Лабиринты Роуз (СИ)
— Ненавижу! — буркнула она и пошла вперед, надеясь, что ближе к водопаду найдет в какой-нибудь зияющий провал, на подобии того, что находится перед холмом. Вот тогда Петушок посмотрит, как смеяться над ней!
Когда она почти дошла до водопада, где вода поднялась выше пояса, под ее ногами что-то забурлило. Растревоженная пена рваными хлопьями начала подниматься в воздух, словно под озером лежал великан и пытался сдуть ее со своих усов. Не успела принцесса опомниться, как из толщи воды с громким шипением вырвался фонтан, мощно выстрелив вверх. Роуз от неожиданности ахнула и, оступившись, упала на спину, моментально скрывшись под водой.
Сильные руки подхватили ее и не дали захлебнуться.
— Ч-ч-что это? — откашлявшись, спросила принцесса у улыбающегося Петра.
— Гейзер, — Петр ладонью убрал с ее лица волосы. — Под землей вода попадает на раскаленные камни, нагревается и поднимается вверх.
— И ты ничего не сказал? Я могла обвариться!
— Не успел, ты так бежала. И потом, ты случайно не забыла, что хотела умереть?
Встретив рассерженный взгляд принцессы, он произнес более миролюбиво:
— Я точно знал, что озеро безопасно. Вода успевает остыть, смешиваясь с холодной из водопада. Смотри, мы стоим струями гейзера.
Роуз задрала голову, и, вздохнув, закрыла глаза. Вода из теряющего силы гейзера стучала по ее лицу теплым дождем, даря умиротворение и покой, в чем она так нуждалась.
И не только вода изменила настроение Роуз. Тесные объятия Петра и его внимательный взгляд из-под полуопущенных ресниц быстро вытеснили из ее головы беспокойные мысли, оставив только те, что отвечают за интерес женщины к мужчине.
Растерявшаяся от близости Петра, она не замечала, как намокшее платье облепило ее фигуру, в мельчайших подробностях выдавая и тонкую ключицу, и высокую грудь, и заострившийся сосок, заставляя дыхание Петра сделаться частым.
Поцелуй, такой долгожданный, такой желанный заставил забыть о причинах, не позволявших им любить друг друга, о враждебном мире, о долгом пути, который предстояло пройти. Они оба пропали в захватившем их водовороте чувств.
Пока губы Петра собирали капельки воды с лица Роуз, руки гладили ее мягкое тело, в страстном порыве прижимая к своему, вырывая стоны потерявшей голову девушки, не уступающей своему избраннику в желании обладать.
Роуз, подчиняясь лишь зову природы, поймала ладонь Петра и прижала ее к своей груди, заставляя пальцы мужчины дотронуться до соска, что бы стоном признаться, что она мечтает о большем.
И Петр услышал ее. Руки потянули подол мокрого платья вверх, собирая его под грудью, к которой он приник с поцелуем, лаская и прикусывая сосок через тонкую ткань.
Роуз до боли захотелось почувствовать поцелуи Петра на коже, и она подняла руки, взглядом моля снять ненужную одежду.
— О, Роуз, — выдохнул Петр ей в губы, когда она осталась полностью обнаженной. Его руки торопливо, без жалости расправлялись с собственной одеждой, срывая ее, скидывая в воду, не заботясь о ее судьбе.
Шум водопада и шипение гейзера не могли заглушить признаний в любви, произносимых шепотом, прерываемых лишь поцелуями и стонами наслаждения.
Когда все закончилось, Петр, поддерживающий Роуз, прижавшуюся к его груди и обхватившую бедра ногами, медленно пошел к стене водопада и остановился там, где мельчайшие брызги образовывали прохладный туман, расцвеченный радугой, быстро остудивший их разгоряченные тела.
— Я люблю тебя, Роуз, — одними губами сказал он.
— И я люблю тебя, Петр, — ответила сонная Роуз и, тесно прижавшись, положила голову на его плечо.
Волнения, испытанные во время побега, трудности пути по лабиринту, ссора и последующее примирение свалили ее с ног. Когда Петр выбрался на берег, она уже спала, обмякнув в его руках. Петр нашел чудом оставшийся сухим палантин, брошенный Роуз на берегу, как смог расстелил его и осторожно переложил спящую красавицу.
Устроившись рядом и обняв Роуз так, чтобы она не замерзла, Петр предался размышлениям. То, что произошло между ними, казалось чудом. Он с самого первого дня боялся, что Роуз никогда не простит его за похищение, за все то, что ей пришлось вынести во враждебной стране. Сомнения продолжали мучить его даже после случившейся в водже близости. Конечно, можно списать возникшую страсть на временное умопомрачение, но куда деть произнесенные Роуз слова любви?
Неужели прав Анвер, и в ту злополучную ночь все чувства, будто бы испытываемые Роуз к Руффу, вовсе не ему предназначались? Ведь Петр чувствовал, что она больна, но, находясь в заточении, не смог разобраться, откуда в его сердце поселилась тянущая тоска помимо бахримановской изнуряющей привязанности, к которой он почти привык, смирившись с тем, что Роуз принадлежит другому.
Освободившись из плена, он хотел видеть только ее, его тянуло к Роуз с невероятной силой, а примешивающееся беспокойство поторапливало, но нужно было проявить почтение к тем, кто помог Петру и Роуз покинуть дворец Лолибон.
— Тебя ждут в комнате советов, — шепнул ему Соргос, после того, как помог Петру снять кандалы. Лениво переговаривающиеся стражники оставались в полном неведении, что происходит в охраняемой ими темнице. Во время очередного обхода к ним присоединилась тень, на груди которой болтался амулет отвода глаз. Этим же путем тень покинула подземелье, когда возбужденная охрана металась в поисках пропавшего пленника. Только добравшись до своих покоев, Соргос снял и спрятал амулеты, которые выдавались драконам перед полетом в мятежные сектора лабиринтов.
А сам пленник, появившись в сиянии портала, обнаружил в комнате советов Солнце, которая кинулась его обнимать, обрадовавшись, что побег прошел удачно.
После той пьяной ночи они виделись впервые, хотя думы о Солнце Петра посещали не раз. Чувство вины, беспокойство за принцессу драконов, тянущая боль и досада, принимаемые им за муки совести, терзали его в течение года. Приходя с донесениями в комнату советов, расположенную под трактиром «Пьяный дракон», он хотел ее увидеть и боялся, и это метание раздражало еще больше. Но Солнце ни разу в тайном убежище не появилась, расспросы о ней вызывали подозрение, поэтому Петр решил не настаивать на встрече, полагая, что со временем его терзания пройдут. Он получал приказы от Солнца через доверенных людей, и через них же обратился за помощью к принцессе драконов, когда Руфф не появился в условленный срок.
Когда Солнце кинулась к нему, словно они расстались только вчера, Петр не понял, что с ним происходит. Принцесса драконов вызвала такой шквал чувств, будто бы она важна ему не меньше Роуз. Не будь он в трезвом уме, мог бы подумать, что влюблен в Солнце.
Последующие трагические события заставили его забыть о непонятных чувствах к Солнцу. Сейчас, когда Петр лежал рядом с Роуз, глядя на ее спокойный сон, чувствуя на коже ее легкое дыхание, ощущал безграничную любовь к ней единственной. Поблекшие воспоминания о Солнце не тревожили, отпустили, не вызывали болезненный спазм в животе.
ГЛАВА 12
Петр вздохнул. Как хорошо без магии!
Да, он потерял возможность ходить дорогой Бахриманов, лечить себя и других, но ушла зависимость, тяжелым камнем висевшая на сердце. Он свободен. И он узнает эту легкую безмятежность — словно вернулся в детство, где жил без магии и был намного счастливее.
Вспомнив давнее время, он с удивлением обнаружил, что пропала жгучая ненависть к приемным родителям. С глаз упала пелена, искажающая действительность, и Петр понял, почему Эдуард и Свон не рассказали ему о бахримановском происхождении, почему тянули: ими двигала забота, желание огородить от того страшного и злобного, во что он окунулся в Тонг-Зитте. Они любили его и оберегали, как могли.
Открывшаяся ему правда заставила Петра сесть и закрыть лицо ладонями. Стон сорвался с его губ, когда он вспомнил отравляющие разум слова Фаруха и Лолибон, внушающие ему ненависть ко всему миру. Отныне магия и ненависть стали для него единым. Он не хотел магии, если в придачу к ней давалась ненависть.