Летописи Великого Похода (СИ)

Кор Фаэрон молча смотрел на него сверху вниз. Отсутствие первого капеллана придется как-то объяснить. В крайнем случае можно открыть часть правды — раскрыть, что Эреб принадлежал к тайному культу, умалчивая о своем участии. Но надо будет ликвидировать и тех Астартес и сервов, которых уже затронула та же тайная истина.
Не такое уж сложное дело. По сравнению с тем, что ежедневно творится в Империуме — нет, не сложное.
Веру в Императора Лоргар не восстановит, да к этому Кор Фаэрон и не стремился. Но и воля Пантеона не захватит и не подчинит его душу. Вместо этого примарх Несущих Слово отыщет новый путь, напишет его своим блестящим разумом и безупречным почерком.
— Почему? — повторил Кор Фаэрон вслух вопрос, так и не слетевший с губ Эреба. — Вероятно…
Он вздохнул, наклонился и вытер кинжал об одежду мертвеца.
— Моего приемного сына только что предал его истинный отец, — негромко сказал Кор Фаэрон. — Я был с Лоргаром с самого детства. Я его предать не могу. Но ты этого бы никогда не понял, Эреб. Ты всегда был только чьим-то сыном или командиром.
Он выпрямился, медленно вздохнул. Подозвал сервиторов, велел унести тело.
«А я, — мысленно закончил Кор Фаэрон, — был и первосвященником, и отцом. И при выборе между великой славой и душой сына… я знаю, что предпочесть».
20.09.2016 
  
Невозможное
 
Камень.
Прочный темный камень, окружавший со всех сторон, не пропускавший света и, видно, преградивший дорогу почти всему воздуху. Человек задохнулся бы тут, не приходя в сознание, но космодесантник сумел открыть глаза и осознать, что случилось.
Был бой. Жесткий, беспощадный бой – и его завалило взрывом. Он оказался под камнями, но выжил.
Больше… больше не вспоминалось ничего. С кем он сражался, как именно случился взрыв… проклятие, он даже не помнил, кто он такой и из какого Легиона!
Он дернулся, осознал, что вокруг есть немного места, он не зажат в каменные тиски. Значит – можно выбраться.
Изумление и растерянность ушли, мгновенно сменившись ощущением четкой цели. Десантник дернулся, напрягся, сумел перевернуться на спину.
Удар. Еще один удар. Крошка посыпалась на доспех, но камень начал поддаваться модифицированным и усиленным броней мускулам. Авточувства не помогали проникнуть взглядом сквозь темноту, но он был уверен, что бьет правильно, и вскоре выберется.
С каждой секундой он все больше распалял в себе злость, гнев на камень, ставший ему сейчас врагом. Такие чувства всегда помогали ему в бою, это десантник почему-то помнил – не образами, смутным инстинктом.
– Ярость, – произнес кто-то в темноте. – Это хорошо.
Десантник замер.
Здесь просто не мог поместиться кто-то еще! И слова звучали ясно и четко, не как по воксу.
– Ну что же ты застыл? – насмешливо сказал невидимка. Голос был смутно знакомым, тяжелым и мощным. – Продолжай. Ты ведь хочешь выбраться?
Стряхнув изумление, десантник снова сотряс свою темницу мощным ударом, одновременно пытаясь повернуть голову и разглядеть говорившего.
Тщетно.
– Даже не пытайся, – словно прочитав его мысли, заметил невидимка. – Ты меня не разглядишь – я у тебя за спиной, и всегда буду там.
– Что ты за существо? – сорвалось с губ десантника. – Или просто моя фантазия?
– Фантазия? – насмешливо отозвалась темнота. – Уж не думаешь ли ты, что обезумел?
– Я слышу голос, но рядом со мной не может быть ни души, – рыкнул десантник. – Апотекарий бы уже проверял мою психику.
– Нет, – уверенно сказал голос. – Психика у человека гибкая, а у космодесантника – еще и очень крепкая. Сойти с ума от горя или ярости, как любят сочинять? Нет, это невозможно, если только не желаешь того. Безумие приходит иначе.
– И как же? – бросил десантник, продолжая бить.
– Безумие приходит, – задумчиво ответил голос, – только когда разум разбивается, пытаясь осознать невозможное.
На некоторое время оба они умолкли, и в густой темноте раздавались лишь могучие удары о камень – тот уже начал раскалываться под кулаками воина.
 
– Не будь темноты, ты бы меня не услышал, – наконец вновь прозвучал голос из мрака. – На свету столь многое отвлекает… А ведь я знаю тебя давно, я помню, как ты шел в поход, который считал святым, выступал голосом разума среди яростных на совете и первым бешеным – в бою. Как дружил с мастером слов и хотел за него отомстить… Но только сейчас я с тобой заговорил. Как странно, да?
– Да кто ты такой? – не выдержал десантник.
Голос тихо засмеялся.
– Я – рациональная, задумчивая и сдержанная часть человека, который никогда в жизни не был ни рациональным, ни задумчивым, ни сдержанным. Я – то, чего нет, и что не так давно перестало быть возможным.
– Такое впечатление, что ты псайкер, – бросил десантник.
Оглушительный хохот раскатился в темноте, отразился от камней и ударил по чувствам.
– Так меня никогда не называли, – отсмеявшись, сказал невидимка. – Никогда бы не подумал, что у тебя такое чувство юмора, капитан.
– Капитан? – десантник вновь на мгновение замер.
– Да, – подтвердил голос. – Ты носил это звание раньше, носишь и впредь. Еще не вспомнил? Еще не вспомнил, как впервые познакомился со своим идеалом и чуть не погиб?
– О чем ты?
Камень дергался под мощными ударами закованных в керамит кулаков, но грохот нисколько не мешал десантнику – каждое слово незримого собеседника звучало по-прежнему ясно и отчетливо.
– Ты поймешь, – заверил он. – Ты уже вошел в легенды – прошел сквозь смерть, стоял рядом с переродившимся, привлек к себе внимание древнейших… У тебя уже есть своя судьба, капитан.
– Какая еще судьба? – рявкнул в ответ десантник. Тайны и недомолвки раздражали его все больше.
– Ты еще не осознал? – мягко произнес голос. – Что ты делаешь сейчас?
– Я пытаюсь выбраться из этой ловушки! – прорычал десантник. – Я разбиваю камни и зачем-то болтаю с тобой!
Невидимка тихо рассмеялся.
– Ты так прямолинеен, так целеустремлен, капитан. Ты можешь выбраться из любого плена, кто спорит. Но видишь ли, какое дело…
Он вновь засмеялся.
– Ты выбрался из-под земли три часа назад.
Десантник замер.
Мир вокруг разлетелся осколками, камни пропали, земля растворилась. Темнота исчезла, словно вокруг разом вспыхнули сотни прожекторов.
Он увидел, что его окружало на самом деле.
Город был давно уничтожен залпами артиллерии, но некоторые дома еще стояли, взметнув к небу обломки стен. Вся земля была изрыта воронками и окопами, изорвана долгими днями сражений…
И залита кровью.
Она была везде – на стенах, на земле, казалось, даже рассеяна в воздухе. Даже из толпы обычных людей не вылилось бы столько крови – но множество тел вокруг обычными и не были.
Космодесантники. Павшие космодесантники.
Он переводил взгляд с одного мертвеца на другого, автоматически оценивая раны каждого. Вот один – с отсеченной головой, она вмята в землю, шлем разрублен напополам, и в тусклых лучах солнца видны края костей и серая слизь.
Вот другой – кираса доспеха распорота, оба сердца вырваны прочь, другие органы обратились в кашу, перемолоты острыми зубьями.
Третий и четвертый – броня разбита, тела обуглены жарким пламенем, и даже авточувства доспеха не смягчают вони от поджаренного мяса.
Пятый, шестой, седьмой… Все мертвы, у всех тела рассечены, искромсаны, сожжены или разорваны. И хотя десантника не страшило само поле битвы – но что-то в этой картине было таким пугающе неправильным, что он содрогнулся.
Через мгновение мелькнула мысль, которая оказалась еще страшнее; с трудом оторвав взгляд от бойни, десантник поглядел на себя.
В руке надсадно выл цепной топор, покрытый липкой красной жидкостью по самую рукоять. Рядом валялся полностью опустошенный огнемет, который и поджарил воинов в их же броне; десантник осознал, что и это оружие совсем недавно было сжато в его пальцах.