Не отступать и не сдаваться. Том 4 (СИ)

Рядом бесшумной тенью скользил рефери. В зале шумели зрители. Кричали на разных языках, но в основном, конечно, на немецком.
Я снова подскочил к противнику. Короткие, акцентированные шаги передней ногой. Быстрый обмен строенными джебами, отход назад. Эванс огрызнулся своими прямыми.
Подскочив опять, я сделал вид, будто хочу оттянуть его руку, прикрывающую живот. Противник ударил левой. Сильный крюк, он должен был сбить меня с ног, если бы удался.
Но я был готов. Уклон, нырок, замах левой, выпрямление. Боковой моей левой. Есть, попал в голову. Она у Эванса осталась совсем без защиты. Тут же, не теряя времени, удар правой. Тоже боковой, тоже в голову.
Наудачу, чтобы зацепить ускользающего противника. Вот дьявольщина, какой же он увертливый. Скользит меж пальцев, как угорь. Я отошел чуть назад, занял выжидательную позицию. Ну-ка, посмотрим, что теперь будет.
Эванс опять встал в защиту. Хорошо, раз так, то даже лучше.
Ложный шаг вперед, опять. Легкий удар левой рукой, джеб. Целю в голову. Чтобы соперник сконцентрировался на верхнем этаже защиты, чтобы приподнял руки. Чтобы открыл нижний этаж.
Бумц! На, получи, малыш. Я снова луплю в живот. Удар получился хорош, как пушечный выстрел по вражескому танку. И чертов танк подбит разом. Эванс выдыхает воздух, пучит глаза.
Вот еще, только теперь правой. В голову, в скулу. Голова Эванса уходит в сторону. Он снова резко выдыхает. Но все равно держится на ногах. Это все преимущества низкой защитной стойки. Я снова чуть отхожу назад, перегруппировываюсь.
Опять движение вперед. Скупыми, осторожными шажками. Снова прямой, только уже в живот Эванса. Лицо корчу свирепое, яростный взгляд прикован к брюху противника. Пусть думает, что я всерьез нацелился вспороть ему брюхо и вывалить кишки на настил ринга.
Уловка удалась. Эванс клюнул. Теперь руки уходят вниз. Голова остается почти без защиты. Ну что ты так, дружище? Разве можно оставлять голову без присмотра? Нам боксерам, она нужна подчас больше, чем пара крепких кулаков.
Бабах! Левый да, в корпус, тут я не обманул. Но вот потом тут же следует удар правой в голову. Мощный кросс.
Моя рука проходит сквозь дернувшиеся вверх перчатки противника. Достает до лица. Где-то в районе носа и щеки. И вот я вижу, как Эванс впервые теряет самообладание. Его лицо растерянно и искажено от боли. Потом его голова уходит вниз и он падает, падает, падает…
С грохотом валится на настил. Зрители вопят от счастья. Им не надо ничего другого, кроме как увидеть, как один гладиатор поразил другого. Дай им волю, они выпустили бы львов и медведей против боксеров.
Но сейчас дерутся только люди. Эванс упал и тут же заворочался на настиле, пытаясь подняться. Я поглядел на поверженного противника и вспомнил картинку, которую воображал перед боем. Образ реализовался лишь частично.
Вот он, противник, валяется на настиле. Но не в нокауте. В нокдауне. Рефери досчитал до шести, а Эванс уже поднялся. Потряс головой, огляделся, прижал руки к подбородку. Рефери остановил счет. Надо же, какой живучий этот англичанин.
Во всяком случае, я устранил отставание в баллах. Его надо завалить хотя бы еще раз, чтобы стать безоговорочным лидером.
Рефери поговорил с Эвансом, убедился, что все в порядке. Кивнул нам, посовещался с судьями, отойдя к канатам. Кивнул, махнул рукой.
— Бокс!
Я снова направился к противнику. Ожидал, что он укроется за защитной броней, но Эванс вдруг сам кинулся на меня.
Все понятно. Опять решил устроить избиение младенцев. Вот только на этот раз так не проканает. Я легко ушел в сторону, одновременно зацепил соперника по животу боковым. Тут же снова сменил направление.
Но напор Эванса слишком силен. Я и не ожидал, что он так быстро оправится после нокдауна. Хотя, если поглядеть в его безумные глаза, сразу видно, что человек не в себе. Или он тоже пытался ввести меня в заблуждение?
Во всяком случае, я теперь снова ухожу назад. Эванс передо мной напоминает разъяренного бизона. Он молотит меня боковыми, на которые, как я заметил, он очень большой мастак. Я с легкостью кручу «маятник», уворачиваюсь, а противник, громко дыша, продолжает нападение.
 
Вот прошел прямой удар мне в голову, я едва успел ее отдернуть. Хорошо, что я ответил боковым, сбил темп атаки противника. Ах ты, мерзкий ублюдок.
Ты смотри-ка, даже несмотря на яростные и отрывистые движения, Эванс полностью контролирует себя. Я замечаю, что он продолжает следить за мной и моими реакциями на его напускную ярость.
Продолжая отходить, я упираюсь в канаты. Мы замираем на миг. И в эту секунду я чуть наклоняю голову. Работаю плечом вперед, имитируя удар правой в голову и Эванс дергается назад. Но нет, малыш, это было ложное движение. Ловушка, в которую ты влетел на всех газах.
Следующий удар уже без наклона головы, сильный прямой, только правой. Я выбрасываю его очень резко, практически без замах, только за счет того, что бью дальней рукой и за счет этого уже получаю дополнительный разбег для удара.
Удар проходит в лицо Эванса и разносит противника вдребезги. Тут же я достаю его левой, теперь уже в корпус. Противник сгибается от боли и я добиваю его сильным хуком справа. Удар тоже такой сильный, что Эванс закручивается на месте и валится на настил.
Зрители кричат. Я смотрю на противника. Он лежит неподвижно, с раскинутыми руками, из носа течет струйка крови. Все в точь-в-точь, как на моей мысленной картинке. Рефери бросается к Эвансу, проверяет его, видит, что парень без сознания и неистово машет руками.
Все, готов. Победа, наконец-то долгожданная победа!
  
Глава 20. Новые вершины
 
Рефери поднял мою руку. Зрители взорвались ликующими криками и аплодисментами. Когда церемония закончилась, я сошел с ринга и первым делом увидел Худякова. Тренер крепко двинул мне в бок.
— Молодец, Витя, молодец! Взял его скальп. Вырвал с мясом.
Я направился к выходу из зала, сопровождаемый криками толпы. Люди стояли рядом с проходом, набились битком, жареной колбаске негде упасть.
Многие хлопали. Некоторые протягивали ладони для рукопожатия. Другие кричали что-то ободряющее. Весело и приятно, однако.
Но когда я очутился в раздевалке, дело пошло по-другому. Здесь было полно боксеров, наших и иностранных. Когда я вошел, то услышал разговоры на самых разных языках.
Вот стоят чернокожие представители Африканского материка. Рядом выходцы из мусульманских стран, тоже смуглые и горбоносые. Светлые бородачи из северной Европы. Низкорослые японцы и корейцы с раскосыми глазами.
Некоторые боксеры одеты в самые экзотические национальные костюмы. Можно только догадываться, откуда они. Или судить по флагам, хотя я в этом не знаток.
На меня никто не обращал внимания. Наших, советских, боксеров почти не было. Только венгры и чехи неподалеку. Я начал переодеваться. Рядом кто-то остановился и сказал, растягивая слова:
— Ты трусливый шакал. Тебе нечего делать на ринге.
Ух ты, какие громкие заявления. Я не торопясь обернулся и увидел перед собой Алехандро Гарбея, боксера из Кубы.
Он стоял, насмешливо глядя мне в глаза. Ясно, это очередной прародитель трештокеров. Пытается морально задавить.
Странно, обычно у нас с кубинцами отличные отношения. Видимо, этот субчик очень хочет добиться победы. И не побрезгует ради этого самыми грязными методами.
Если он думал, что я испугаюсь, то глубоко ошибался.
— Ты хорошо говоришь по-русски, — сказал я, оглядывая кубинца с головы до ног. — Где ты этому научился?
Гарбей не поддался на смену темы.
— Ты что, глухой дятел? — спросил он, приблизившись ко мне вплотную. — Я тебе еще раз говорю, тебе не место на ринге. Свали нахрен отсюда. И не позорь славный советский бокс.
Мрачный угрюмый взгляд, большая чугунная голова, толстые губы и нос. Веселые кудрявые волосы. Какой душка.
Говорил кубинец с акцентом, как и все иностранцы, но слова произносил правильно. Долго, наверное, жил в СССР.