Тревожная весна 1918 (СИ)
Да к тому же и большевики сами служили нам отличным примером в этом отношении, они не щадили наших пленных, особенно офицеров. Последних они часто немилосердно мучили. Выкалывали им глаза, как в боях под Александровск-Грушевском или вырезывали на теле лампасы и погоны, то есть с живого сдирали с ног и плеч полосу кожи, шириной примерно в 7 сантиметров.
Кроме этого, к моей огромной радости опять отличилась моя самодельная зенитка. Большевики повадились использовать аэроплан для воздушной разведки, и заодно разбрасывая над нашими позициями свои лживые прокламации. На третий день удалым казакам-зенитчикам удалось удачно подловить "красного сокола" и жестко приземлить его носом в землю. Только долго еще над степью чадил дымок от обломков самолета и горящего топлива. Больше красные к нам долго еще аэропланы не посылали. Или самолеты пока у них закончились или дурни пилоты. Да и моторы для самолетов сейчас все импортные, так что эти штуки даже у богатых большевиков ныне в большом дефиците.
Борьба становилась ожесточенной и беспощадной. Однако, настроение казаков Заплавской группы, нельзя сказать, чтобы было особенно устойчивым. То они горели желанием победить врага или умереть, то вдруг в минуты утомления, такая решимость резко сменялась малодушием. Тогда они глухо ворчали и говорили о ненужности и бесцельности борьбы с большевиками, которых им все равно не победить, так как за ними стоит вся Россия. В общем, мне трудно их винить, так как потенциальное соотношение сил составляло 100 к 1 не в нашу пользу.
Случались и худшие моменты, когда казаки не прочь были "замириться" с красными и выдать им своих старших начальников. То есть нас и нашими жизнями купить себе прощение от красных властей. Вся бравада, быстро слетела с нашей стихийной армии, расположенной преимущественно в чистом поле, смытая весенними дождями и вымороженная ночными холодами.
Такие колебания станичников от нас не укрывались. Приходилось поэтому направлять ум и энергию не только на ведение боевых операций, но и зорко следить за настроением наших дружинников. Надо было все время поддерживать в них бодрость духа и решительно устранять причины и явления, могущие на них действовать отрицательно. А иначе рано или поздно проснешься поутру с перерезанной глоткой да с хатой в огне.
Нам было ясно, что первая же неудача, могла бы погубить все дело и оказаться гибельной своими последствиями для командного состава. Поэтому требовалось сколачивать войска и закалять их дух только на победах.
Большую помощь в деле сколачивания Заплавских войск, оказывал командованию "Совет Обороны", переименованный 8-го апреля во "Временное Донское Правительство".
В тот момент, когда большинство умов было захвачено повстанческой энергией, и отважные сердца бились счастьем и верой в свободу, это был исподволь создавшийся орган, временную власть которого никто не оспаривал, и в котором власть военная черпала силу и авторитет в своих действиях.
Командный состав, зародившейся армии тесно жил и работал с "Советом Обороны", который разделял с ним все тяготы боевой жизни. Без преувеличения могу сказать, что эти дни совместной работы в Заплавах, — лучший пример единения власти военной и гражданской.
В дни боевой тяжелой работы долетали до нас различные слухи. В один из светлых весенних дней, прибыли из-за Дона казаки и рассказали нам обстановку в Кагальницкой станице и о своей борьбе с красными. Они просили нас помочь им снарядами и патронами. Их прибытие было для нас особенно дорогой вестью. Как-то невольно исчезало чувство жуткого одиночества в борьбе с большевиками и увеличивались шансы на конечный успех. Мы наладили с ними связь и стали обмениваться сведениями.
Скоро пришла другая весть о том, что в Задонье прибыл разъезд полковника Барцевича из Добровольческой армии. Мы узнали, что армия еще жива, но потеряла своего вождя — генерала Корнилова. Наконец, глухие и противоречивые сведения о Походном Атамане, который, как известно, 12-го февраля ушел с отрядом из Новочеркасска в степи, стали определённее. Его отряд в составе около 1 000 человек с 3 пушками и двумя десятками пулеметов, посаженный на пароходы, 9-го апреля причалил к пристани станицы Константиновской.
К нам в Заплавы прибыло несколько офицеров из этого отряда, и рассказали нам подробности похода. Говорили, что поход был тяжелый. Шли в холодную зиму по широким степям, занесенным снегом. Не хватало теплой одежды. Не было запаса снарядов и патронов. Движение отряда стеснялось ранеными и больными, которых приходилось вести с собой. Пополнений почти не было, и отряд постепенно таял. Участники теряли веру в благополучный исход похода и уже начали искать спасение удалением из отряда одиночным порядком или мелкими группами.
Положение делалось все более отчаянным и потому, еще в степи, возник вопрос о распылении отряда. К моменту перехода через реку Сал этот вопрос уже созрел окончательно и считался решенным в положительном смысле в кругах близких к Походному Атаману. Участники похода утверждали, что в штабе Походного Атамана был даже заготовлен приказ о роспуске всего отряда. И только слепой случай — вести о восстании в Суворовской станице, да настойчивые просьбы казаков, удержали штаб от опубликования этого приказа.
Измотавшийся душевно и физически отряд Походного Атамана, полетел из степи, как мотылек, на огонек в район Суворовской станицы. В этом, надо считать, было его спасение: уже в пути в районе Ремонтная-Котельниково генерал Попов встретился с отрядами восставших казаков… И спасенные казаками, усвоив роль спасителей, отряд генерала Попова, поехал вниз по Дону, совершенно забыв о том, кто кого спасал. Спускаясь по Дону, отряд нес весть о свободе и о восстании. Истосковавшиеся за порядком станицы жаждали присоединиться к какой-либо нормальной власти. Походному Атаману никто не возражал в его стремлении объединить повстанцев около своего имени, как лица по принципу преемственности власти, ставшего на вершину волны казачьего народно-освободительного движения.
Между тем, предоставленная самой себе в борьбе с большевиками, наша Заплавская группа имела о Походном Атамане своеобразное представление. В его приходе видели спасение не только казаки, но и начальники. Это был богатый по своему содержанию психологический фактор. Открыто ставшая на борьбу за Дон, успевшая сформироваться в полки, выдержавшая уже не один бой, Заплавская группа ждала от Походного Атамана помощи и искала пути соединения с ним. Для встречи Походного Атамана и для доклада ему военной и политической обстановки в Заплавах, было решено послать 10-го апреля в станицу Константиновскую делегацию. В нее вошли от Временного Донского Правительства Янов и Горчуков, а от военного командования — я.
Встреча с "педагогическим" генералом Поповым и его приближенными произошла на борту комфортабельного парохода "Москва". Умеет же начальство устраиваться! Тут не хватало разве что оркестра и хора девочек в бикини! Быть королем — хорошо, атаманом — великолепно; перед тобой заискивают, пресмыкаются, тебе льстят и возносят хвалы; любое твое желание исполняется — нет, даже не исполняется — предугадывается людьми, которые будто и ждут, как бы его исполнить; ты в центре внимания, все гнут перед тобой спины, клонят головы и обожают тебя до безумия. Здесь, среди чайных чашек и подхалимов, лебезящих перед атаманом, гражданская война уже не казался такой ужасной.
Чтобы быть правдивым, следует сказать, что свидание это было крайне тягостным. Нас приняли и холодно и сухо, одарив ледяными взглядами. Конечно, я такой сякой, дурак набитый, потерял для господина генерала-атамана Новочеркасск. А то, что я его отбил самостоятельно с тремя десятками человек, а генерал с тремя тысячами об этом и не помышлял, то это же совсем другое. Да, никогда меня начальство не ценило, что в той жизни, что в этой!
Мало того, наш приезд стремились истолковать, как какое-то покаяние заблудившихся. Но в чем состояли наши грехи, нам не говорили. Я что, похищал монахинь и затем продавал их в бордели Порт-Саида? Особенно же поражало то, что и Атамана, бросающего реплики недовольным тоном человека светского, и его окружение, состоявшее из тупоумного алкоголика полковника Сидорина — начальника его штаба, скользкого полковника Семилетова, поклонника дорогих борделей — командующего отрядом, и лица без определенных занятий — полковника генерального штаба Гущина (крайне себя скомпрометировавшего во время революции) — больше всего интересовали вопросы шкурные, персональные, нежели общая обстановка в Заплавах. Скверная история, трудно поверить, куда катится наша армия.