Морпех. Дилогия (СИ)
– Ты знаешь, нет… – прокрутив в голове недавние события, удивленно сообщил старший лейтенант. – Как так?
– Да кто ж его знает? – пожал плечами Семен Ильич, показав небольшой пистолет, чем‑то отдаленно напоминавший привычный ПМ. – Я ему ствол в самое брюхо упер, да и стрельнул. Вовсе негромко вышло, хлопнуло только – и все. Второй даже и не проснулся.
– Понятно, – кивнул Алексеев, заодно опознав оружие. – А пистоль прибери, хорошая машинка, «Вальтер ППК» называется, Ваньке подарим или Баланелу. Заодно и кобуру прихвати. А со вторым фрицем что?
– Живой, – ухмыльнулся старшина. – Я его оглоушил слегонца, покуда совсем в себя не пришел, и руки ремнем скрутил. Только не германец это, а румун. Напортачил старый дурак, а, старшой?
– Да нет, с чего вдруг? Отработал по‑обстановке, все нормально. В принципе, пленных брать мы не собирались, но уж коль так карта легла, отчего б нет? Утащим с собой, да допросим по‑быстрому. В каких они хоть званиях?
– Сейчас гляну, – подсвечивая фонарем, Левчук осмотрел висящие на спинках стульев кители, заодно забирая из карманов документы. – Германец – майором был, а вот с румуном непонятно. В удостоверении «Locotenent‑colonel» записано, не знаешь, что за звание?
– Нет, – мотнул головой Степан, вытаскивая из‑за кровати пухлый портфель с блестящими никелированными замками. – «Колонел» – это однозначно полковник, а вот первое слово мне не знакомо. У Никифора уточним, он точно в курсе. О, гляди, чего нашел!
– Знатный трофей! – прокомментировал старшина. – Слушай, командир, давай я керосинку запалю, вон на столе стоит? На окнах светомаскировка, чего нам глаза портить? Да и пригодится еще, мы ж не просто так уйдем?
– Валяй, – согласился старший лейтенант, продолжая осматривать комнату. Но больше ничего интересного не было, разве что полевая сумка убитого фашиста, обнаружившаяся под шинелью. По‑крайней мере, сейфа со сверхценными документами, как показывают в приключенческих военных фильмах, нигде в упор не наблюдалось, даже переносного – или как там правильно называется этот железный ящик? Ну, тот, в котором всякие ценные вещи хранили, типа полковой кассы или еще не врученных наград?
В помещении стало заметно светлее – старшина зажег стоящую на столе керосиновую лампу, выкрутив фитиль почти на максимум.
Степан мысленно усмехнулся: а чего он, собственно, ждал? Заверенные лично Алоизовичем супер‑пупер секретные планы грядущего немецкого наступления, запертые за семью замками? Это в заштатном‑то штабе? Угу, очень смешно. Пока фрицы и сами не в курсе, как станут развиваться дальнейшие события, какое уж там наступление? В отличие от самого морпеха, кстати – он‑то как раз в теме, просто рассказать об этом никому не может. Короче, меньше нужно было всякой псевдоисторической лабуды по телику смотреть. Хотя, в портфеле и на самом деле может обнаружиться что‑то интересное для нашей разведки. Да и фриц… ну, в смысле этот самый непонятный «локотенент», тоже, глядишь, что‑то полезное расскажет.
Вот, кстати, насчет пленного румына:
– Левчук, нужно пленного в чувство привести, не в нижнем же белье потащим? Замерзнет еще. Надеюсь, ты его не шибко сильно вырубил?
– Тоже дело, – согласился Семен Ильич, вытаскивая из угла пятилитровую бутыль с керосином. Судя по довольному выражению лица, находка старшину обрадовала – определенно, что‑то задумал.
– Да не, легонько по башке дал, сейчас очнется. Подмогни посадить, командир, – взяв со стола графин с водой, старшина щедро плеснул в лицо пленного, тут же замотавшего головой. – Ну, чего, бунэ зиуа, домнуле офицэр?[2]
– Ce? Cine esti?[3]
– Да неважно, – буркнул Левчук, развязывая румынскому офицеру руки и бросая на колени форменные галифе. – Не знаю, как там по‑вашему – одевайся, короче! Ну, быстро! Schnell!
И подкрепил сказанное упертым в лоб стволом трофейного «Вальтера», звучно взведя курок.
– Ну, ферштейн, домнуле?
– Ja, ich verstehe deutsch! – закивал тот, торопливо натягивая брюки. С первого раза вышло не очень, пленный промахнулся мимо штанины, и Степан, которому надоело ждать, помог, особо при этом не церемонясь. С кителем тот справился уже самостоятельно, равно как и с сапогами – уж что‑то, а обувать его морпех точно не собирался, противно. С шинелью дело пошло еще легче – пленный уже окончательно пришел в себя. Сунув в заново стянутые ремнем руки фуражку, Алексеев молча мотнул головой на дверь.
Семен Ильич спустил керосинку на пол и возился с бутылью. В комнате резко запахло керосином. Старший лейтенант нахмурился:
– Старшина, это ты чего делаешь?
– Сюрприз готовлю, – буркнул тот. – Партизаны наши так делали, минут через десять полыхнет. Мы как раз с ребятами встретимся и уйдем.
– Добро, – перекинув под руку автомат, Степан вытолкнул пленного в коридор. – Жду у крыльца, догоняй. Минута у тебя. Смотри, портфель не забудь, мне его не сподручно тащить.
– Не волнуйся, старшой, раньше управлюсь. Ты б только кляп румуну в рот запихал, вдруг заорет. Держи, – Левчук бросил морпеху какую‑то не слишком чистую тряпицу, то ли столовую салфетку, то ли носовой платок.
Поколебавшись, Алексеев кивнул, жестами приказывая пленному раскрыть рот.
– Nu, voi tăcea! Cuvântul ofițerului![4] – отшатнулся тот, делая страшные глаза.
Степан вопросительно взглянул на Левчука. Тот равнодушно пожал плечами:
– Да откуда мне знать, командир? Я ж по ихнему от силы слов десять знаю, нахватался на фронте. Небось, просит тряпку в рот не пихать, мол, орать не станет.
– Ладно, разберусь, – старлей подтолкнул румына автоматным стволом в спину. – Двигай вперед, форвертс! Заорешь – шиссен, однозначно. Ферштейн?
– Ja, ich verstehe, – согласился тот, с облегчением глядя, как морпех брезгливо выкидывает тряпку под ноги. – Mulțumesc…
[1] – Эй, Ганс, да хватит уже! Дай поспать, придурок! (нем.).
[2] Примерный перевод: «добрый день, господин офицер!» (искаженный румынский язык).
[3] Что? Кто вы такие? (рум.).
[4] Не надо, я буду молчать! Слово офицера! (рум.)
Глава 6
ПЛЕННЫЙ
Глебовка, 7 февраля 1943 года
Осторожно приоткрыв дверь, старший лейтенант несколько секунд прислушивался к происходящему на улице. Все было тихо и спокойно, даже собаки не брехали, скорее всего, выведенные фрицами под ноль еще в первые дни оккупации, и он решился покинуть здание. Показав румыну кулак, выпихнул того наружу, на всякий случай приготовив штык – вдруг, несмотря на данное слово, все же решит выкинуть какой‑нибудь фортель? Но пленный не подвел, молча и даже почти не топая, спустившись с крыльца, где дисциплинированно и остановился. Поколебавшись (да нет, тихо все, можно просигналить), морпех легонько, на самом пределе слышимости, стукнул обушком ножа по ствольной коробке – раз, пауза и еще дважды. Медленно, как обычно и бывает, когда нервы напряжены до предела, и каждый миг ожидаешь какой‑нибудь подлянки, потянулись секунды.
На третьей из‑за угла вывернулся Аникеев, живой и здоровый.
Увидев стоящего в полный рост румынского офицера в форменной фуражке, рефлекторно отшатнулся назад, вскидывая оружие, но, разглядев рядом ухмыляющегося Степана, опустил автомат.
– Ну, чего застыли‑то? – недовольно буркнул появившийся следом старшина, распространяющий вокруг себя стойкий аромат свежего керосина. – Потопали, что ль, к нашим, заждались уж поди?
– Погоди, мысль одна имеется, – шепотом сообщил Алексеев, кивая Аникееву на пленного. – Вань, присмотри за этим, мы быстро.
Отведя товарища в сторону, старший лейтенант продолжил:
– Я тут вот о чем подумал, Семен Ильич. Если водители тех машин, что на улице стоят, в комнате остались, то где ж тогда местная охрана квартирует? И караульные, и экипаж бэтээра, что на заднем дворе заныкан? Не в самой же железяке, задубеют ведь нафиг? Шибко не хочется мне их за спиной оставлять.