Там, где я тебя нашел (СИ)
Люциус горько усмехнулся и, покачав головой, посмотрел через огромное окно на город невидящим взглядом.
— Этим зельем они не только лишили меня магии, — медленно протянул Люциус, все еще глядя вдаль. — Но и восприимчивости к ней…
— Как? — выдохнула Гермиона не в силах осознать вот так сразу, насколько глубинные процессы в подопытных были затронуты.
— Из меня будто выжгли что-то… — его взгляд совсем расфокусировался, когда он ушел в себя, вспоминая этот момент. Лицо Люциуса прошибла судорога, когда он заговорил. — Я принял зелье, и это были худшие ощущения в моей жизни. Поверь мне, Гермиона. Круциатус — просто щекотка, в сравнении с тем, что ты чувствуешь, когда магия покидает каждую клеточку твоего тела. Даже колдовству Темного Лорда, которое не смогла стереть даже его гибель, не удалось противостоять этому натиску: метка тоже исчезла. И хорошо, что о том, что на меня не влияет магия, я выяснил позже. Если бы остальные невыразимцы знали, что у них и не получится стереть мне память, меня бы наверняка убили.
Грейнджер прикрыла веки, делая медленные вдохи и выдохи.
— Ладно. Дальше, — поторопила она, чувствуя как злость утихает, гаснет под новыми эмоциями.
— Тот парень, который не стер мне память, сказал, что такой выродок, как я, должен помнить, что натворил, страдать и мучиться. И я страдал и мучился. А потом я хотел шантажировать его, связаться с ним и заявить, что сдам его и всю министерскую шайку, которая стоит за этими исследованиями, — распалялся Люциус, а потом внезапно расплылся в пугающей улыбке. — Кстати, если ты думаешь, что все это — идея Кинсгли, то ты не права. Невыразимцы сотрудничали с Темным Лордом, и начали исследования при нем. А Шеклболт лишь подхватил. — Улыбка сошла с его лица так же внезапно, как и появилась. Гермиона стояла, затаив дыхание. Догадываясь, что именно она услышит дальше. — И на Пожирателях смерти и их семьях, которых с подачи Кингсли отправили в Азкабан пять лет назад, изначально планировалось ставить эксперименты. Это назвали бы новой программой: магия от недостойных к достойным. Только Лорд планировал отнимать магию у недостойных… по его мнению.
— Грянокровок, — выдохнула Гермиона, ошарашенно уставившись на Люциуса и чувствуя, что ноги подгибаются.
Малфой поморщился, но кивнул.
— Ну, а позже выяснилось, что маглы, — он указал на себя, — не могут даже письмо отправить совой.
— И тогда ты…
— Стал бывать у того места, неподалеку от министерства, — пожал плечами Малфой. А потом он заговорил быстро, чеканя каждое слово. — Искал хоть кого-то, любого волшебника, к которому могу обратиться за помощью — обманом, уговорами, как угодно! — но мне нужно было вызволить семью из Азкабана.
Грейнджер задохнулась. Все-таки догадываться об этом, совсем не то, нежели услышать от него напрямую. Это оказалось похоже на удар под дых. Вот, пара слов, и она уже не может дышать. Грудь сперло, а в глазах потемнело. Она зашарила руками за спиной, пытаясь отыскать, на что опереться. Малфой в пару шагов оказался рядом, но она оттолкнула его руки.
Все так, как она и предполагала. Он делал это ради семьи. Конечно, ради семьи. Он стал маглом ради них! Естественно, он и дальше сделал бы что угодно, чтобы помочь им…
Мерлин.
— Не трогай меня, — прохрипела она, все еще отталкивая его руки, перед глазами расплывалось, но она не могла — не могла! — позволить себе чувствовать его. Лучше упасть. — Отойди, — она направила на него палочку, и силуэт Малфоя замер.
Дойдя наконец до стены, она оперлась спиной о бетонную поверхность и соскользнула на пол, ощущая, как тело дрожит от накатившей слабости.
Малфой снова оказался поблизости и протянул ей стакан воды, но Гермиона демонстративно его проигнорировала.
— Гермиона… — снова с сожалением протянул он, но Грейнджер тут же его прервала:
— Ты увидел меня. Что дальше? Решил воспользоваться?
Малфой вздохнул, усаживаясь недалеко от Гермионы и встревоженно следя за ее состоянием. Это всколыхнуло в ней что-то, но оно быстро померкло в затопившей ее боли. Еще двадцать минут назад в ней бушевало столько эмоций, а сейчас они одна за другой гасли, словно свечки, задуваемые ветром, оставляя внутри холод и тьму.
— Гермиона, — он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Пойми, моя семья заточена в Азкабане по моей вине, я не могу попасть в Малфой-мэнор — даже сама магия не узнает во мне хозяина…
— Что дальше, Люциус? — закричала Гермиона, не желая слушать его оправдания, которые она могла бы понять, да. Не будь ей настолько больно сейчас.
— А дальше все пошло не по плану, — проговорил Люциус, глядя ей в глаза, и голос его дрогнул. — Я не… не хотел, — Гермиона тоже не отводила взгляда. Понимая что это их последний разговор, она хотела увидеть все грани Люциуса Малфоя, не упустить ни одной. Малфой нервно облизал нижнюю губу и покачал головой. — Я думал, что если мы будем просто общаться, то ты, любопытная, докопаешься до правды, и сама разберешься… со всем. Спасешь мою семью, меня… — Люциус почти ласково посмотрел на нее и уголок его губы потянулся вверх в грустной усмешке. Гермиона прикусила задрожавшую губу, испытывая такой отклик в душе, что захотелось разрыдаться. — Ты же гриффиндорка, — тихо произнес он и отвел взгляд. Наваждение схлынуло. — А потом все вышло из-под контроля… Я не собирался влюбляться.
И она почувствовала, как желудок сжался, а мир закружился вокруг с дикой скоростью. Это самое худшее, что она слышала в своей жизни. Даже «мы погорячились, Герм» Рона через пару месяцев после битвы, было не так больно услышать, как это. Ее затошнило, и Гермиона чуть завалилась вбок, пытаясь остановить эти чертовы стены, вращающиеся перед глазами. Как издалека она слышала, что Малфой зовет ее. Его пальцы на плечах, легкий шлепок по щеке, заставивший ее немного прийти в себя и пару раз медленно моргнуть.
Что ж, вот она и получила ответы на свои вопросы. Гермиона оттолкнула Люциуса и сжала палочку, собирая последние силы для трансгрессии. Она рисковала собой, перемещаясь в таком состоянии, но не могла больше оставаться рядом с ним. Гермиона тяжело рухнула на пол в своей квартире, перевернулась на спину и, глядя в потолок, замерла, совершенно опустошенная.
*
К утру среды Гермиона не чувствовала себя лучше. Напротив, смятение в ее голове будто усилилось. Она все еще не могла соединить образы Люциуса Офлама и Люциуса Малфоя в один единственный. И не могла поверить, что человек, с которым она была близка все это время, на самом деле просто манипулировал ею. Для того, чтобы вытащить свою жену.
Горечь пульсировала на языке, в желудке, голове.
Только потому, что обещала Гарри довести кашу, которую сама же и заварила, до конца, она кое-как собралась на работу, впервые в жизни порадовавшись, что волшебники носят мантии. Она укуталась в черную ткань, как гусеница в кокон, которая, однако, никогда в бабочку не превратится: лишь отгородится от реального мира.
Небрежно собрав волосы в низкий хвост и не утруждая себя нанесением косметических чар, Грейнджер камином переместилась в министерство. Она опаздывала на десять минут, но ей было наплевать — она флегматично скользила в течении толпы, натыкаясь на волшебников и даже не думая извиняться.
И только когда перед ней появился патронус — олень — и заговорил голосом Гарри, Гермиона будто очнулась.
— Беги, — произнес он, а потом серебристо лунное сияние растворилось в воздухе, словно его и не было, оставив Гермиону стоять с отвисшей челюстью.
И это промедление стоило ей всего.
Она подняла голову, наблюдая за тем, как медленно открываются створки лифта, и из кабины выходит сам Трэверс в сопровождении кучи мракоборцев, направляясь к ней.
— Мисс Грейнджер, вы арестованы за государственную измену, — объявил он громко, так что услышали наверняка все, кто находился поблизости.
Маги зашептались, а Грейнджер так и стояла, словно приклеенная, ощущая пульсирующую боль в висках. А потом мир начал сжиматься, багровая тьма накрывала и стирала все вокруг, пока не осталось одно единственное лицо — Трэверса, смотрящего на Гермиону с неясным выражением в глазах. Кто-то направил на нее палочку, и последним, что она услышала, было произнесенное заклинание сомниус.