Консультан (СИ)

— Ну. Надеюсь, он просто для подстраховки. Мне пора прогуляться, они уже в доме. — Она собрала оставшиеся вещи и направилась к выходу.
— Амалия, спасибо тебе.
— Не стоит благодарить меня, я сама вызвалась. Сегодня у меня что-то с настроением, захотелось побыть человеком хоть пять минут.
Амалия исчезла на лестнице на третий этаж, а я, поправив нож на предплечье под свободным рукавом, отправилась вниз.
Из гостиной доносились громкие голоса и смех. И я с трудом подавила желание убежать и ни с кем не знакомиться сегодня.
Вероятно, меня выдали шаги еще на лестнице. Я услышала голос Кармайкла:
— А вот и представитель комитета. Я полагаю, вы с ней не знакомы.
Я вошла в гостиную на деревянных ногах словно буратино. В центре зала стояли двое мужчин, очень высокая полная женщина и два подростка, словно сошедшие с портрета мальчики. Светлые волосы, ясные голубые глаза. Их лица будто только-только потеряли детскую пухлость от долгой болезни: серая кожа и тени под глазами придавали взгляду тяжесть. Глаза были пугающе серьезными, смотревшими куда-то мне в позвоночник.
— Верховный тимарх Энгус, — Кармайкл представил мне юношу с глазами старика. Владыка коротко кивнул, и от его взгляда у меня поползли мурашки по пояснице. — И его брат Аргий.
Брат Тимарха удостоил меня широкой улыбкой и обратился к Кармайклу, с легкой надменностью в голосе:
— Мы спешили к ужину, Леонард.
Кармайкл жестом пригласил всех в столовую, но меня кто-то схватил за руку и оттянул назад.
— Помоги мне, пожалуйста.
Олав отвел меня за руку в кухню, где все было так, как я оставила.
— Герман и Амалия в патруле. Кармайкл после сегодняшнего инцидента расставил дозорных к стене.
Он достал два комплекта посуды и несколько бутылок вина, а я помогла ему сервировать блюда и поставить их на переносной столик.
— Та женщина. Она человек?
— Да, она для еды. Вряд ли она сильно голодна. Если человек плотно поест, то во время кормления из вены, его будет мучить тошнота.
— Олав. — Я не могла не спросить, думая о фигуристой взрослой женщине в зале. — Она выглядит как их мать. Они правда, будут питаться вдвоем? А как можно отравить вампира?
— Принцип тот же, что и в новых пулях. Если донор принимает препараты, разжижающие кровь, вампир, пивший его кровь, ослабеет. Не бери в голову, это лишь легкая потеря реакции. Против человека — ничтожное преимущество. Но им может воспользоваться другой вампир.
— Они, правда, настолько сильны?
— Тот, кто их недооценивает, не живет долго. С возрастом концентрация клеток в крови вампира становится больше, гуще. Это увеличивает и скорость восстановления от ран. К тому же сила еще не все. Опытный, умный, хитрый и ловкий противник гораздо страшнее неповоротливой груды мышц, вспомни притчу о Давиде и Голиафе.
Олав выкатил тележку из кухни в столовую, и мы вместе начали накрывать на стол.
Я немного замешкалась, не зная, куда поставить свою тарелку, но решила, что сяду недалеко от Кармайкла, чтобы увидеть любой его тайный знак или взгляд, указывающий на то, что мне нужно заткнуться или бежать.
Присев, я немного удивилась тому, что, закончив с сервировкой, Олав сел рядом со мной, поспешив, пока охрана Владыки не заняла оставшиеся места за столом. Хлопнула пробка винной бутылки, и ужин начался.
Вампиры обсуждали постройку новой свинофермы и поставки свиной крови в другие резервации. Звучали имена других мейстеров и политиков, а я старалась смотреть в тарелку и слушать внимательно, не привлекая их взглядов.
Мой простой и эстетичный десерт удостоился комплимента от спутницы братьев, хотя я заметила, что она почти не ела и прикасалась только к тем блюдам, которые уже попробовала я. Кормилица быстро отодвинула тарелку и вытянула обе руки в стороны в изящном жертвенном жесте. Маленькие детские рты с острыми зубами вцепились в ее податливую плоть под широкими браслетами.
Я вспомнила кровавую лужу под столом и заставила себя отвести глаза. Два сопровождавших вампира откровенно пялились на меня, потягивая вино, и я мысленно поблагодарила Амалию за выбор платья с воротником.
 
Кармайкл методично покачивал бокал с красной жидкостью, а морщинка на лбу говорила о том, что он чем-то недоволен. Разговором или событиями этой ночи.
Я взглянула на Олава и, скорее, почувствовала, что он напрягся как оголенный нерв, не в силах оторвать глаза от бегущей крови. Его клыки прикусили нижнюю губу, а руки вцепились в кресло. Он бодрствовал днем и, вероятно, был сильнее истощен и все еще голоден.
Протянув руку под столом, легко коснулась костяшек его пальцев. Наши пальцы сплелись, пока я старательно изучала вилку с кусочком десерта.
Держать его за руку под столом среди всех этих вампиров было безумно страшно и смело. Мое сердце готово было вырваться из груди и воспарить к потолку. И я задержала дыхание, чтобы понизить участившийся пульс.
Я никогда не умела заставить себя не думать о том, о чем хочется думать сильнее всего. Предлагая своему разуму другие темы и сложные задачи, я каждый раз приходила к желанию разделить этот десерт с Олавом.
Мозг лихорадочно перебирал события ушедшего дня, пытаясь расслабиться. И вдруг я вспомнила о той истории, которая потрясла меня утром. Истории о вампире-младенце и его смертной матери.
— Наши скучные разговоры рассердили юную леди? — обманчиво тихий голос Аргия прозвучал для меня набатом. Он несколько раз бросал на меня будто случайные взгляды. А я гадала, мог ли он отдать приказ убить людей в машине делегации. Совсем ребенок — твердили мои глубоко спрятанные в душе материнские чувства.
Но дети могут быть чудовищно жестоки.
— Простите, нет. Я задумалась о книге, которую обнаружила сегодня в библиотеке мейстера.
Олав с легким удивлением посмотрел на меня, медленно улыбнувшись одним уголком рта.
Дурачок, он решил, что я, держа его за руку, перебираю в памяти описания постельных сцен Абернати.
— Надеюсь, мой вопрос не будет бестактным, я только изучаю ваш вид. Вы слышали о Рудольфе Дантесе?
— О-о-охотник. — Протянул Аргий. — Он убил Эгмону, мое глупое дитя.
— Она была бесполезным куском плоти. Ты должен его поблагодарить. — Энгус оттолкнул руку кормилицы и взмахнул белоснежной салфеткой, чтобы утереть испачканный рот.
— Его мемуары не были закончены, возможно, вы знаете, что с ним стало?
— Он умер. Это происходит с людьми. — Салфетка отправилась на стол, превращая убранство в неряшливое побоище со следами крови и развороченного десерта.
— Разве это не тот Дантес, который вынюхивал при дворе Лиама? И как это часто бывает с охотниками, его обратили. — Скучающий тон Аргия не совпадал с его пристальным взглядом, обращенным к мейстеру. — Леонард, ты же раньше служил Лиаму, и должен был о нем слышать.
— Так значит он стал одним из вас? Он жив? — О, как я хотела бы с ним познакомиться.
— Обращенные насильно обычно не выживают. Они убивают себя или не питаются, что одно и то же. — Кармайкл ответил на мой вопрос со вздохом сожаления, потому что, похоже, знал мой следующий вопрос.
— А младенец, обращенный в вампира?
— Такие ошибки случаются, и как правило по вине родителей. Исход всегда один. Младенец после смерти родителя погибает. Его находят люди, и он попадает под солнце, где смерть для малыша наступает меньше, чем за минуту.
Я мысленно поставила себе крестик, расспросить Кармайкла позже о судьбе Рудольфа Дантеса, но меня отвлек Аргий.
— Я слышал, что до правила Гару, по которому мы не обращаем больше детей, некоторые вампиры создавали младенцев, чтобы утолить свою жажду материнства. Привязанность к таким питомцам заканчивалась, когда хозяину надоедало играть в дочки-матери. И Гару создал правило как раз для того, чтобы прекратить эти бессмысленные беспорядочные жертвы. Мы же не варвары.
Поняв вдруг, что я все еще держу Олава за руку, я отпустила его и, поправив прядь волос на груди, сказала: