Не отступать и не сдаваться. Том 4 (СИ)

Я вздохнул и снова оглядел международного хулигана. Что же с тобой делать, чудило?
Драться нельзя, вмиг дисквальнут. Ты, видимо, горячий парень, не боишься, что выпнут с Олимпиады. Вот только зачем портить жизнь другим достойным людям?
— Хорошо, — смиренно сказал я. — Я прямо сегодня подам заявление и уйду с Игр. И вы меня больше никогда не увидите. Устраивает это вас?
Гарбей тоже смерил меня с головы до ног презрительным взглядом.
— Ты вздумал насмехаться надо мной? — спросил он. — Я слышал, что ты тот еще мошенник. Короче, если…
Да, я тоже уже хотел закругляться. За нашей разборкой следили другие боксеры. Разговоры стихли. Смех смолк. Все думали, что сейчас в раздевалке начнется кровавое рубилово.
И да, я тоже начал закипать. Черт с ними, с Играми, я не собираюсь спускать оскорбления какому-то ушлепку. Если он сейчас не отстанет, я выбью ему все зубы. Заставлю умыться кровью.
Но тут между нами встал Худяков. Подошли другие кубинские боксеры. Раздевалка заполнилась людьми. Крики, ругань, хватание за руки. В толпе я заметил Степанова, нашего главного тренера сборной.
— Что за хрень здесь творится? — кричал он. — Вы чего, совсем с дуба рухнули?
Гарбея оттеснили в сторону. Этот молодчик еще пытался что-то вякать мне вслед. Степанов пробился ко мне и яростно зашептал:
— Рубцов, ты совсем на голову пришибленный? Кто тебе разрешил здесь драку устраивать? Вон там в зале целая куча журналистов и фотографов. Они тебя вмиг ославят. Ты знаешь, что с нами всеми тогда будет?
Я сначала молчал, потом не выдержал.
— Он сам полез ко мне, идиот хренов. Пытался здесь драку начать.
Но Степанов мне не верил.
— Я тебя, Рубцов, хорошо знаю. Ты у нас тот еще бузотер. Предупреждаю, чтобы никаких драк, понял? Ты не только из сборной вылетишь, но еще и за хулиганку пойдешь, ясно?
Вот так всегда. В первую очередь страдают невиновные лица.
Горбея вытянули из раздевалки. И хорошо, а то бы я его все-таки воткнул в стену. Провокатор гребаный. Надо же, добился-таки своего.
Когда все разошлись, рядом остался Худяков. Он вздохнул и покачал головой. Посмотрел на меня, уперев кулаки в бока.
— Ну что ты за человек такой, Витька? Ни на минуту тебя одного нельзя оставить! Везде найдешь неприятности на жопу. Ладно, пошли отсюда.
Я уже чуток успокоился. Вспомнил уроки Касдаманова. Старик всегда предупреждал, что бой начинается задолго до выхода на ринг. И вывести противника из равновесия — это уже пол-победы.
Не знаю, почему кубинец был так уверен, что его не дисквалифицируют за драку. Может, безрассудный. Может, есть друзья в МОК. Но меня он мог легко вывести из игры.
Даже сейчас он достиг цели. Я уже разозлен, а значит, потерял покой. Могу принять неверную тактику на бой с Гарбеем. И проиграю.
Да, прав был Егор Дмитриевич, тысячу раз прав. Кто поражен, тот побежден. Зря я раскипятился под конец.
— Ты знаешь, кто мой следующий противник? — спросил я, когда мы вышли из здания.
Худяков покачал головой.
— Еще нет. Вечером скажу. Твой бой может состояться уже завтра. Так что готовься.
Я вдохнул полную грудь свежего воздуха. Огляделся. Почему я должен идти в гостиницу из-за одного токсичного урода? Да пошел он к дьяволу.
— Пойду, посмотрю, как гимнастки выступают, — сказал я, вспомнив Викторию Улофссон. — Там, говорят, наши какие-то чудеса вытворяют.
Худяков тут же перестал хмуриться. Улыбнулся даже.
— Да, есть такое. Пойдем вместе. Я тоже с удовольствием посмотрю. Никогда на гимнастику не засматривался, а тут вдруг увлекся.
Мы отправились в Олимпийский зал с причудливыми куполами крыш, где проходили соревнования по гимнастике. По сравнению с нашим стадионом, здесь могли поместиться свыше двенадцати тысяч человек. Полная дичь, честно говоря. Огромная скопление народу.
— Это что же, каждый день такая толпа? — спросил я, крутя головой во все стороны. — Может, мне надо было стать гимнастом?
Ага, а потом валяться с переломанными костями? Вид бревна, на которых прыгали гимнастки, всегда ужасал меня. Наверное, у меня слишком живое воображение.
 
Только представлю, как упаду на бревно, промахнувшись во время сальто… Бр-р, мороз по коже. Лучше получить десять нокаутов, чем упасть на бревно.
— Ты что, не слышал про наших гимнасток? — спросил Худяков. — По ним все болельщики с ума сходят. Особенно любят Корбут.
Он целеустремленно пробивался сквозь толпу к первым рядам. Я остановился, как пораженный громом. Как же я мог забыть?
Ольга Корбут, знаменитая советская гимнастка. Живая легенда. Да, точно, она стала знаменитой как раз в семидесятые годы. Она была известна своими невероятными элементами.
Неужели я увижу ее сейчас? Люди вокруг взорвались ликующими криками. Они снова и снова скандировали «Корбут!».
— Нам повезло, — сказал Худяков, обернувшись ко мне на ходу. — Сейчас она будет выступать. Эй, ты где там, не отставай!
Мы выбрались на трибуну, на самые передние ряды. Отсюда все отлично видно. В центре зала, на возвышении, стояли брусья для гимнастики. Длинные, разной высоты, закрепленные железными тросами. Вокруг люди: судьи, жюри, организаторы, тренеры, журналисты, кинооператоры. И рядом с брусьями — изящная маленькая девушка в белом гимнастическом костюме с красным отворотом.
Невесомо подошла к брусьям, запрыгнула сначала на нижнюю перекладину. Легко раскачалась, взлетела на верхнюю. Все происходило быстро, буквально доли секунды. Там, на верхних брусьях, она встала во весь рост и тут же рыбкой нырнула вниз.
Вернее, сделала грандиозное сальто назад. У меня екнуло сердце, но девочка с косичками снова уверенно схватилась за верхнюю перекладину. Как такое возможно? Слыханное ли это дело, что вот так можно делать сальто?
Теперь Корбут раскачивалась с сумасшедшей скоростью.
Тут же продолжила движение дальше. К нижней перекладине. Идеально синхронно, ноги вместе, как слитые воедино. Зацепилась ногами за нижние брусья, совершила немыслимый оборот вокруг них.
Как такое возможно, черт подери? Разве человеческое существо может совершать такие обороты вокруг железной жерди? Да еще и с таким неописуемым изяществом!
Клянусь, мне казалось, что широкая улыбка ни на йоту секунды не сходила с лица девочки. Люди вокруг восторженно замерли, не в силах пошевелиться. У девочки, летающей между брусьями, мелькали косички.
Совершив оборот вокруг нижней перекладины, Корбут тут же зацепилась за верхнюю. Чуть помедлила на ней. Повисла, продолжая раскачиваться. Взгляд устремлен на нижнюю.
Снова прыгнула вниз, изящно расставив ноги в стороны. Снова оборот вокруг нижней перекладины. Опять подъем оттуда на верхнюю. Снова подъем на обе ноги. Вот она опять выпрямилась на верхних брусьях.
Тут же скользнула вниз, будто пловчиха в воду. Снова оборот вокруг нижней перекладины. Только теперь ноги вытянуты, выпрямлены, идеально, но слишком длинно.
Что она делает? Она же сейчас ударится о верхнюю перекладину! Но едва у меня мелькнула такая мысль, как Ольга и в самом деле столкнулась ногами о верхние брусья. Но не ударилась, а согнула туловище, используя инерцию. И за счет этого снова взобралась вверх.
Выпрямилась на руках, развела ноги в сторону. Все очень быстро, молниеносно, как ласточка, порхающая в небе. Снова ухнула вниз. Ногами вперед.
Бамс! Приложилась всем телом о нижнюю перекладину, одновременно снова согнула ноги. И за счет этого изгиба погасила инерцию удара.
У меня снова все сжалось внутри. Как может хрупкое женское тело выдерживать такие чудовищные нагрузки? Разве можем мы, здоровенные боксеры, жаловаться на боль, когда наши женщины творят такое?
Погасив инерцию удара, Корбут легко взобралась на нижний брус, а оттуда снова на верхний. Подъем наверх, сначала за счет рук, потом и ногами. Девушка в который раз забралась на верхний брус.
Встала на нем на мгновение. Руки держатся за перекладину, ноги на ширине плеч. Голова опущена между колен. Стойка лебедя перед нырком в воду.