Сдаёшься?

Октябрь (стучит по столу). Разговорчики не по делу!
Майорова. Да, никто. Никогда. Нигде. И низачем. Потому что я всегда и везде веду себя как подобает настоящей комсомолке.
Буравин. Как подобает ехидне!
Майорова (растерянно). Что?
Октябрь (стучит по столу). Разговорчики!
Буравин. Ну вот видите. Они друг друга прекрасно знают. Вместе чай пьют. И как будто бы с сахаром.
Кто-то хихикнул. О к т я б р ь стучит по столу.
Буравин. Вот ты, Старостин, говоришь — Птицын правильно поступил, а сам три года женат, ребенок у тебя, вот если тебе жена за обедом как-нибудь скажет, что она японская шпионка, ты что же, сразу побежишь «куда надо»?
Старостин. Сочту своим долгом.
Петров. Ну и остряк. (О к т я б р ь стучит.) Как же ты с японской шпионкой детей завел? Это с тобой, комсомолец Старостин, казус ведь вышел! (Смех.)
Октябрь (стучит). Петров, разговорчики не по делу. Долг, конечно, в каждом отдельном случае надо с умом понимать. Без ума-то нигде не обойдешься. Вот в нашем случае КГБ этими чертовыми туфлями чуть ли не месяц занималось. А может быть, в это время настоящие шпионы где-то преспокойно себе орудовали, нашему государству во вред. Так что выходит, всей этой чепуховой на первый взгляд историей наши комсомольцы помешали советским органам работать. Явный идеологический просчет со стороны Птицына и Таракановой. Какие будут предложения?
Голоса.
— Исключить из комсомола!
— Исключить из института!
— Передать дело в райком!
— Верно, согласовать с райкомом!
Буравин. Туфли, туфли Таракановой отдать!
Старостин. Фу ты, прямо злость на вас берет! Студенты ведь уже, второкурсники, а все как малые дети. Нашли себе развлеченьице! Как в ракушки играете. Да за такие бы игрушки несколько лет тому назад знаете, что бы сделали?
Октябрь. Не знаете? Вот у меня дядя есть, старший брат матери, он гидротехник, раньше крупным специалистом был по глухим плотинам. К тому времени он уже не одну построил, все глухо стоят до сих пор. Намертво. А вот когда одну бетонную плотину, на которой он тоже был начальником строительства, неожиданно прорвало, вот тут-то кто-то, должно быть, тоже малость перестарался и написал на него вот такую же анонимку в НКВД, немного написал, только намекнул на это, только вопрос такой поставил, и вот он только в позапрошлом году из тундры вернулся, а той анонимке уже за двадцать перевалило.
Старостин. Ну ладно. Теперь это к делу уже не относится.
Октябрь. Да. В общем, забирай свои модельные туфли, Тараканова, носи их на здоровье, железные подковки на носы и на каблуки поставь — теперь в некоторых будках уже ставят. Нехорошо, конечно, комсомольцам частный сектор поощрять, но в государственных мастерских еще, к сожалению, не научились. Громко стучать при ходьбе будут, зато долго не сносятся. Я поставил. Два года не снимая ношу. И хоть бы хны. Верх, смотри, уже рвется, а подметки в полном порядке. И вперед — интересничай со своим женихом как-нибудь аккуратнее. А то вон он у тебя какой — порох! А за несознательность взаимных отношений вам обоим на вид поставим. Кто за? Кто против? Кто воздержался Единогласно! Так и запишем. Ну, шагайте теперь. На комсомольскую свадьбу не забудьте пригласить!
Тараканова. Не будет у нас никакой свадьбы! Никто он мне теперь! Никто!
Октябрь. Ну, ничего, успокойся, Тараканова… Бывает… Ты уж не надо так.
Птицын. Капа…
Тараканова. И видеть тебя не хочу! В другой институт переведусь! Я ведь у тебя про туфли не спрашивала, я думала, что у тебя до стипендии не хватило и ты их продал и не знаешь, как сказать мне, а ты… ты… ты… а сам как ни в чем не бывало! Чай ко мне приходишь пить! (Бежит к двери.)
Октябрь. Туфли, туфли, Тараканова, возьми!
Тараканова. Не возьму! Не надо мне ничего! Ненавижу вас всех! И его ненавижу! И себя ненавижу! А больше всего эти туфли поганые ненавижу! (Выбегает.)
 
Октябрь. Ну вот…
Птицын. Ну вот… Я же как лучше… я ей помочь хотел… чтобы она в лапы происков врагов нечаянно не попала…
Октябрь. Забирай туфли. Отдашь.
Птицын. А ну их… (Уходит.)
Октябрь. Ну вот… Куда же мне теперь ее модельные туфли девать?
Майорова. Нет, еще не все. Здесь налицо моральное разложение. Они в общественном месте, в общежитии, в пустой комнате на ключ запираются. Вдвоем!
Буравин. А что ты предлагаешь им всем курсом там запираться?
Октябрь. Буравин, разговорчики не по делу!
Петров. Да это же сплетни! Это же Майорова сказала!
Майорова. Я говорю только то, что мне говорят.
Петров. Так вот ты сама и говорила, что подружка твоя тебе говорила, что Тараканова ей говорила, что Синицын ей говорил, что они чай пьют. (Смех. О к т я б р ь стучит.)
Буравин. Так что же это выходит, теперь уж комсомольцу с комсомолкой и чайку попить вместе нельзя? (Смех. О к т я б р ь стучит.)
Майорова (вскакивая). Ах чайку! Теперь это попить чайку у нас называется! Спасибо, что просветил, Буравин! А я и не знала!
Петров. Да потому что с тобой никто не только чайку пить вместе никогда не захочет, а и кокосового молока! (Смех.)
Майорова (растерянно). Что?
Октябрь (стучит). Петров, Майорова, разговорчики не по делу. И весь ваш разговор сейчас не по делу. Я вот сейчас обдумываю, что мне с этими туфлями теперь делать — может, и вправду на торжественный вечер к ленинским дням в президиум надеть? (Смех.) Вот что, Майорова, забирай туфли, в общежитие Таракановой отвезешь. И не бойся, заходи в ее комнату смело, без стука, — они теперь запираться и чай пить под ключом не станут. Я бы не стал. (Утвержденная повестка дня исчерпана. Быстрое движение стульев, все вскакивают.) Одну минуточку! Предлагаю включить в повестку дня еще один внеочередной вопрос, требующий безотлагательного решения. (Все садятся по местам.) В комитет комсомола поступило письмо от Голубевой Юлии Александровны, матери комсомольца нашего института, студента третьего курса электротехнического факультета Голубева Кирилла. Почти все мы Голубева знаем — два года он был в комсомольском бюро факультета. Два года — Ленинский стипендиат. Сейчас повышенный. За научную работу в СКБ награжден грамотой ЦК ВЛКСМ. (Читает.) «В комитет комсомола и так далее. Заявление. Прошу обратить пристальное внимание комсомольской организации на поведение комсомолки третьего курса электротехнического факультета Ярцевой Дины. Вышеназванная студентка своим аморальным поведением активно мешает занятиям моего сына, Голубева Кирилла, студента того же курса того же факультета. В деканате мною выяснено, что только за последний семестр им пропущена двадцать одна лекция, чего раньше с ним никогда не было. В это время, как мне стало точно известно, он гулял с вышеназванной студенткой. Этим он ставит под угрозу всю свою предстоящую сессию. Убедительно прошу комсомольский комитет института обратить внимание на поведение комсомолки Ярцевой Дины. С уважением, Голубева Юлия Александровна». Кто за то, чтобы включить вопрос как дополнительный в повестку дня?
Голоса.
— Да домой пора бы…
— Заниматься ведь надо… Скоро сессия…
— А я тож пока ни бум-бум…
Октябрь. Кто — за? (Все поднимают руки.) Кто против? Кто воздержался? Единогласно! Ярцеву и Голубева вызывали?
Майорова. Вызвали. Они за дверью стоят.
Петров. Так что же, выходит, бедному студенту теперь уже и влюбиться нельзя?
Буравин. Попробуй, влюбись. Собственная бабушка такую телегу на тебя в институт накатает!
Голоса.
— Личные отношения нас не касаются!