнул рукой.
– Никогда больше не поверю, что у меня просто паранойя. Я ведь чувствовал чужой взгляд, чувствовал.
– Так почему я должна сойти с ума?
Мужчина чуть подался вперед, снова принимаясь меня разглядывать.
– Это не сумасшествие в общепринятом смысле слова, Уиллер. Речь об определенного рода пластичности психики, которая сейчас, в частности, позволила вам внезапно заговорить как воспитанная и образованная женщина. Каковой вы не являетесь.
 
Очередная пощечина. А я даже не моргнула.
– Вам доставляет удовольствие унижать других, – отметила я и криво улыбнулась.
Милад пожал плечами.
– Это всего лишь правда. На которую Лэйси Уиллер обязана отреагировать истерикой и скандалом. Но в последнее время вас невозможно вывести из себя, невозможно заставить быть прежней, быть собой. Кто-то мог бы даже сказать, что вы стали одержимы духом.