Меч Кайгена (ЛП)

Несмотря на нетерпение дяди, Мамору внимательно слушал.
— Да, Каа-чан.
— И смотри на цвет их форм, — добавила Мисаки. — Обычные солдаты носят желтый. Их элитные бойцы в черном. Если видишь желтый, шанс есть. Если видишь черный, лучше убегай.
— Каа-чан, ты знаешь, что я не могу это сделать.
— Но… — «я хочу» было плохой причиной.
— Каа-чан, — Мамору сжал ее плечи — когда его ладони стали такими большими и сильными? — Я — Мацуда. Разве я не рожден для этого?
Ответом было да. Потому она бросила все, что любила, и попала в эту семью, терпела издевки свекра, безразличие мужа столько лет, чтобы у семьи Мацуда был сильный наследник, чтобы у Кусанаги был острый клинок.
Это была цель в жизни, и теперь Мамору должен был ее исполнить, дать ей значение. Она не могла забрать это у него.
Поэтому она сказала только:
— Да, — сердце наполняла боль, она сжала руки сына. — Да, сын. Я горжусь тобой.
— Вряд ли я достоин твоей гордости, — Мамору улыбнулся, — но буду. Подожди.
Мамору отошел от нее, но ноги несли Мисаки за сыном и мужем, руки тянулись, она не была готова отпустить… Должно быть что-то еще, способ спасти их. Только она сталкивалась с фоньяками. Она годами смотрела на них, тренировалась с ними. Она знала теорию за воронками ветра, даже если не видела, чтобы воронку создали успешно. Она должна что-то помнить…
«Думай, Мисаки. Думай».
— Не пытайся нападать на ветер, — сказала она, поймав Мамору за рукав. — Это сильнее любого теонита.
— Мисаки, — сказал Такаши. — На это нет времени. Прощайся…
— Нет! — прорычала Мисаки, уже не думая о приличиях. — Слушайте! — она еще не слышала, чтобы кто-то остановил торнадо, который уже бушевал. Если кто и сможет, так это они, но только если они будут понимать, с чем бьются. — Эти воронки ветра создают команды из двух частей. Одна группа направляет холодный воздух по кругу снаружи, а другие силы нагревают воздух в центре, чтобы кормить поток.
Такаши смотрел на нее в смятении.
— Откуда ты…
— Торнадо не остановить, убрав фоньяк снаружи, — продолжила Мисаки. — Они лишь направляют уже движущийся ветер. Циклон усиливает воздух, текущий вверх. Самые сильные фоньяки будут там, в воронке, направляя горячий воздух вверх. Если хочешь остановить торнадо, нужно убрать их. Нужно найти их внутри ветра.
— Хорошо… — сказал Мамору, но она видела по его лицу, что он не понимал.
— Ветер быстрее крови или воды, он непостоянный, но тела в нем можно выделить, как рыбу в течении…
— Хватит, — Такаши повел Мамору прочь от нее. — Нужно двигаться.
Мисаки в отчаянии прокричала последнее, что пришло в голову:
— Такеру-сама!
Ее муж не обернулся. Она и не надеялась, что он послушает, не имела права с ним говорить, но он был последним шансом спасти ее сына.
— Там есть важные точки, как в теле человека… Как твоя рука.
Мамору оглянулся в полном смятении.
— Что…
— Идем, — Такеру сжал кимоно Мамору левой рукой и потянул его за дверь. — Твоя мать несет бред.
МАМОРУ
Мамору двигался, не думая. Его тело знало, что делать. Все мужчины и мальчики знали, что делать, когда звонил колокол тревогу, это же делали их праотцы во время Келебы: мужчины старой деревни собрались у ворот и пошли по горе, чтобы объединиться с силами из западной деревни. Мацуда побежали к вратам деревни, Юкино-сэнсей присоединился к ним, как и его старшие кузены и бойцы дома Мизумаки. Они побежали по горе к врагам.
Эта сцена тысячу раз прокручивалась в голове Мамору на уроке, на темном потолке перед тем, как он засыпал, и в его мечтах после… с тех пор, как он смог мечтать. Он всю жизнь готовился к этому моменту, боясь, надеясь на это. Но, пока ноги несли его по горе, он не мог поверить, что это было настоящим.
Медное небо бросало свет на всю деревню, делая знакомые дома чужими и далекими. Оглушительный звук, как тысяча боевых самолетов, будто пытался порвать границу между этим миром и следующим. Даже плоть Мамору не ощущалась реальной. Ветер сделал его тело медленнее и легче, чем оно было. Он ревел на коже Мамору, заставляя ее неметь и покалывать, словно кожа духа, словно его тело принадлежало взрослому воину из его мечтаний, далеко в будущем, в дне, который мог не сбыться…
 
— Мне нужны цифры, Такеру-кун! — дядя Такаши перекрикивал ветер, пока они бежали. — Сколько мужчин подходящего возраста у нас между этой деревней и западной?
— Двести четыре, — сказал тут же Тоу-сама.
— Ха! — дядя Такаши рассмеялся. — Этого хватит!
Но вид на краю деревни остановил их, таби проехали по снегу. Улыбка пропала с лица дяди Такаши.
Он выругался под нос и повернулся к Тоу-саме.
— Твоя жена была права. Эта штука поднимается по горе!
А еще торнадо наступал быстрее, чем Мамору видел, чтобы теонит двигался по земле. Торнадо уже поглотил леса на нижних склонах. Вскоре он будет на краю западной деревни.
— Нужно спускаться, Мацуда-доно! — крикнул один из Мизумаки. — Сейчас!
Но не все мужчины собрались, и было уже слишком поздно.
— Нет! — Мамору побежал к западной деревне, пока она не пропала, но его оттащили.
Юкино-сэнсей сжимал его кимоно сзади.
— Жди приказов, — сказал мечник.
— Но мы должны им помочь! — адреналин Мамору смешивался с болью, ветер дотянулся до нижних домов. — Там Ицуки-кун! Юта-кун! Ваша семья…
— Мы ничем не можем помочь им сейчас, — Юкино-сэнсей потянул его, и Мамору на миг ощутил невыносимую боль мастера. Но лишь на миг. Юкино-сэнсей скрывал эмоции под поверхностью. — Сейчас мы можем только отомстить за них.
Юкино-сэнсей был прав, конечно. Даже если бы они бежали без помех по горе, они не добрались бы до деревни вовремя. Все мужчины старой деревни могли лишь смотреть, как большая часть населения Такаюби стирается со склона горы. Мамору пытался подавить джийю, ощущать себя как можно меньше, но адреналин в венах не позволял этого. Он не мог закрыться от смерти, как не мог отвести взгляда от разрушения.
Коро бились. Даже на расстоянии Мамору ощущал, как их джийя скалится, как зубы, на ветер. Шипы льда появлялись между зданиями и рассыпались вместе со всем. Но, конечно, умирали не только те, кто бился. Матери и дети вырывались из домов и разбивались об камни. Храм, где Мамору молился каждый праздник, где он узнал имена своих богов, взорвался, глиняная черепица рассыпалась пылью.
Хоть ветер ощущался как ньяма, Мамору не мог поверить, что это делали люди. Какой человек с душой ньямы мог убивать коро и обычных людей одним махом? Это была работа демонов.
Агония угасала, Мамору понял, что Юкино-сэнсей не отпустит его.
Не только родственники Юты и Юкино-сэнсея пропали в том ветре. Почти все ученики Юкино-сэнсея приходил в Кумоно из западной деревни. Остался только Мамору. Вкруг них мужчины кричали от гнева. Некоторые плакали. Некоторые падали на колени. Юкино-сэнсей не сдался и не плакал. Он не кричал, как Сецуко. Он стоял неподвижно, расправив плечи, глядя вперед, но не казался хрупким. Он словно превратил себя в лед. Если он двинется, лед треснет.
— Сэнсей… — начал Мамору, его голос дрожал, но он не знал, что мог сказать. Он моргнул, ощутил слезы на щеках. Он рос с мальчиками из западной деревни, и он ощущал их потерю как дыру в груди. Но Юкино-сэнсей был их учителем. Он годами питал их, растил их. Они были его гордостью. И все пропало за миг… Мамору мог лишь представить, как это ощущалось.
— Такеру-кун… — голос дяди Такаши посерьезнел, — цифры. Кто остался? Сколько из каждой семьи?
— Икено: двенадцать. Катакури: девять, считая тринадцатилетнего и калеку. Гинкава: девять, считая двенадцатилетнего, Амено: шесть, Мизумаки: пять, Юкино: четыре и Мацуда… — Тоу-сама посмотрел на сына и брата. — Нас всего трое.
— Сколько всего?
— Сорок восемь, Нии-сама.
— Хорошо, — дядя Такаши повернулся к собравшимся. Несмотря на разрушения, которые они видели, никто не отвернулся. — Амено. Икено, Гинкава — к северному проходу! Выстройтесь в линию по два человека в глубину, Амено и Гинкава впереди, Икено сзади! Катакури, следите с утеса. Стреляйте по фоньякам, которые попытаются подняться по камням.