Место встречи - Левантия (СИ)

— Я в более глобальном смысле. Вы собираетесь как-то развивать ваше общение с Шориным? Может, брак заключить…
— Вам, наверное, не докладывали, но он делал мне предложение. При свидетелях. Получил отказ.
— Но сейчас, когда обстоятельства несколько изменились…
— Да? Не знала. Что же случилось, что Давыд Янович внезапно стал для меня идеальной парой в горе, радости и всём там прочем? Кстати, подайте пепельницу.
Продолжая улыбаться, хозяин подал Арине тяжелую медную пепельницу. «Пожалуй, такой можно убить», — подумала Арина, закуривая.
— А что касается обстоятельств, — он продолжал улыбаться широко и искренне, — то теперь, учитывая ваше положение… Кстати, говорят, курение плохо сказывается.
— Мое, простите, что? — Арина закурила.
— Ну, положение…
Хозяин кабинета нарисовал перед собой в воздухе большой живот. Арина посмотрела на себя, как будто ожидая увидеть такой же и рассмеялась.
— Вас неточно информировали. Абсолютно исключено.
— Ах да, проклятье, Глазунов… Слышал, слышал.
Арина замерла. Отношения с Шориным — ну ладно, допустим, какие-то слухи ходили, предложение, опять же, это идиотское. Но про Глазунова она не рассказывала никому, кроме Шорина. Присутствовавшие тогда в операционной вряд ли догадались — слухов по госпиталю не ходило. Значит, Давыд? Но зачем?
— Ну раз вы помните Глазунова, наверное, вы помните, как Давид Янович, — улыбчивый протянул «и» в имени Давыда, — сделал вам подарок на день рождения, сняв проклятье. Как он вас балует, и черевички, и очищение… Я бы на вашем месте держался бы за такого.
В дверь просунул голову какой-то лейтенантик.
— Станислав Ростиславович, вас там…
— Я занят, — произнес он тихо и вроде бы даже со своей обычной улыбкой, но лейтенанта как ветром сдуло.
— Станислав Ростиславович, вы взрослый человек. Если бы проклятье было снято, я бы заметила… некоторые приметы.
— Вам, возможно, лучше знать, я не медик. Помните, неделю назад вы всем отделением сдавали кровь в рамках дня донора?
— Было такое…
— В целях заботы о сотрудниках уголовного розыска был проведен анализ этой самой крови. Можете посмотреть ваши результаты.
Арина чувствовала, что погружается в какой-то липкий, вязкий черный туман. В висках стучало.
«Розыгрыш. Глупый, жестокий розыгрыш», — пыталась убедить себя она, но рациональная часть ума уже подсказывала: смотри, и вот эта непереносимость духоты, и утренний голод до тошноты, и странная реакция на одеколон Шорина и на розы, и те столовские котлеты…
В крохотное отверстие, оставленное туманом в ее зрении, она рассмотрела бумагу, которую протягивал ей Станислав. Ну да, сомнений нет. Конечно, акушерство не было Арининым любимым предметом, но настолько она его помнила.
Значит, Шорин ее обманул. Подставил под удар, воспользовался. «Он всегда добивается своего. Характер такой», — вспомнила Арина слова Цыбина.
— Вы злитесь? — абсолютно сухо, без участия или хотя бы злорадства поинтересовался Станислав.
— Нет, что вы. Во всяком случае, не на вас.
— Неужели на Давида Яновича? Не стоит. Он же, так сказать, полезное для страны дело сделал — предпринял шаги к созданию достойного наследника. Ну, если, конечно, повезет. Вы человек надежный, партийный, так что сможете воспитать настоящего советского гражданина, способного защитить нашу Родину даже ценой собственной жизни. Не так ли?
Арина кивнула, глубоко дыша.
— Так вот, вернемся от приятных новостей к цели вашего визита, — улыбнулся Станислав.
— Да-да, — слова доходили до Арины, как сквозь подушку.
— Выпейте воды. Я вижу, вы взволнованы.
— Спасибо.
— Итак, как вы знаете, будущий счастливый папа в каком-то смысле уникален. Как, возможно, уникален и ваш будущий ребенок.
— Вы имеете в виду, что он тоже может быть драконом?
— Не люблю это народное наименование. Особый рангом 13. Так точнее. Да, насколько нам известно, это первый ребенок Шорина, так что с вероятностью пятьдесят процентов у вас будет особый Особый.
Арина кивнула головой. Значит, наследничек. Она вспомнила останки той немецкой девушки.
 
Ну что ж. Значит, такова судьба.
— Особые 13-го ранга, — продолжал Станислав Ростиславович все так же ровно, — являются стратегическим ресурсом советского народа. А потому родных и близких каждого такового Особого мы время от времени приглашаем на беседу, чтобы государство было уверено в хорошем самочувствии и вообще в полном благополучии, как вы выражаетесь, дракона. Чтобы они всегда могли поделиться любыми сомнениями и трудностями с органами, призванными охранять государственную безопасность. Так что ровно через неделю заходите сюда же, в то же время. На вахте для вас лежит пропуск. А пока — не смею задерживать.
Станислав Ростиславович любезно проводил Арину к выходу из кабинета и распахнул дверь, еще раз широко и необыкновенно обаятельно улыбнувшись ей на прощание.
Она вышла за двери МГБ пошатываясь. Было странно, что за время их разговора со Станиславом Ростиславовичем мир остался прежним. Не рухнул, не провалился в тартарары. Даже Старолитейная площадь была все такой же — пыльной, мощеной булыжником, все так же окаймляли ее кривоватые елки, все так же проходили по ней, разговаривая и смеясь, какие-то люди. Будто ничего и не произошло.
От одной из елок отделился темный силуэт. Арина узнала человека, которого меньше всего хотела бы видеть в эту минуту. Ей хотелось повернуться, шагнуть назад в духоту коридоров госбезопасности. Чтобы взять Станислава Ростиславовича за горло — и душить, пока он не признается, что все выдумал, что просто пугал ее… Но у нее совсем не осталось сил. Она закурила, сломав несколько спичек.
Шорин подошел.
— Мне сказали, что ты здесь. Извини, я должен был тебя предупредить — ты теперь мой близкий круг общения, так что вот так, — начал он неловко.
Она глядела сквозь него невидящими глазами. Он попытался напустить на себя беззаботный вид.
— Боже, что ты такое узнала обо мне, что тебя это так поразило? Давай рассказывай, мне ужасно любопытно.
Арина хотела что-то ответить, но все слова сплелись в ее горле в огромный ком, который мешал дышать и который невозможно было выпустить из себя.
Давыд протянул к ней руку.
— Я понимаю, этот Станислав — какой-то липкий. Когда первый раз от него шел — хотелось только вымыться. Желательно, еще и кожу содрать, а потом новую отрастить. Но потом привык. И Моня привык, и мама…
Арина оттолкнула руку.
— Пошел вон! — прохрипела она почти без голоса и почти побежала, сама не зная куда, лишь бы подальше.
«Пыль-пыль-пыль-пыль». Арина шла быстро, не глядя по сторонам. Идти все равно было некуда.
Из какой-то подворотни на нее залаяла собака. Не зло, так, для порядка. Арина вспомнила, как в детстве они с отцом ездили в гости к его однокашнику, дяде Аркадию, разводившему охотничьих собак.
Арина вдоволь наигралась с мягкими пузатенькими щенками, а потом спросила: «А можно мне тоже щеночка? Ну, если ваши собачки захотят еще детей». Взрослые долго смеялись, а потом дядя Аркадий сказал: «Ирэночка, детка! Мои собачки заводят щенков, когдаяэтого хочу». И так он выделил это «я», что маленькой Арине стало не по себе. Страшно стало.
Она тогда заплакала — и ее тут же отправили спать.
Но это было давно, много жизней назад. А сейчас Арина чувствовала себя той самой собачкой. Хозяину понадобились щеночки, а мнение собаки — ну кто будет спрашивать собаку? Да, любят, да, гладят по шелковистым ушкам, но права выбирать свою судьбу не дают.
Но Шорин ошибся — с Ариной этот номер не пройдет. Она не позволит решать за себя.
А сейчас как раз ее ход. И она сделает все, чтобы в ее жизни никакого Шорина больше не было. Страна большая, место найдется. Можно уехать хоть в Кенигсберг, хоть в столицу, хоть к черту на рога. У нее своя жизнь, и пускать в нее Шорина только потому, что он так захотел, — велика честь для подлого обманщика. Как-нибудь без него справится. Хотя, конечно, с ребенком будет труднее…