Тревожная весна 1918 (СИ)

Надменность "свиты" Попова, больше всего напоминающего мне сытого кота на нагретой подушке перед горящим камином, временами переходила всякие границы. В этом отношении побивали рекорд местные идиоты — Гущин и Семилетов. Несколько сдержаннее держал себя Сидорин (влитый в кровь легион бутылок ярко запечатлелся в чрезмерной красноте его носа). Да уж, выпивка — страшная вещь. Я довольно подробно изложил Атаману положение в районе Заплав, оттенив при этом состояние духа войск, их организацию, а также и ту стойкость, которую неоднократно проявили станичники, отбивая многочисленные атаки красных.
Мой доклад (я придал своему лицу самую дружелюбную из мин — такой гримасы испугался бы даже Джеронимо, вождь апачей) вызвал и со стороны Походного Атамана и его клоунского окружения, только неуместные, иронические и порой даже оскорбительные замечания и реплики. Эти уроды с холодным блеском в глазах наглядно демонстрировали как свою воспаленную гордость, так и полное отсутствие здравого смысла. Подобные подонки еще и носят медали, раздуваясь от важности, и если ты щедро не задобришь их, то они постараются причинить тебе столько неудобств, сколько в их силах.
Только к концу нашего заседания, можно было уже уловить причину сухости и недовольства генерала Попова, этого непостижимого орангутанга, и его штаба. Чувствовалось, что Походному Атаману и особенно его свите приятнее было бы видеть у себя депутацию рядовых казаков, заявивших о своей готовности мобилизоваться по приказу Походного Атамана, нежели встретить представителей высшей Временной власти на Дону и представителя уже организованной казачьей армии, к тому же далеко превышающей численность отряда Походного Атамана.
Видно было, что руководители Степного похода крайне раздражены, что дело организации казачьего восстания проведено без них и без их благословения и главное лицами, обладавшими достаточным опытом и знанием. Их сердило и то, что эти лица уже стали популярными среди казачьей массы, и потому их беспричинное устранение могло теперь иметь неприятные последствия не только для общего дела, но и для самого окружения Походного Атамана.
Тяжело было это свидание, еще тяжелее оказались его последствия для Заплавцев.
Вернувшись в Заплавы, мы подробно рассказали о нашем свидании с Походным Атаманом. Тогда командующий армией и начальник штаба полковник Денисов, решили 12-го апреля сами отправиться на поклон к генералу Попову. Я же скромно сообщил, что не собираюсь больше приближаться к этому квадратноголовому ублюдку даже с целой Лейб-гвардейской бригадой в качестве охраны! Пустая трата времени! Сообразительный человек с первого раза поймет, с какой стороны у змеи жало. К этому времени флотилия Походного Атамана бросила якоря у станицы Раздорской, всего в одном переходе позади станицы Заплавской. Как мне передавал полковник Денисов, их в Раздорах тоже приняли далеко не радушно. Повторилась точно такая же картина, как и в станице Константиновской, с той лишь разницей, что после этого свидания генерал К. Поляков, смертельно оскорбившись в своих лучших чувствах, оставил командование Донской армией.
На эту должность назначили полковника Денисова, а меня к нему начальником штаба. Наша армия была переименована в "Южную группу" степной отряд генерала Попова в "Северную группу", восставшие казаки Задонья, составили "Задонскую группу". Эти три группы образовывали Донскую армию, численностью более 10 тысяч человек, раскинувшуюся на десятки верст. Возглавил ее Походный Атаман. После долгих и горячих дебатов, гражданскую власть все-таки нам удалось сохранить за Временным Донским Правительством. Но Походный Атаман и его окружение в отношении этого высшего органа Донской власти, заняли явно враждебную позицию. Я так и предполагал, когда отошел в сторону от этой грызни!
Такое их беспричинное отношение к органу Донской власти, конечно, сильно обижало казаков, тем более, что в его составе было много представителей наших воинских частей.
   
Глава 8
 
Только 13-го апреля чванливый и важный Походный Атаман, который, по крайней мере на время, отринул мрачную горечь похмелья, чтобы стать тем, кем он был в собственных мечтах: прекрасный рыцарь и защитник царя-батюшки, решил посетить Заплавскую группу. Прибыл он к нам почему-то в сопровождении скользкого типа — полковника Гущина. Последний был просто маленький фигляр с наглыми усиками сутенёра или продавца мороженого. Этот парень принадлежал к тому типу изворотливых мерзавцев, которые где угодно пролезут.
Для встречи Атамана нами были выстроены полки, находившиеся в резерве. Здесь следует отметить одну весьма характерную деталь, показывающую до какой степени неутомимой работой нашего офицерского состава, была изменена постреволюционная психология станичников. Накануне приезда Атамана, казаки сами пришли просить начальство, разрешить им на приветствие Атамана ответить по старому, по-царски — "Ваше Превосходительство", а не демократически — "Господин, генерал".
Для Заплавцев день приезда Атамана был большим праздником. Явилось солнце красное! Уже с утра казаки мылись, чистились, суетились, нервничали, с нетерпением ожидая команды строиться. Мы встретили Атамана со всеми подобающими почестями. Генерал Попов сначала обошел выстроенные полки и поздоровался с ними, а затем обратился к казакам с речью. Каждое слово Атамана глубоко западало в казачьи души. Генерал Попов немного побранил казаков за прошлое, поблагодарил их за настоящее, предсказал им лучшее будущее и призвал теперь стойко и до конца отстаивать свои права и казачью свободу.
"Доходчиво излагает, скотина, учитесь Киса", — отчего-то вспомнилась мне известная цитата.
Впечатление осталось бы отличное, если бы Походный Атаман в конце своей речи не перешел на офицерский вопрос. Начал он с того, что всех офицеров разделил на три категории. Первую, по его словам, составляли "молодцы" — те, кто служит лично ему, ушел с его отрядом в степи, кто честно выполнил свой долг перед Родиной, и кто только и заслуживает название — офицера. В третью категорию он включил, назвав преступниками, оставшихся сейчас в Новочеркасске. Наконец, в среднюю он соблаговолил зачислить всех нас скопом, то есть тех, кто, как он выразился, немного искупили свою вину тем, что 4-го апреля ушли из Новочеркасска. Такая неуместная, публичная субъективная оценка офицеров, произвела ошеломляющее впечатление, и глубоко оскорбила весь наш офицерский состав.
"Настоящий офицер", — подумал я, — "в первую очередь выбил бы из твоей пасти все гнилые зубы".
Именно "Педагог" Попов, провалил февральскую эвакуацию из Новочеркасска, когда он и его штаб выказали полную неспособность, хотя бы сколько-нибудь, обеспечить офицерам возможность выхода из города. Еще так памятна и свежа была теперь у всех картина оставления Новочеркасска 12-го февраля и поспешное трусливое бегство штаба Походного Атамана с группой приближенных.
"Неужели же", — думал я, — " все это так быстро испарилось из его памяти, и генерал Попов уже забыл, и в его пустую башку не закралось даже мысли, что не только офицеров, но даже и партизан не предупредили об оставлении города и тем самым бросили всех их на произвол судьбы".
Скорее можно было считать, что это ловкий, но и крайне неудачный маневр, реабилитировать себя за свое постыдное поведение во время ухода из Новочеркасска и тем самым предотвратить могущие быть обвинения.
 
Следует сказать, что генерала Попова я раньше лично совсем не знал, но другие генералы — Денисов, а также и генерал П. Н. Краснов, высказываясь о Попове, считали его человеком весьма ограниченным, но крайне тщеславным, ставящим всегда свои личные интересы и благополучие на первое место. "Он не мог держать в повиновении даже классную комнату, не то что целую армию", — так нелестно все отзывались об этом персонаже.