Бастард (СИ)
Мормонт оглядел остальных. Потные лица, окровавленное оружие. Раненые. Эти воины явно только что сражались.
— Ланнистер! — Джорах повернул голову на крик и увидел своего сюзерена, идущего к ним. Эддард Старк, как и он, был полностью одет, но меч, который хранитель Севера сжимал в руке, был испачкан кровью. — Западная чать чиста.
— Откуда эти ублюдки взялись? — прорычал Мормонт, не надеясь на ответ.
Но Цареубийца ответил:
— С моря. Старк, — кивнул он Эддарду.
Тот будто наткнулся на стену, в этот момент Джорах очень ясно увидел их с сыном сходство. Впрочем, растерянным Старк выглядел лишь один вдох.
— С востока? — уточнил Эддард.
— Да, милорд, — насмешливо бросил Цареубийца. — Море, оно на востоке.
Услышав ответ, тот тут же забыл о Ланнистере. Взглянув на Мормонта, Эддард прошептал лишь одно слово:
— Лекари, — и побежал к морю.
Проклятье, там Дейси!
Джорах бросился следом.
* * *
С самого утра Джон был зол.
Уезжая с отцом из Винтерфелла, он и предположить не мог, что здесь будет так мерзко. Нет, промозглый Пайк и продуваемый насквозь шатер его не пугали, но вот лежащая без сознания Дейси Мормонт — пугала до смерти. Как и десятки раненых, прошедших через него.
С закрытыми глазами и спутанными волосами Дейси была слишком похожа на Арью, отчего Джону становилось еще хуже. В этом мокром и гнилом пекле, по ошибке называемом войной, Дейси была единственным человеком здесь, который относился к нему… так. У Джона не было слов, чтобы описать это. Было бы хорошо, если его мать похожа на Дейси.
Но будь его мать похожей на леди Мормонт, Джон не рос бы с отцом. Или не рос бы с леди Кейтлин, зависит от того, насколько похожей оказалась бы мама.
Когда лорд Медвежьего острова вылетел из шатра, Джон хотел последовать за ним. Хотел подойти к отцу и попросить, чтобы его вернули в Винтерфелл — здесь, на этом мокром острове, он чувствовал лишь тоску.
И больше всего на свете он хотел оказаться рядом с Арьей, прижать ее к себе и рассказать историю о храброй медведице.
Но этой храброй медведице через полчаса нужно опять менять повязку. А потом надо будет вынести ночной горшок и позвать кого-нибудь из женщин, чтобы те вымыли Дейси там, где ему не дозволено. И снова сменить повязку. Завтра должен был прийти мейстер, чтобы еще раз ее осмотреть.
"Она поправится, — сказал себе Джон, — она сильная, как медведь". Увы, уверенности это не придало.
Возможно, это бессонная ночь сказывалась на настроении. Но спать нельзя. Нельзя. Дейси нужно обработать рану. Джону казалось, что с каждым часом она худеет и уменьшается, все больше становясь похожей на его маленькую сестрицу.
"Она не Арья. Арья дома, смешит конюхов, гоняется за собаками и учится шить. Она не Арья".
Джон очень хотел вспомнить сейчас, как он носил сестру по богороще на своих плечах или как учил ее выговаривать свое имя. Или как она кидала в него цветами в колыбели. Но едва Джон представлял сестру, память услужливо возвращала его в день прощания. У Арьи в глазах стояли слезы, и она комкала в исколотых пальцах платок, который пыталась для него вышить.
Когда он только сказал ей, что уезжает, сестра его поколотила, а потом заявила, что будет спать с ним до каждую ночь до отъезда. Отказать Джон не смог, хотя очень боялся, что их увидит леди Кейтлин.
Год назад ему показалось, что она застала его спящим у кровати Арьи, но тогда леди Винтерфелла промолчала, и Джон решил, что ему приснилось.
Может, он и сейчас спит? А когда проснется, окажется в своей комнатке в Винтерфелле, а к его груди будет прижиматься сестра, и Дейси окажется дочерью лорда Мормонта, никогда не бывавшей южнее мыса Кракена.
Хорошо бы.
Голова Джона стала вдруг невозможно тяжелой. Он опустил ее на край кровати, рядом с рукой Дейси. Глаза закрылись сами.
Когда Джон проснулся, его охватила паника. Он же не пропустил время смены повязки? Но свеча на столике с лекарствами еще горела, не уменьшившись и на треть. Выходит, не слишком сильно.
Спросонья руки плохо слушались. Джону пришлось несколько раз подпрыгнуть и помахать руками, прежде чем он приступил к перевязке. Едва он закончил, как услышал знакомый голос:
— Джон, я могу войти? — у входа, откинув полог, стоял Луковый рыцарь.
Давос Сиворт был странным человеком. Он носил меч и герб и служил лично принцу, но говорил с людьми так, будто все еще был контрабандистом, выползшим из какой-то дыры в Королевской гавани.
Давос присел по другую сторону от кровати Дейси и улыбнулся.
— Твой отец выглядит так, что мне страшно за свою жизнь.
— Но вы не виноваты, — поспешил ответить Джон, — а мой отец справедлив.
— Вот уж верно, — хмыкнул рыцарь, — не виноват. Контрабандист обдурен ребенком. Неплохая песня получилась бы, а?
Джон неуверенно улыбнулся. С Давосом они говорили долго — Джон успел еще раз сменить повязку на Дейси. Теперь, когда Давос знал, кто он такой, Сиворт будто еще лучше стал его понимать. Они говорили об Арье, о детях Давоса, старший из которых уже стал оруженосцем, о лорде Старке и Станнисе Баратеоне. Уже собираясь уходить, Сиворт протянул ему подарок — игрушечного всадника.
— Мой сюзерен решил наградить тебя, — сказал Давос. — Он купил ее в Браавосе, для дочери. Думаю, твоей сестре понравится.
Деревянный всадник с копьем был вырезан невероятно умело — у него даже шпоры были. Лошадь же была высотой не больше четырех дюймов, но у нее была вырезаны шикарная грива, глаза и морда.
Арье понравится. Она любит лошадей.
Как-то раз она забралась в конюшню и попыталась сесть на жеребенка — причем без седла. Удивительно, но у нее это получилось. Септа тогда чуть не умерла от страха. Да и Джон испугался — он-то на лошадь только в пять лет сел, а Арье и четырех не было.
Джона должны были сменить ночью.
Тогда-то все и началось.
Крики согнали сонливость мгновенно.
Джон с перепугу схватился за меч — и правильно. Едва он подошел к выходу, полог оборвался и внутрь влетел вооруженный топором воин. Джона спас маленький рост — его не сразу заметили, и страх — он ударил прежде, чем понял, кто перед ним.
Размашистый удар справа налево рассек железнорожденному бедро до кости, но ее перерубить не сумел. Джон дернул меч на себя, и островитянин взвыл, завалившись в сторону. Второй удар пришелся в шею. Острие укололо чуть выше ключиц и вошло до позвоночника.
Островитянин сплюнул кровью на лезвие, забулькал и попытался подняться. Джон вытащил меч, и он умер.
— Твою мать, — выругался кто-то над головой.
Топор, опускавшийся на голову, почему-то напомнил раскрытый вороний клюв. Скользящий блок! Кисти обожгло болью, зато удар, который мог бы раскроить его пополам, лишь слегка задел плечо. Но потом нога железнорожденного ударила Джона в грудь. Он пролетел половину шатра, врезавшись в стол. Стол жалко треснул, развалившись — или это ребра треснули? — меч зазвенел, вылетев из рук. Щепка пронзила ладонь.
Вокруг стало темно — должно быть, свечи потухли, упав со стола, но Джону показалось, что он ослеп. Вдох отдался такой болью, что глаза заслезились.
От входа шел дрожащий свет, но его хватило, чтобы увидеть Дейси и подходившего к ним островитянина.
Ты Джон Сноу из Винтерфелла. Сын Эддарда Старка.
Руки шарили по земле, но меча не было. Проклятье, куда он отлетел?! Ему нужен меч! Правая рука что-то нащупала, и Джон тут же запустил этим в железнорожденного. Резной всадник ударил того в лоб.
— Мелкий ублюдок!
Над голову снова опускался топор. Левая рука наткнулась на обломанную ножку стола. Джон бросился в сторону, и топор вошел в землю — а вот щепка волша островитянину в живот на целый фут. Тот раскрыл рот в немом крике и попытался снова поднять топор. Джон надавил на щепку снизу, и он лишился чувств, упав головой к ногам Дейси.
Дрожащими пальцами мальчик снял абордажный топор с пояса мертвеца. Тот застонал и попытался схватить руку, а Джон, испугавшись, отрубил ему пальцы.