Креолка. На острове любви
— Снаряжать? Чем? Я полагала, что это будет груз с сахаром-сырцом из «Каскадов».
— Так оно и есть. Корабль направляется к моему новому сахарному заводу в Марселе. Я намерен отплыть до того, как англичане заблокируют атлантические порты.
— Зачем же тогда заходить в Рошфор?
— Мне нужно установить на борту несколько пушек.
— Боже милостивый, брат, опасность столь велика? — Бледные глаза Антуанетты расширились, и у нее задрожали губы.
— Это только предосторожность, которая позволит уверенно миновать Гибралтар. За нами следят не только англичане, наш кузен тоже начеку. За прошлый год он сделал все, чтобы затруднить осуществление моих сделок. Помни: пока меня здесь нет, не доверяй этому человеку. Он коварный дьявол, но мы не спасуем перед ним, если сохраним трезвую голову.
— Ты ведь не думаешь, что он и в самом деле нападет на твой корабль! Разве он не в Париже? В последнем письме он сообщал…
— Он написал о том, в чем хотел убедить нас. Вот и все. Трудно себе представить, чтобы человек, недавно женившийся, написал так скупо. — Поль-Арман умолк, не желая нервировать Антуанетту, но считая нужным внести ясность в этот вопрос. — Все мои важные документы надежно хранятся у городского нотариуса. Если Жервез по какой-то причине начнет нам дерзить, в этой коробке найдутся документы, которые заинтересуют его начальников в казначействе.
— Мне неприятно слышать такое от тебя. Жаль, что я не еду вместе с тобой.
— Глупости, тебе такая поездка не пришлась бы по вкусу. «Алуэтт» — не самое лучшее корыто для плавания. Здесь тебе будет гораздо спокойнее. Я поеду в Марсель на дилижансе после того, как будет доставлен груз. Корабль зайдет в Валенсию. Что тебе привезти оттуда — мантилью, шали?
Антуанетта посмотрела на парк. При солнечном свете стали заметнее веснушки на ее бледной коже. Поль-Арман знал каждую из них; он сосчитал их, когда они были детьми, лежали на стоге сена, рассказывали друг другу истории и во все горло пели песенки, которым их научили рабы на плантации.
— Только приезжай домой целым и невредимым, — тихо сказала она. Он встал, и она продолжила: — Жаль, что я не поехала с девочками. Тогда у тебя осталась бы Лилиана.
— Не смей так думать, — поспешно возразил Поль-Арман. Давай выйдем на двор. Все годы, пока ты занималась с девочками, казалось, что Лилиана с удовольствием остается дома. Однако прошлым летом она призналась, что ей хотелось бы совершить путешествие: она мне первому сказала об этом, ибо тогда впервые оставила бы меня одного. Мне в это даже не верилось. Моя жена смотрела, как ты лето за летом уезжаешь, и не могла собраться с духом попросить меня разрешить ей поехать за границу с дочерьми. Я рассердился и спросил себя: «Неужели я такой тиран?» Она хотела уйти, но я остановил ее и сказал… — Но Поль-Арман не смог договорить. — Ничего, ничего. Антуанетта, она поехала с огромной радостью, и я не мог бы лишить ее такого удовольствия. Она сама так решила. Не забывай об этом.
На Пасху двенадцать тысяч солдат под командованием маршала де Ришелье высадились на Менорке. Они беспрепятственно дошли до Порт-Маона, и англичане отступили в замок Сен-Филипп, стоявший над входом в гавань. Когда прибыл эмиссар узнать о намерениях маршала, Ришелье послал следующий ответ: «Могу заверить ваше превосходительство, что у нас точно такие же намерения, как и у флота его британского величества относительно французских кораблей».
Они тут же окопались. Ришелье сразу пригласил Ги де Ришмона, опытного стратега, и они каждый день обсуждали развитие событий, наблюдая за возведением земляных укреплений.
— Недавно я получил интересное донесение, — сказал Ришелье. — Мне напомнили, что моя главная обязанность — сохранять жизнь офицерам и солдатам его величества. Не понимаю, как можно ожидать, что я возьму крепость, не потеряв часть армии, хотя я держу ее в своих нежных руках. Не пригласить ли мне командующего англичан сыграть партию в шахматы? Или вызвать его сразиться со мной один на один? Если ему менее ста лет, я оценил бы наши шансы не слишком высоко.
Ги улыбнулся, но ничего не сказал. Даже в свои шестьдесят Луи-Франсуа-Арман дю Плесси, герцог де Ришелье, отменно владел холодным оружием. Было известно, что во время военных кампаний он часто нарушал эдикт о запрете дуэлей и каждый раз убивал противника. Столь же оригинально он относился к грабежам, и офицеры, разбогатевшие во время фламандских кампаний Ришелье, весьма охотно служили «Старому Мародеру» в этой кампании. Их мечтам о грабежах не суждено было сбыться на Менорке: герцог задумал неожиданно атаковать противника после непродолжительной осады.
Большим преимуществом французов было то, что они владели инициативой: после многих лет систематических подстрекательств Франция выступила и застала Англию врасплох. Небольшой английский флот в Средиземном море обрадовался возможности покинуть Порт-Маон, а французы занимали позиции вокруг залива, их корабли, прибывшие из Тулона, рыскали повсюду. Только новые корабли из Англии могли доставить подкрепление, но это заняло бы не менее месяца, а за это время французский десант многого добился бы.
Новые войска с воодушевлением рыли окопы. Провианта хватало, и некоторые солдаты начали отмечать свой патриотизм вином. Ришелье предупредил, что ни один солдат, замеченный в пьянстве, не попадет на передовые позиции. Это предупреждение за одну ночь отрезвило большинство из них: Ги никогда не видел, чтобы солдаты так стремились оказаться среди тех, кого убьют первыми.
Для штаба маршал выбрал здание внутри внешнего кольца укреплений. Повар был на высоте, вечера проходили весело, для развлечения нашли даже бильярдный стол. Однако Ги предпочитал уединяться и читать после ужина. Он хорошо поладил с заместителями маршала, сыном и зятем Ришелье, но у него не сложились отношения кое с кем из молодых горячих солдат, набранных Ришелье. Не будь он сам так несчастен, Ги в первом же бою отдал бы им распоряжения и посмотрел бы, как они погибнут, но сейчас ему было не до этого.
Ночи стали для него почти невыносимы. Было тепло, и через открытые окна он хорошо слышал шумное веселье внизу. Из своего окна Ги видел спускавшуюся вниз скалу, а за ней бескрайнее море, откуда постоянно дул солоноватый бриз каждую ночь, когда порывы ветра, казалось, доносили до него имя Шарлотты. Ги представлял себе ее родину, куда она уже никогда не вернется.
Многим хотелось, чтобы Ги спустился вниз, и однажды вечером молодой граф де Верне зашел к нему поболтать. Увидев аккуратно сложенные книги Ги, граф заметил:
— Думаю, Фридрих Прусский читает такие же книги. У него в королевских покоях стоит кровать с пологом, на ней лежат его книги, а сам он, как настоящий спартанец, спит на соломенном тюфяке на полу.
— Это интересный монарх: его примеру стоит следовать, — вежливо откликнулся Ги. — Когда этот монарх просыпается, молодые подчиненные заходят к нему выпить кофе. Он выбирает одного из них, проводит с ним часок на матраце, а остальных просит удалиться.
Щеки графа вспыхнули, он что-то пробормотал и вышел. Услышав через несколько минут взрыв хохота, Ги догадался, что их разговор пересказали Ришелье.
Ги был капитаном кавалерии, но осада требовала иной стратегии. Он проводил значительное время на передовых укреплениях, руководя саперами, которые рыли подземный ход к стенам крепости. Эта работа оказалась нелегкой, ибо земля была нашпигована камнями вперемешку с песком. Командиром первого взвода Ги назначил бывшего могильщика из Прованса и не ошибся в выборе. До сих пор не погиб ни один солдат, хотя канониры из замка стреляли метко. Город Сен-Филипп, откуда вывезли большую часть жителей, простирался до самых стен замка, однако попытка сделать подкоп у основания крепости не осталась бы незамеченной: англичане не теряли бдительности.
Ги попросил разрешения вести подкоп ночью силами одного взвода, а днем передавать роту под командование его заместителей, чтобы развеять убийственную тоску, донимавшую его с наступлением темноты. Но герцог отверг это предложение. Поэтому Ги удвоил свои усилия. Теперь солдаты делали вид, будто заняты на одном участке линии, тогда как на другом продолжалась тайная работа.