Река времен (СИ)

Отец отказался отдать Асмарраху меня и предложил Айетимм. Тот был явно не слишком доволен, но обещал подумать, а потом поползли эти слухи. Самые простые люди начали поговаривать, что чужеземный царевич наверняка сам и отравил старшую царевну и ее приближенных, подбросив ей яд с подарком, так как она отвергла его. Слухи ползли и множились, словно плесень в старом подвале. Про подарок явно знали слуги, что словно мебель, всегда ждут у стены приказаний. Слуги были везде, и про них часто забывали, но автором идеи были явно не они. Кто-то невидимый, затаившийся словно паук, руководил людской молвой.
Надо ли говорить, что гордый наследник самирских земель был от всего этого в бешенстве? Он сразу же покинул Ассубу, даже не попрощавшись с владыкой. А потом прислал письмо, о содержании которого я узнала случайно.
В тот день я пришла к владыке, чтобы попросить помощи с подготовкой моего посвящения. Отец стремительно расхаживал по покоям мрачный, как туча. Мальчик с опахалом едва поспевал за ним. Мне пришлось несколько минут простоять в дверном проеме, прежде чем он заметил меня.
– У меня плохие новости, дочь! – коротко бросил он мне вместо приветствия, кивая в сторону небольшого плетеного столика у окна. Там, освещенная ярким солнцем лежала одна-единственная табличка.
«Я просил золотой цветок, когда не имел ничего, и ты отказал мне. Сейчас у меня есть многое, но ты снова отказал мне. Теперь я сам приду и возьму, что желаю. А ту, что ты дал вместо нее, я отослал владыке», – гласила она. Рядом была личная печать самирского наследника.
На душе у меня похолодело, я знала этот текст. Только найдена эта табличка была за много километров от Кареша и часть ее была утрачена. В мое время ее совсем по-другому переводили, полагая, что речь идет о золоте. Сейчас же было совершенно ясно, что царевич хотел не денег. Его честь была задета мерзкими слухами, а сам он оскорблен новым отказом. И уж конечно зря отец навязал вместо меня Айетимм. Не принять ее – оскорбить владыку Кареша, но Асмаррах и тут отличился, отослав ее Асармерибу. Это было гораздо почетнее, вот только бедная девочка, ее ждет незавидная участь очередной наложницы старика и укреплению отношений между странами это не поспособствовало.
– Этот юнец смеет угрожать мне! – Маарш-а-Н'мах в ярости ударил своим огромным кулаком в стену. – Он возомнил, что может что-то решать!
Царь снова заходил по комнате. А я присела рядом со столом, не решаясь ничего сказать.
– Но надо признать, что он изворотлив как степная ящерица и, если старый Асармериб поддержит его, сможет развязать войну, – рассуждал владыка как бы сам с собой. – Я должен любой ценой этого избежать. Мы не сможем вести войну со всеми, а кочевники снова нападут, так как им нечего есть!
Мысли в моей голове метались, ища выход из этой безвыходной ситуации. Нужно как-то охладить пыл молодого человека, прежде, чем он начнет военные действия. Прямого пути я не видела, но осмелилась подать голос:
– Прости меня, мой владыка, если скажу неправильно, но нельзя ли в такой ситуации попросить помощи у Хоннита?
Отец остановился и посмотрел на меня так, как будто впервые видел.
– Я уже думал об этом и послал гонца за перевал. Но мы не можем просто ждать, – пояснил он, а потом вдруг шагнул ко мне.
– Ты должна пройти посвящение как можно скорее, дочь моя. Боюсь, моих сил надолго не хватит. Если начнется война, то я должен быть уверен, что сердце Кареша в надежных руках. Ты с помощью Энмера-ани справишься с этим, твои наставники тобой довольны.
Я, конечно, всегда любила и умела учиться, да и управление коллективом для меня было не в новинку, а уж какой историк не знает про севооборот. Хуже всего дела обстояли с организацией армии, то есть совсем никак. Отца, харизматичного лидера и известного воина, солдаты любили. Он никогда не подвергал их опасности зря, предпочитая мирное решение проблем. Меня или Энмера они просто не воспримут, если не случится чуда.
Наблюдая, как отец ходит туда-сюда, словно тигр в клетке, я решилась поговорить с ним об еще одном важном деле. Это не могло больше оставаться не решенным.
 
– Владыка, прости мне и эту дерзость, но мне кажется, во многом виной обиды наследника Самира являются грязные слухи, что распускали наши слуги. Он человек гордый, ты говорил, что он хороший воин. Я уверена, он не опустился бы до отравы. Уж скорее бы выкрал меня, но не стал бы поступать, как женщина.
Отец резко остановился и внимательно посмотрел на меня.
– Ты считаешь, что это дело рук какой-то женщины?
– Да, владыка, – подтвердила я.
– Может быть, ты знаешь, кто это сделал? – резко спросил он. В его низком голосе загрохотала сталь.
– Я предполагаю, владыка, но не имею никаких доказательств, – спокойно ответила я.
– Даже если я не попрошу, а прикажу сказать?
– И тогда я не позволю себе обвинить человека во лжи. Да и владыка не должен карать невиновных. Пока у меня нечего показать – я вынуждена молчать.
Глаза правителя Кареша вспыхнули, но он не позволил эмоциям вырваться наружу. Отец подошел ко мне и положил свои огромные руки на плечи. Я просто смотрела на него, без страха, не отводя взгляд.
– Если боги позволят мне жить, я сам обучу тебя всему. Как учил когда-то Тишрина. Истинно, Иинат вернула тебя с двумя душами! Ты разумна, словно мужчина и прекраснее, чем все женщины, мой Золотой Цветок.
Он поднял меня и прижал к могучей груди, но всего лишь на мгновение. Через миг передо мной был снова могучий Маарш-а-Н'мах-Ишана, владыка окрестных земель.
– Можешь ли ты узнать виновного? Может быть, Всеблагая откроет тебе это? И уверена ли в том, что это не самирские происки?
– Асмаррах-ани не делал этого, в этом я уверена как в том, что днем светло! – с горячностью подтвердила я и сразу смутилась, боясь, что слишком уж жарко защищаю царевича. С другой стороны, он, кажется, просил о чем-то подобном. Некоторые воспоминания страшной ночи казались кошмарным сном.
– Иинат не всегда открывает тайное. Люди должны решать проблемы сами. Но я расспрошу жриц и жрецов о том, откуда можно достать такой яд. Узнав это, мы поймем и то, кто его мог получить. Ты хорошо знаешь своих советников, скажи мне, кто из них может быть вхож в малый дворец?
Владыка потемнел лицом.
– Ты думаешь, что эта женщина живет там? – прогремел он.
– Я думаю, что яд был в масле для ламп. Каи сказала мне, что в воздухе был странный запах, – немного приврала я, чтобы оправдать свои доводы. В том, что отрава была именно в масле, я не сомневалась.
– Только человек из дворца или вхожий туда мог отравить наше масло. К сожалению, я не знаю, откуда налила его в тот вечер Шанхаат.
При одном лишь упоминании ее имени, слезы навернулись на глаза. Моя сердобольная служанка уже никогда не сможет причитать по поводу моего нездоровья, ловить то, что я в гневе опрокинула… А я даже не знаю, были ли у них с Ибой семьи.
– Ты говоришь хорошо. Я узнаю для тебя, кто в последнее время мог посещать дворец.
– Погоди, отец! – внезапно встрепенулась я, – Дозволь мне как жрице поговорить с тем солдатом, что тоже выжил в ту ночь. Обещаю, со мной будет мудрая Каи. Возможно, он вспомнит, не приходил ли к нам кто в тот вечер. Да и охрана, что была в предыдущий день, может помочь.
– Я сам велю допросить всех, кто охранял твои покои. Того же несчастного еще лечат, можешь сходить к нему завтра.
За нашей спиной раздалось тихое покашливание. Мы обернулись – у входа стоял один из советников отца.
– А, входи, входи, Сельмиш. Давно тебя жду! – вошедший был явно близок владыке. К тому же, это явно был воин, не одну битву сражавшийся с отцом рука об руку. Мужчина был несколько моложе правителя, но седина уже серебрилась в его курчавых волосах, особенно это было заметно у висков. Почти такой же высокий и широкоплечий, он был все же изящнее отца, скорее походя на поджарого волка.
Генерал Сельмиш, а это был именно он, низко поклонился, произнес формальную фразу приветствия и вошел. За ним следовал Нартан, мой учитель письма, несший кипу табличек в полотняной перевязи и в руках.