Тридцать три поцелуя на десерт (СИ)
Тем временем двери в доме на другой стороне улицы отворились и на брусчатку, торопливо сдирая с себя форменный фартук, выкатился молочник Ипполит. Круглый мужчина с добродушной улыбкой и самым дорогим молоком по эту сторону гор.
– Что удумал мерзавец! – на бегу пыхтел он. – Я из окна видел. Боялся, не успею. Ох… Мадди, милая, он тебя не сильно помял?
Я покачала головой и некрасиво всхлипнула. Честное слово, уж лучше бы икала!
– Испугалась только сильно.
– Я в своём праве! – выкрикнул Роберт и вновь шатнулся в мою сторону, но замер, когда маг поднял руку. – Она моя жена!
Да сколько можно!
Ипполит с растерянностью во взгляде посмотрел на меня. И я подумала, а вот интересно, если бы я и в самом деле была женою Роберта, бросились бы эти двое меня спасать?..
– С жёнами так себя не ведут, – уверенно проговорил маг, а молочник поддакнул:
– Да и не с жёнами не ведут. Вяжи его, малец. Бургомистр пущай разбирается, кто тут кому жена, а у нас в посёлке насильничать мы не позволим.
Провёл ладонью по моей мокрой от слёз щеке.
– Он же тебе не муж никакой?
– Почти муж! – отказывался сдаваться Роберт, пока его вязали магическими путами по рукам и ногам. – Жених!
– В портках расписных… Служивый, заткни ему и рот заодно, а то слушать тошно.
Мой давнишний кошмар заскрипел зубами в бессильной ярости и так выразительно на меня посмотрел… Может, до него всё-таки дошло? Может, теперь он оставит меня в покое?
– Сам пойдёшь или велеть мальцу, чтобы он тебя магией до дирижабля волок? – брезгливо кривясь, спросил у Роберта Ипполит.
– Ой! – воскликнул маг, в испуге распахивая глаза. – А у меня с левитацией вообще-то не очень… Быстро концентрацию теряю, могу уронить…
Я злорадно сверкнула глазами, но Роберт всё-таки решил больше не сопротивляться и пошёл сам.
Везти повязанного преступника в Фархес планировалось на дирижабле, поэтому первым делом я отправилась на ковёр к капитану Дрозеру и, как на духу, во всём созналась. Рассказала и о своём прошлом, и о маменькином, и об угрозах со стороны Роберта Суини, и о шантаже.
Капитан слушал, не перебивая, а когда я закончила свой рассказ, не осудил ни словом, ни взглядом.
– Ну, то, что у тебя, птенчик, детство не из самых простых было, я уже давно понял, – только и проговорил он. – А то, что ты у кого-то когда-то кусок колбасы украла, чтобы самой не помереть и сёстрам не дать – это, как по мне, тебе не в упрёк, а в заслугу ставить надо.
– Но…
– Но лучше об этом никому не рассказывать, тут ты права. Особенно сейчас, когда твоё имя на слуху. Сама знаешь, как в наших местах бывает.
– Как?
– А так. – Капитан подмигнул мне и, немного наклонившись вперёд, хулиганисто улыбнулся и прошептал:
– Что если я, к примеру, на Предельной пёрну, в Фархесе скажут, что обосрался.
И смачно захохотал, хлопая себя по коленям, когда я возмущённо охнула.
– Не злись. Грубовато, согласен, но зато точно. Теперь понимаешь, к чему я веду?
– К тому, что Роберт своим появлением подольёт масла в огонь?
Мужчина кивнул и добавил:
– И к тому, что никто не станет разбираться, кто из вас двоих виноват. Тебе это надо накануне слушания?
Мне это и после слушания было нужно, как зайцу пятая нога, но вряд ли у нас с Робертом получится договориться.
– Так что же мне делать? – огорчилась я.
– А ничего, – совершенно не логично ответил капитан. – Недоноска этого мы на ласточку мою брать не станем, оставим в охранке на Предельной. Ты же знаешь, у них тут своего участка нет, а по всем нарушителям отчёт в Фархес отправляется раз в седмицу. Сегодня. И этого, твоего, в сегодняшнем отчёте точно нет.
– Нет, – согласилась я.
– И появится он там только через семь дней. Даже через восемь, если я, допустим, в пути задержусь. Так? – Я кивнула. – Ещё седмицу местные будут ждать ответа из Фархеса, потом, когда придёт приказ о переводе, искать случая переправить подонка в острог. Дилижансом же его не отправишь, там же честные граждане, дамы, к себе я его взять не могу, у нас специальной каюты нет. Не перевозим мы преступников. А это, считай, ещё дней десять. И что у нас получилось?
– Что? – почему-то шёпотом спросила я.
– А то! – Капитан Дрозер легонько щёлкнул меня по носу, и я неуверенно улыбнулась. – Что если очень постараться, то шантажист этот до властей только к концу твоего слушания и доберётся. И поверь моему слову, детка. Ещё радоваться будет, что жив остался. Тутошние мужики страх до чего насильников не любят. Особенно, если эти столичные щёголи на наших барышень слюни пускают, да руки распускать пытаются.
– Ох… Я даже не знаю, что сказать, капитан.
– Одного «спасибо» и пары булочек с клубникой будет вполне достаточно, милая, – подсказал он, и пока я не бросилась ему в ноги с благодарностями, предупредил:
– Но на всякий случай всё же поищи запасной вариант. Уж слишком много людей в нашем плане задействовано. Не дай магия, где-нибудь кто-нибудь ошибётся, проговорится, продастся, да мало ли что! Ну, ты меня понимаешь.
– Да-да! Конечно! – закивала я, но сама, если быть до конца честной, и близко не представляла, о каком таком запасном варианте судачит капитан. Наёмного убийцу найти, что ли? Даже не знаю. К такому я точно не готова!
Пока.
В Фархесе я первым делом заскочила в ювелирную лавку: Анна, дочь Шарлотты Нейди-Остин, предлагала мне пожить у неё, пока мои «временные неурядицы рассосутся», и я решилась воспользоваться её гостеприимством.
После радостной встречи и объятий (обнимали меня главные сладкоежки этой семьи: дети и мопс по кличке Сосиска), я убежала в судебную канцелярию, где меня заставили написать официальное прошение на имя бургомистра о дозволении забрать личные вещи из арендованного мною кафе и квартиры. Потратив на бумажные проблемы больше трёх часов, я вышла на улицу с гудящей от усталости головой и крайней степенью раздражения, потому что конкретных дат мне никто так и не сказал.
Я-то, наивная, надеялась, что мне скажут, когда я смогу зайти в свой дом, а в итоге мне даже не ответили, как скоро моё прошение дойдёт до бургомистра.
– По закону на рассмотрение прошений у системы есть тридцать дней, – сообщил мне тощий, как сухарь, очкастый секретарь канцелярии. – Так что особо ни на что не надейтесь.
– Глупость какая! – возмутилась я. – До тридцати дней? Да я с такой скоростью разбирательства дождусь!
– Все претензии можете отправлять в столичный офис или на имя Его Величества Императора Лаклана Освободителя. Вам дать адрес?
– Спасибо, у меня есть!
Мысленно проклиная демоновых крючкотворов, я выскочила на улицу и сама не заметила, как добежала до дома Анны.
Смеркалось. Лавка, занимавшая первый этаж, ещё была открыта, но наверху, в жилых комнатах, уже зажглись огни. Приятный тёплый свет в незашторенных окнах согревал сердце даже на расстоянии, но отчего-то захотелось плакать. Я внезапно почувствовала себя ужасно усталой и такой одинокой-одинокой, словно в целом свете у меня не было ни одной живой души, которая бы волновалась обо мне, ждала, зажигала фонарь на крыльце, чтобы я не потерялась в темноте, возвращаясь домой.
И даже несмотря на то, что это было не так, я не смогла сдержать слёз, спряталась в беседке за домом ювелира и отчаянно разрыдалась, отчаянно жалея себя. Плакала я редко, но всегда основательно, пока голос не становился густым и низким, как у старого гвардейца, глаза не превращались в узкие щёлки, а нос в красную картофелину.
Обычно в такие моменты я старалась спрятаться ото всех, запиралась в своей комнате, накрывалась одеялом с головой, или убегала куда-нибудь подальше, но сегодня я чувствовала себя такой измотанной, что не было никакого желания играть в прятки.
Так что нет ничего удивительного в том, что минут тридцать спустя в беседку, где я неуклюже пыталась укрыться от мира, прокралась Анна. В одной руке она держала плед из магшерсти, а во второй - кружку горячего молока с мёдом и корицей. Я по запаху узнала.