Расколотые небеса (СИ)
— Ха-ха-ха! — рассмеялся вдруг Саймон. — А ты молодец, только об этом-то я и толкую. У нас двенадцать процентов населения предпочитают сидеть дома и жить на пособие. Ещё несколько десятилетий назад эта цифра была втрое меньше, а ещё через несколько десятков лет она, по всем прогнозам, увеличится вдвое. Ты хоть представляешь, что это значит? Речь идёт о сотнях миллионов нахлебников, которые бесцельно прожигают жизнь. У нас такой огромный соц-пакет, что людям больше не нужно ни о чём думать, не нужно развиваться, не к чему больше стремиться. Великий Усечённый Капитализм Андрея Загорского с возрастом мутирует и превращается в пассивный социализм, который нас убивает. Мы деградируем, Мира, наша Утопия хоть медленно, но верно катится к чертям.
— Кажется, я всё понял, — задумчиво протянул Алан. — Эти бунтари хотят изменить устои, сменить законы торрека.
— Я так не думаю, — блеснув серыми глазами, продолжил Саймон. — На самом деле они боготворят Андрея Великого едва ли не больше, чем все наши церкви. Продром выступает не против торрека, даже не против власти и императора. Они… эм… словом, они что-то замышляют против людей.
— Людей? — выдохнула изумлённая Мира. — Всех людей?
— Не знаю, как насчёт всех, но многих — уж точно, — снова хмыкнул Саймон. — «Великие умы приходят в мир во время смуты» — знаете, кто сказал?
— Андрей Великий, — тут же подхватил Алан.
— Вот-вот, а ещё это девиз предтечей. Эти фанатики считают нас недостойными жить в мире торрека, считают, что Андрей Великий дал нам слишком много, что мы неспособны по достоинству оценить его дар, — когда Саймон произносил эти слова, его глаза так разгорелись восторгом, что Алан всё-таки не удержался от прямого вопроса:
— Ты ведь разделяешь их взгляды, верно?
— Эм… нет… не совсем. Только в части «Великих умов», — не отводя взгляда, проговорил Саймон. — Вы, умники, гораздо лучше меня знаете, какие времена переживают все наши науки. Сколько десятилетий не было прорывов? Да хотя бы скромных открытий? А культура? Искусство? Мы живём в эпоху посредственностей. Нет в нашем обществе гениев, давно не рождаются, да и с чего бы? Утопия устарела — её устои здорово работали вначале новых времён, на подъёме духа больших перемен, когда люди на голом энтузиазме строили будущий мир, когда их вдохновлял сам торрек. Теперь же жизнь успокоилась. Мы не знаем горя и смуты, не ведаем страха, не видим нужды. Потому-то и вырождаемся. Это путь в никуда. Придёт день, когда большинство решит присоединиться к бездельникам, а прогрессивное меньшинство кормить их уже не сможет. И это будет величайшая смута в истории человечества. Продром зрит в корень. Я очень надеюсь, что император и принцы видят не меньше и знают, что с этим делать.
— Так вот зачем им нужна книга? — задумчиво проговорил Алан. — Они хотят исковеркать историю, подорвать основу нашего мира и встряхнуть человечество?
— Это ещё если придётся коверкать, профессор, — снова растянул губы в самодовольной улыбке Саймон. — Только если придётся.
Помолчали. Мира и Алан так и не притронулись к остывшему чаю. В голове крутилось столько мыслей, что в ближайшее время сбитой с толку аспирантке будет о чём поразмыслить.
— Ладно, профессор, — потянулся полицейский, вставая со стула. — Здесь мы задержимся. Время тратить не стоит, вашу работу никто не отменял, так что сами понимаете… — Развёл он руками.
Алан понимал. Мира тоже. Спустя несколько минут профессор уже уселся в гостиной, включил лампу и снова склонился над фолиантом. За время погони он сильно отстал от графика, нужно было навёрстывать…
Часть первая
Суровые будни
Мы ненавидели его, желали смерти,
Когда без боя просто сдали отчий дом,
Когда душа пылала жаждой мести,
А жизнь всем нам казалась страшным сном.
Для нас пусты были слова о чести
И россказни о дивной доблести господ
Не видели мы жарких подвигов из песни
Не знали мы тогда, кто нас ведёт!
Он не терпел пустой бездарной лести,
Делами показал нам недочёт
Тогда все воины прониклись жаждой чести
Мы поняли, что торрек нас спасёт…
Глава 1
Зелёный ковёр степных трав убегал до линии горизонта. Горячее светило безжалостно обжигало кожу, знойный ветер исхлестал лицо, а тело, измученное твёрдым седлом, продолжало страдать от усталости. Отряд из двух тысяч кочевников спешил соединиться с братьями перед походом.
Дорога заняла много седмиц. Бескрайние просторы степи успели порядком поднадоесть, но цель поездки была уже близко. Перед Тагасом раскинулся Ранкун — одна из самых больших стоянок кочевников, правил в которой славный гарр Гарус по прозвищу Стройный.
Орда Гаруса считалась одной из сильнейших во всём халарате. Больше двадцати тысяч мечей, не говоря уже о втрое большем числе рабов и бесчисленных стадах скакунов. Шатры на стоянке разбежались на тысячи шагов во все стороны света, костры задымили округу, а гортанные песни звучали за каждым углом.
Неспешно проехав сквозь коридор из палаток, Тагас оказался у шатра гарра Гаруса. Легкое полукруглое строение с деревянным каркасом было обтянуто белым войлоком, расшитым ритуальными золотыми узорами. Сильнейшие шаманы потрудились защитить сон гарра от нападок злых духов. У шатра дежурила стража. Ещё у входа притаились рабыни и наложницы, готовые в любое мгновение пройти внутрь и ублажить повелителя или его приближённых.
Гостей ждали. Тагаса и его свиту встречал сам Гарус, сопровождаемый делегацией знатных ордынцев. На взгляд Тагаса, выглядел владыка Ранкуна нелепо. Уж слишком нескладным был этот кочевник. При таком большом росте — он был на две головы выше любого халирца — тело его выглядело слишком тощим, хотя и достаточно сильным. За это Гарус и получил своё прозвище.
Спрыгнув с седла, Тагас позволил рабам увести лошадь, а сам подошёл к владыке Гарусу.
— Мой халар, рад приветствовать вас в моём стане, — почтительно склонился Гарус Стройный. Хоть Тагас и не наследовал Золотое Седло всё же по рангу сын халира Гараха был выше любого гарра.
— И я рад быть здесь, мой друг, — вернул халар ритуальный поклон.
— Как добрались? Не преподнесла ли утомительная дорога нежданных сюрпризов?
— Нет, нет, дорогой Гарус. Все в полном порядке. Можете не беспокоиться.
Когда с церемонией приветствия было покончено, Гарус Стройный положил руку на плечо молодого халара и пригласил его отдохнуть в шатре, чтобы разделить трапезу.
Конечно же, Тагас отказываться не стал. Дорога вышла утомительной, потому стоило немного расслабиться. Войдя в шатёр, Тагас разлёгся на мягком ковре, обставленном снедью и выпивкой. Ковёр халара был рядом с ковром самого Гаруса. Остальные знатные ордынцы расселись под стенами, оставляя много места для слуг и рабынь.
Лихо подмигнув Тагасу, Гарус несколько раз хлопнул в ладоши. В тот же миг полы шатра распахнулись и внутрь грациозно вбежали танцовщицы. Платья на девицах были куда откровеннее, чем подобает благочестивым халирским женщинам, хотя чистокровных халирок среди танцовщиц не было ни одной. Музыканты ударили смычками по струнам моринхур, наполняя шатёр задорными нотами. Застывшие в соблазнительных позах танцовщицы тут же вздрогнули, встрепенулись и закружились в зажигательном танце. Упругие, манящие тела выгибались в завлекающих позах, разжигая в зрителях страсть. Разгорячённые девицы плясали перед глазами Тагаса, заставляя халара позабыть обо всем на свете.
— Мой халар, какую из этих рабынь вы хотите отведать сегодня?
— Кхм… даже не знаю, — немного смутился Тагас. — Если честно, то мне нравятся две, и… я пока не могу определиться. Вон та белокурая нурийка выглядит очень грациозно, но и та черноволосая бестия из Ханшата ей мало в чём уступает.