Дочь Водяного (СИ)

Михаил вздохнул. Он-то надеялся, что Соколов предложит хоть какой-то вразумительный план. Впрочем, заступая дорогу Бессмертному, сам он тоже имел весьма смутное представление о том, что следует делать, и рисковал не меньше.
— Так это ж чистой воды самоволка, — на всякий случай уточнил Михаил.
— Почему? — удивился Соколов. — Ты журналист, приехал освещать, как идет процесс мирного урегулирования, а мы патрулируем территорию и тебя охраняем. Я уже с начальством договорился, и мне дали добро.
***
Горы к середине лета утратили свою живописность: трава у подножия пожухла, зелень увяла, припорошенная густым слоем пыли, забивавшейся во все щели и скрипевшей на губах. Бронежилет хоть и назывался «Улей», но к середине пути раскалился, как печь. Лицо ухитрилось обгореть до красноты даже под каской, что в сочетании с белесыми бровями и ресницами делало его похожим на порося. Впрочем, Михаил не жаловался и, с интересом глядя по сторонам, примечал на всякий случай дорогу.
Еще на подъезде к аулу он почувствовал присутствие смутно знакомой и явно враждебной силы и сообщил об этом Соколову.
— Там действует кто-то из наших, — пояснил он, имея в виду, конечно, колдунов и шаманов. — Возможно, даже из числа тех, кому я недавно перешел дорогу.
Он знал, что последние вайнахские языческие жрецы канули в прошлое еще до прихода советской власти. Но среди боевиков встречались арабские наемники, в том числе и выходцы из Африки, где колдовство продолжало процветать. Впрочем, африканские шаманы, как и местные аза  *, оказались тут почти ни при чем, и об этом следовало догадаться, еще когда Соколов только вводил его в курс дела. Не просто так Саня Боровиков и Берген Хотоев, вместо того чтобы погибнуть сразу от осколочных ранений, оказались отброшены ударной волной аккурат на позиции боевиков.
Замаскировав машину в распадке, вместе с Артемом Соколовым и еще двумя опытными разведчиками Михаил решил подобраться поближе. Пластаясь по скалам, цепляясь за колючки и прилагая титанические усилия, чтобы мелкие камушки и обломки не выдали их слишком громким звуком падения, он вместе со своими спутниками добрался до зарослей неподалеку от блокпоста, откуда просматривался весь аул.
Стоявшие уступами на склонах глинобитные сакли и каменные дома с плоской или односкатной кровлей производили впечатление архаики, хотя и другой, нежели в старинных русских или мокшанских селах. Цивилизация намекала о своем присутствии в виде электрических проводов, телевизионных антенн и припаркованных во дворах или под навесами автомобилей, в основном военного образца. Въезд контролировал укрепленный блокпост с пулеметом, возле которого стоял Гелендваген знакомой модели, явно приобретенный на средства Фонда экологических исследований или в одной партии с машиной патрона. Михаил не удивился, а только мрачно порадовался тому, что для подтверждения догадки ему не пришлось задействовать зрение Иного мира.
Еще до отъезда из Наукограда Лана его честно предупредила о том, чтобы не тянул с шаманским посвящением, поскольку, загнав Бессмертного в Навь, он нажил себе нового врага, а вернее — врагиню.
— Гад, проклятый, уполз, а змеюка осталась, — пояснила Лана, имея в виду слишком осведомленную в делах шефа Елену Ищееву.
— Ты ее знаешь? — уточнил Михаил, помогая повесить на свежевымытые окна новые шторы.
Всего за две недели жизни среди людей Хранительница уже вполне освоилась, и теперь всеми доступными ей способами старательно превращала холостяцкую квартиру Андрея в уютное семейное гнездышко.
— А кто, по-твоему, сплел для Бессмертного сеть? — болезненно скривилась она, подшивая тесемки на тюле.
— Кто эта Ищеева такая? — проверяя на прочность карниз и стряхивая оттуда пыль, поинтересовался Михаил.
— Ведунья, как и ты, праправнучка известной на весь край могущественной шаманки.
 
Михаил вспомнил старые газетные вырезки про шаманское погребение в окрестностях Наукограда, почитавшееся местными жителями как сакральный объект. Конечно, он со скепсисом относился к версии краеведов о том, что похороненная там ведунья стала для Всеволода Шишкова прототипом Синильги из «Угрюм-реки». А вот разговоры о проклятье, настигнувшем тех, кто, покусившись на серебряные амулеты, потревожил покой усопшей, считал отнюдь не пустым вымыслом. И даже предполагал, что не только в амулетах там было дело. Тем более что про захоронение деда Овтая в окрестных деревнях ходили похожие слухи. Да и сама увенчанная оленьими рогами колода на дубовых сваях, из которой, по словам автора публикации, выбегала спускавшаяся до земли черная коса, напоминала знакомую домовину.
Мокшане тоже в старые времена хоронили своих покойников на деревьях, чтобы не осквернять ни одну из четырех стихий. А якуты, хакасы и шорцы находились с ними пусть и в очень дальнем, но родстве. Другое дело, что водить дружбу и тем более знаться по-родственному с такими, как заместительница главы Фонда экологических исследований, Михаил не стремился, полагая долгом шамана поддержание равновесия между мирами, а не его расшатывание.
— Кто передал Ищеевой бубен? — спросил он у Ланы, с тоской думая о том, что, хотя и пережил в этой командировке серию невероятных событий, приобретя неоценимый опыт, наставника так и не нашел.
— Учителя Елены давно уж нет в живых, — вздохнула Хранительница. — Они с Бессмертным выпили его, оставив пустую оболочку. Мне они готовили ту же участь.
— А что теперь? — обеспокоенно спросил Михаил, слезая с табуретки и с тревогой озирая завешенное полками с бесчисленными книгами, заваленное гербариями и коллекциями, которым не хватило места на кафедре, жилище Мудрицкого. Конечно, среди томов и коробок они с Ланой без труда спрятали амулеты и травы, но выстроить полноценную защиту все равно не смогли. — Не боишься, что ведьма из Фонда экологических исследований до тебя доберется?
— Руки коротки! — насмешливо фыркнула Лана, откусывая нитку. — Пока Андрей со мной, Ищеевой до меня не добраться, — добавила она, пояснив, что ее сейчас лучше магии хранит оберегающий круг любви.
На прощание Лана подарила маленькое зеркало в перламутровой оправе, сейчас висевшее, точно привеска, на шнурке, сплетенном из ее волос. И хотя опаленная нещадным южным солнцем шея горела, а под бронежилетом закипал стекающий по телу ручьями пот, зеркало и шнурок приятно холодили отрезвляющей спасительной прохладой, помогая сконцентрироваться.
Елену Ищееву Михаил узнал и в американском элитном камуфляже, наверняка скрывавшем под разгрузкой облегченный высокотехнологичный кевлар. В светлых волосах поблескивали бусины шаманских амулетов, среди глинобитных саклей смотревшихся менее чужеродно, нежели остальная экипировка. Защиту от обитателей среднего мира обеспечивали пятеро вооруженных до зубов громил, один из которых держал внушительных размеров кейс. Так называемые бойцы местного отряда самообороны смотрели на Ищееву с уважением и явной опаской. А ведь горцы и в советские годы женщин за людей толком не считали.
Боевики расступились, выталкивая вперед связанных по рукам и ногам окровавленных пленных, в одном из которых Михаил не без труда узнал лейтенанта Бергена Хотоева. Второй чертами оплывшего от побоев лица напоминал Сергея Боровикова.
— Опоздали! — едва не в голос взвыл Артем Соколов, глядя, как телохранители Ищеевой передают боевикам кейс и забирают пленных.
 
— Так это, может, и к лучшему, — на порядок тише предположил один из разведчиков. — Этих бандюков всего ничего, мы их в пути перехватим и задержим до выяснения личностей.
Михаил успел подумать, что попытка задержать влиятельную бизнес-леди может выйти им всем боком, но тут оказалось, что сопровождать Елену Ищееву намеревается чуть ли не половина боевиков из села.