Жизнь Фениксов (СИ)
— Пойдешь ко мне жить? — Саня протянула к девочке руку. Та в ответ издала вдруг резкий неприятный звук, потом еще, и еще раз, и Саня вдруг поняла, что это совсем и не девочка, а птица. Птица не замолкала. Сон закончился: звонил телефон. Кто-то был очень настойчив.
— Да…
— Прилетай.
— Созрел?
— Размечталась, Суворова!
— Привет, Лева.
— Привет Саня. Кира…в общем, она сейчас в реанимации.
— Встретишь — приютишь?
— Конечно. Жду.
Кира — Кирочка — Кирюша. С тобой ведь должно было происходить в жизни только хорошее…Сидя в кресле самолета, Саня вспоминала их последнюю встречу перед отъездом из Н. Кира иногда сидела с сынишкой соседки — круглоголовым, похожим на совенка Афанасием. Когда Саня пришла, «нянюшка» безуспешно пыталась накормить Афанасия супом, оставленным для него родительницей. Рецепт супа был взят из книги» Здоровый ребенок и его питание», которая лежала тут же в кухне на почетном месте. Отваренные без соли и перетертые овощи должны были сделать Афоню здоровым и веселым ребенком, но Афанасий книжек не читал и об этом не знал. Суп на «самолетике залетал в ангарчик», а потом вытекал обратно желтой струйкой, приводя Киру в отчаяние:
— Что же делать? Он ведь останется голодным!
— Намажь ему хлеб маслом — калорий будет больше, чем в этом супе. До возвращения матери доживет.
Уловив, что суп отменяется, мальчик сузил глазки и с ехидным выраженьицем на перепачканном лице высказался:
— Деф-ф-ф-ки…Деф-ф-ф-ки…
— Афанасий! Я вот маме- то твоей сейчас позвоню!
Обещание возымело свое действие, и Афоня сделался «аки ангел»:
— Деиськи… Деиськи…
— Ну и жук же ты, Афанасий!
Потом они смотрели, как отпущенный на свободу Афоня, познавая мир, доламывает игрушечный грузовик, и Кира сказала:
— Как страшно сейчас рожать детей. Страшно выпускать их в жизнь…Мне кажется, сейчас детству объявлена война, понимаешь? Кем-то пущена «Дикая охота короля Стаха» по следам детства. Им не дают побыть чистыми. Что же будет, Санечка?
— Просто мамочки должны быть прекрасными, и с миром ничего плохого не произойдет. «Священного корене священ плод». Без Приснодевы на землю не пришел бы Бог.
— Вот растишь ты своего ребенка добрым, искренним, честным, отважным, а потом хулиган избивает старика, или пристает к женщине, и все отворачиваются или мимо проходят, а твой — нет, не проходит. Или вот в зоне боевых действий — вызывает огонь на себя…все живы, а твой ребенок больше не вернется. Думаешь, не возникает мысль:». Зачем я тебя таким вырастила? Был бы сейчас живой…»
— Кто может быть сильнее матери? И что будет с этими стариками и женщинами, если ты не научишь своего ребенка добру? Да, этот мир скорее похож на поле боя, чем на «мирные нивы». Ну так научи своего ребенка в нем жить, а не выживать, не прятаться. Научи его искать во всем красоту, ведь красота есть и в сражении. Ну, чем тебя успокоить? Хочешь, создадим тайный женский орден? Женщина — жертва маркетингового насилия. В мире давно уже все перевернуто с ног на голову. Ей то и дело дают понять, что она устраивает всех лишь как аксессуар, желательно дорогой и красивый. Назовем этот орден «Sub rosa dictum», «Сказанное под розой». У Киры в дневнике ей встретился потом отголосок того разговора:
Правда ли, Господи,
Что мы творим — не ведаем?
Пока не до дна — не опомнимся:
Все отведаем.
«Грех у порога лежит,
Ты им властвуй, собакой серою!»
А мы собак любим –
Кормим из агнцев консервами.
Наматывает старушка-Земля круги,
Старается, не остановится
Есть ли надежда,
Что будет новая Богородица?
Дай нам, Господи, шанс,
Мы другие теперь, больше не обознаемся.
Сегодня — никак, дела,
А вот завтра — придем, покаемся.
«Под розой» проходили их посиделки на Саниной кухне, где над столом висела вышитая еще ее бабушкой желтая роза на длинном стебле. Все «сказанное под розой» должно было остаться тайной, между ними, как это и предполагалось когда-то на римских пиршествах, где вино развязывало всем языки. Саня выслушала здесь много историй: забавных и грустных одновременно. Кира садилась, за сим следовал глубокий вдох, как будто она готовилась нырнуть. Саня сразу предусмотрительно предлагала:
— Кофейку?
Кофеек был с коньячком, поэтому она уточняла:
— Венский или французский? — и в сложных случаях выбирали французский, где кофе — в чашку, а коньяк — в рюмку.
Казалось, что в результате всех попыток обрести счастье, Кира должна была прийти к неутешительному выводу: доверять собственному выбору — опрометчиво. Несколько раз отношения чуть не закончились свадьбой: слова любви были сказаны, а родители уведомлены о серьезности намерений. И тут происходило событие, показывающее избранника в совершенно ином свете. Это дало Сане повод в каждый последующий раз осведомляться:
— Что не так с этим господином, что ты решила взять его фамилию?
С Владленом Кира училась на одном курсе. Зима выдалась теплой, и родители пригласили их поехать за город — «одной большой дружной семьей». Напившись ароматного чайку со смородиновым листом, а кое-кто присовокупил к нему и собственного изготовления наливочку, решили прогуляться за реку — в лес. Зимой река замерзала. Отец с приятелем шли впереди — прокладывали всем путь. Кира с Владленом приотстали. Нетронутый снег вспыхивал, искрился, изгибался причудливой каймой на ветвях деревьев. Лапы огромных елей, укрытые снегом, походили на крылья заснувших белых птиц.
— Красота-то какая! «Солнце зимнее ли мещет на него свой луч косой- в нем ничто не затрепещет, он весь вспыхнет и заблещет ослепительной красой!»— Кире казалось, что в ней тоже все искрится. Все было таким торжественным, величественным, словно застывший в снежных кристаллах хорал.
— Постой…, — Владлен стал торопливо расстегивать на ней полушубочек. Запустил руки ей под свитер. — Давай сейчас, прям на снегу…
— Перестань. Ты с ума сошел? Сейчас кто-нибудь увидит, — слышно было, как где-то рядом перекликаются другие участники прогулки.
— Это только заводит…
— Мы за городом. Если ты заметил — снег и холодно!
— Мы же не будем это на полчаса растягивать: по — быстренькому, ничего с тобой не успеет случиться, — пытался стащить с нее «походную амуницию».
— Прекрати!
Он разозлился и толкнул ее в снег, потом развернулся и зашагал прочь. Вскоре Владлен скрылся за деревьями, а она так и осталась сидеть среди этого белого спокойствия, не предав его чистоты. До самого возвращения в город они не разговаривали. Вскоре одногруппница пригласила всех на свой день рождения. У Киры не было настроения, и она решила от приглашения отказаться. Но потом передумала, и все же пошла, припоздав. Это воистину был вечер неожиданностей: и для Киры, переставшей наконец после этого вечера снова и снова задавать себе вопрос, правильно ли она повела себя в лесу, и для Владлена, которого Кира застала с другой девушкой.
— А чего ты теперь от меня хочешь? Ты сама себя наказала! — нимало не смущаясь заявил её без пяти минут муж.
«Раны» затянулись, и Кира вновь была счастлива. Ее новый избранник, глотнув, вероятно, вместо чего-то более общепринятого, «сыворотки правды», поведал, как 31 декабря, за несколько часов до наступления Нового года, он и его приятель- сосед вывели на прогулку собак, и встретили во дворе владельца дога, который тоже решил выгулять своего питомца. Приятели уже были подшофе, и, куражась, натравили на дога своих псов — мол, такому гиганту не составит труда справиться сразу с двумя. Несчастного разорвали. До Нового года оставались считанные часы, где-то ставили на стол «оливье» и охлаждали шампанское, а хозяин дога рыдал над своей собакой. Человек оплакивал своего друга. Под бой курантов у него случился инфаркт.
— Я не могу больше заставить себя с ним общаться. Боюсь даже представить, что еще он может о себе рассказать, — добавила в заключение рассказа Кира.