Лабиринты Роуз (СИ)

Если бы Роуз оставалась беспечной, какой была всего мгновение назад, она не заметила бы черный провал, разверзнувшийся сразу за деревянной рамой.
Ее ноги подкосились, и Роуз упала на колени у самого края глубокой ямы, на дне который несся стремительный поток воды.
— Петр! — крикнула она в надежде, что сейчас любимый откликнется, но лишь шум подземной реки стал ей ответом.
На том месте, где совсем недавно они обнимались, еще догорал брошенный Петром факел.
Рядом с Роуз посыпались камни, с плеском ухнув в глубину ямы. Отползая от рушащегося края, она почувствовала под рукой что-то мягкое.
Крик раненного животного эхом пронесся по подземной пещере, когда Роуз поняла, что наткнулась на одеяло, выпавшее из рук Петра. Она словно воочию увидела, как земля уходит из-под ног любимого, и он, цепляясь за осыпающиеся края ямы, выпускает из рук бесполезную вещь.
Не будь его руки заняты, он сумел бы спастись. Это она виновата в его гибели!
Сколько времени она выла, сидя у реки, унесшей Петра, Роуз не знала. День, ночь, вечность? Она прижимала к себе одеяло — единственную вещь, помнящую его руки. Как она жалела, что не осталась рядом с ним. Вместе умирать не страшно.
Сейчас она никак не могла решиться прыгнуть в черную реку. Хотела и не могла. От того и выла.
Когда ее подняли с земли чьи-то руки, она уже не понимала, люди ли пришли за ней, или Бог прибирает ее к себе. Опухшие от слез глаза не открывались, она могла только слышать возбужденные голоса.
— Откуда такая взялась?
— Я думал, зверь дикий в складах воет. В поле шел, слышу, кричит, назад возвращаюсь — скулит тихо.
— А это не принцесса, случайно, что драконы ищут?
— Нет, какая же это принцесса? Старуха седая.
— Смотри, одеяло к себе прижимает. Я такие у Катарины видел, что родом из Лунного королевства, она сама их шьет.
— Тетушка Катарина… — сухие губы не слушались Роуз.
— Ты слышал, она ее знает! Потащили к Катарине, пока драконы не налетели.
— Подкати тележку, в нее уложим, сверху, на всякий случай, ботвой забросаем.
Слушая мерный скрип колеса, Роуз уснула. Она уже не помнила, кто она, кого так долго оплакивала, не переживала, куда везут, встретятся ли на пути драконы. Хоть конец света, ей все равно.
  
ГЛАВА 13
 
— А теперь, деточка, закрой глазки, — хотя у Роуз и так были закрыты глаза, она с благодарностью приняла совет, произнесенный ласковым голосом.
Теплая вода полилась сверху, смывая грязь подземелья, из которого она выбралась. Сегодня? Вчера? Давно. Очень давно. Кажется.
Ах, какой же в голове туман! Мелькают какие-то образы, тени. Они пляшут на стенах, подчиняясь трепещущему огню. Кто-то уронил факел, и тени перестали дергаться. Но в темноте тоже страшно. Лучше уж тени. Вода. Откуда столько воды? Водопад — он друг, он видел, как им было хорошо. А река — враг, она унесла того, кто дорог. И теперь одиночество поселилось в сердце.
Потрясение, испытанное Роуз, погрузило ее в мир теней. Ей стало казаться, что она видит страшный сон, который никак не закончится. На самом деле она никогда не покидала Эрию и сейчас спит в своей кровати. И вообще, она еще ребенок — та наивная двенадцатилетняя принцесса, влюбленная в Петушка. Стоит проснуться и она встретится с ним. Нужно только подождать.
— Поднимайся, вот так, осторожно, — звучал все тот же голос, принадлежащий пожилой женщине с миловидными чертами лица.
Роуз выбралась из лохани с остывающей водой, на нее накинули широкое полотенце, и повели в светлую комнату, где помогли расчесать волосы и обрядили в длинную рубашку.
— Я бы, деточка, дала тебе свое платье, но, боюсь, ты в нем утонешь. А это рубашка моего сыночка. Хорошо, что я ее сохранила. Он давно не такой худой. Мой дорогой Арист служит главным королевским поваром. Этим умением сын пошел в меня. Спроси в любом лабиринте, чьи плюшки и ватрушки самые вкусные? И везде ответят — тетушки Катарины. Я пеку их по рецепту своей прапрабабушки, а она держала пекарню аж в самой столице Лунного королевства. Может, ты кушать хочешь? Ну, ладно, потом поешь. Молочка только выпей. Тепленького. Вот так, умница.
 
Роуз нравилась словоохотливость женщины, которую все называли тетушкой Катариной. Ее голос отвлекал от тягучих, болезненных дум.
— А теперь поспи, деточка. Сон — он лечит.
Роуз послушно легла на неширокую кровать, а заботливые руки доброй женщины укрыли ее теплым одеялом. Таким же, какое она прижимала к груди в подземелье. Но то было грязное, а это чистое и пахнет лавандой.
— Нравится? Я сама одеяло стегала, сама узоры вышивала. По ним мою работу во всех лабиринтах узнают. В этом углу луна, а в этом месяц. Они наш сон стерегут. Спи, деточка. Закрывай глазки.
Утро встретило щебетанием птиц, свежим ветерком, врывающимся в открытое окно, запахом цветов в палисаднике. Роуз подошла к окну и порадовалась многоцветию растущих в саду растений. Права была тетушка Катарина — сон лечит. Солнце уже не такое жаркое, как в середине лета, тронуло ее лицо, словно здоровалось.
Принцесса вдохнула полной грудью. Нет, не может быть, чтобы Петр погиб. Только не он. Роуз вспомнила, каким прекрасным пловцом был граф, даже Генрих уступал ему, не мог догнать, когда они переплывали реку.
А потом, кто сказал, что под землей, куда унес Петра водный поток, нет воздуха? Там же шахты. И у каждой есть свой выход. Петр найдет его. Он знает, что Роуз любит и ждет.
А ее дело — верить, что однажды он появится там, внизу, у калитки. Постучится и войдет в сад, где растут чудесные цветы. А Роуз сплетет из них венки и наденет на голову. Себе и ему.
— Лапушка. Ты уже встала? Вот и хорошо. А я плюшек напекла. Пойдем вниз, чайник уже кипит, слышишь, свистом зовет? Это сынок мой придумал, чтобы я не забывала его на огне.
Глядя на румяное лицо женщины, трудно было поверить, что у нее есть взрослый сын. Только лучики в уголках глаз напоминали о возрасте, да руки с припухшими суставами говорили о том, что женщина привыкла много трудиться.
— Мне неудобно спускаться неприбранной.
— А кого ты стесняешься? Только ты да я, других людей в доме нет. Арист появляется редко, если и заглянет какая соседка, дальше калитки не пущу, пока не прикупим тебе одежку нормальную. А соседи у нас хорошие, никто слова гадкого не скажет, помогут в случае надобности. Если ты, милая, у меня задержишься, то я сама тебе обновки пошью. Я умею. Я много чего умею.
Она шла впереди Роуз и говорила, говорила, взмахивала руками, поворачивала голову, ища одобрения в глазах гостьи.
— Задержишься ведь? Задержишься?
— Задержусь. Мне одного человека дождаться надо. Он сейчас дорогу ко мне ищет.
Кухонька небольшая, но такая аккуратная, беленая. Печь пузатая в углу, стол, два тяжелых стула, скамья, полы выскоблены начисто, до цвета дерева, на окнах занавески в цветочек. И запах сдобы. Он еще на лестнице манил, звал. До урчания в животе.
— А я ведь знаю, кого ты, лапочка, ждешь. Ты ко мне завернутая в одеяло попала, а ведь это мой подарок одному человеку, как ты его называешь. Ты не думай, мои поделки только с виду кажутся одинаковыми, я, когда узор вышиваю, вплетаю в него молитву вместе с именем. Не все понимают язык, на котором жители Лунного королевства говорят, не знают, что мои узоры — это оберег. Вот и тебя мое одеяло сберегло.
— Оно у Петра в руках было, когда он в подземную реку упал, не сберегло, значит.
— Милая, сберегло, ой, как сберегло. Не будь его, тебя могли в любой другой дом отвезти или драконам сдать. А ты через одеяло в правильное место попала. Думаешь, люди не понимают, почему ты у выхода из зеленого лабиринта находилась? Только те, кто из дворца сбежал, мог с той стороны появиться. А за Петра не переживай, он сильный маг, выживет, мне ли не знать.
 
— Нет у него больше магии. Брат в ловушку заманил, которая магию высасывает.
— Ай, Анвер, что за безобразник! Пусть только появится, мигом от меня схлопочет. Ты не смотри, что я маленькая да пухленькая. Стоит разозлить, я становлюсь похожей на медведицу. Анвер знает мою тяжелую руку.