Табор уходит в землю
— Ну вот и добрались, — сообщил Олег, вылезая из машины.
Пока комендант базы отдыха — он же сторож, банщик и прочая, и прочая — растапливал баню и разжигал березовые угли в шашлычном мангале, Олег повел гостя искупаться в удивительно теплой для конца лета воде.
Окунувшись и поплавав, оба выбрались из лесной тени на освещенное солнцем место. Крюков оглядел из-под руки заозерные дали и тихо застонал.
— Ты чего воешь? — поинтересовался Олег.
— Ты только посмотри, лепота-то какая! — восхищенно вздохнул Крюков. — Вот она, настоящая посконная Русь!
Ротный усмехнулся.
— Может исконная? Все равно ты лишку хватил, это я тебе как бывший учитель истории говорю. Здесь, за Волгой, Руси не было. Россия — да, была. А Русь на Оке кончалась. Но и у нас места знаменитые. Тут ведь когда-то монголо-татарское иго сбросили.
— Разве? — удивился Крюков. — Его же то ли в Куликовской битве, то ли где-то на Угре скинули.
— Ерунда это все, — авторитетно заявил ротный. — На Куликовом поле до сих пор никаких материальных следов — костей там или оружия — так и не нашли. А здесь копни поглубже — череп найдешь, наконечник стрелы или обломок сабли. К тому же через два года после Куликовской битвы хан Золотой Орды, Тохтамыш, Москву сжег, а на Дмитрия Донского снова дань наложил. А через сто лет все монголо-татарское иго само вдруг взяло и рухнуло. С чего бы это?
— Сложный вопрос, — признался Крюков. — Без бутылки здесь точно не разобраться. Так что тут за битва была?
— Про Тимура слыхал? — спросил ротный.
— И про Тимура, и про его команду, — заверил Крюков.
- Так вот, этот Тимур здесь того самого Тохтамыша разбил, а потом и Золотую Орду с асфальтом сравнял. После этого она ослабла и распалась помаленьку. Ну, пошли, что ли? О чем задумался?
Крюков посмотрел на бывшего командира глазами человека, только что открывшего для себя истину.
— Вот где настоящая жизнь, а не в этих бетонных протухших джунглях, — убежденно сообщил он. — Знаешь, надоела мне эта стрельба, драки, насилие всякое. Брошу-ка я все, на хрен, и подамся в фермеры. Буду сено косить, цветы нюхать. Что улыбаешься? Не веришь?
Ротный покачал головой.
— Нет, почему же, верю. Ты и не на такую глупость способен. А улыбаюсь потому, что вообразил тебя на секунду в роли мирного поселянина. Пейзанец, блин. Посмотрел бы ты на себя со стороны. Юлька говорит, что ты — вылитый Антонио Бандерас. Так вот, представь себе, стоит на холмике этакий типичный латинос, небритый знойный мачо в косоворотке. Глядит вдаль, обут в лапти, в руках вострая коса, а за плечами котомка с харчами, из которой торчит бутыль с молоком и перышки зеленого лука. Это ты и есть. Типичный российский крестьянин образца двадцать первого века. Кстати, сенокос уже закончился. Можешь заняться обмолотом зерновых. У меня где-то дома на антресоли старые нунчаки завалялись. Могу презентовать.
— Тьфу! — с негодованием плюнул Крюков. — Взял и все опошлил.
И они принялись одеваться.
После бани за рюмкой водки и шашлыком из молодого барашка Крюков расспросил наконец друга о его делах.
— Дела пока нормальные, — признался Олег. — Я тут с другом несколько заправок купил. Видел может? "ОИЛ-ПЕТРОЛ". Осин Илья и Петров Олег.
— Не только видел, но и заправился сегодня утром, — ответил Крюков. — Кстати. сынка вашего мэра я именно там и отоварил.
— Забудь об этом, ты приехал отдыхать, — напомнил ему Олег. — Еще пару ресторанов прикупил, шашлычную возле рынка.
— Там я тоже немножко наследил, — обрадовал его Крюков. — Но все так, по мелочи. — А ты знаешь, что в "Центральном" ваш местный авторитет — Папа, что ли — настоящую бойню устроил?
— Я в курсе, — нахмурился Олег. — Но это дело не мое. Наши менты с Папой крепко повязаны. А мэр всех покрывает. Я в их разборки не влезаю. И тебе не советую, себе дороже выйдет.
— А кто такой этот Папа? — спросил Крюков.
Олег скривился как от зубной боли.
— Редкостный козел. У него тут все схвачено. Банда у него сборная — цыгане, славяне, кавказцы. Сам — то ли еврей, то ли грузин. А, может, тоже из цыган.
— Он у них за барона, что ли?
— Вроде того, — согласился Олег. — Собирает отверженных отовсюду. Таких отморозков, которых свои же выгнали или кто сам из родного табора, с зоны или из армии сбежал. Они за него в огонь и воду. Помощник у него — Ибрагим — настоящий головорез. Говорят, в Чечне его сам Хаттаб зарезать обещал за беспредел и жестокость, так он к Папе подался, за палача у него работает.
— И где же они все обитают?
— На "Чертовом Таборе". Это поселок такой на горе за городом. Его здесь в войну наши немцы заключенные построили, потом сами же здесь и жить остались. Там на горке немецкая кирха раньше стояла, а сама гора "Фавор" называлась. На немецкий лад она как "Табор" звучит. Папа на том Таборе и окопался. Из немцев, кто там жил, все в Германию уехали от такого соседства, а кто остался, тех просто убили. С тех пор это место "Чертовым Табором" и кличут.
Олег пожевал кусок шашлыка и постарался сменить тему разговора.
— Если хочешь, могу тебя на медведя сводить. Я тут неподалеку полянку держу, овсом засеянную. Только ты не храпишь? А то в прошлом году меня наш мэр, Горкин, с этой медвежьей охотой совсем достал. Пришлось его взять. Сели мы с вечера в засидке, ждем, когда медведь появится. Пока ждали, Горкин заснул как Брежнев на политбюро. Причем сначала только храпел, а потом еще и пердеть начал на весь лес.
— И что же, медведь так и не пришел? — рассмеялся Крюков.
— Почему? Приходил. Мы, когда утром из засидки спустились, под деревьями огромную кучу медвежьего дерьма нашли. А ты ружьишко-то не прихватил с собой?
— Нет, только удочку, — ответил Крюков. — Стрельбы у меня и в рабочее время хватает.
— А у меня целый арсенал, — похвастался Олег. — Если что, поделюсь.
Он посмотрел на часы, достал мобильник и пощелкал кнопками. Послушал.
— Странно, Юлька до сих пор так и не позвонила. И ее телефон отключен. Может карточка кончилась?
Кругом царила первобытная тишина и умиротворение. Но странное тягостное ощущение не отпускало Крюков. Он знал это ощущение. Обычно оно предвещало беду.
* * ** * *Звонок на двери Скутера на сей раз не работал и Юлька громко постучала в обожженную окурками и покрытую непристойными надписями дверь. Потом еще раз. Наконец после долгой паузы из-за двери послышались шаркающие старческие шаги. Это был хозяин притона.
— А где Игорь? — спросила Юлька.
— Там, в комнате, — Скутер, вяло переставляя ноги заковылял по темному коридору.
— Накатились уже? — с подозрением спросила Юлька.
— Да где там, — махнул рукой Скутер. Как вчера продуплились, так ни в одном глазу, скоро кумарить начнет.
— А чем воняет?
— Это мы косячок дури забили. Хочешь курнуть?
— Обойдусь, — отрезала Юлька и вошла в комнату.
Игорь поднял на нее пустые выцветшие глаза. Узнал не сразу.
— А, это ты? Представляешь, купил у цыган дури. Божились, что "чуйка". А оказалось — беспонтовка голимая, бурьян…
Юлька поняла, что это сейчас для Морозенка является главным в жизни.
— Принесла? — спросил он.
— Да, держи, — она протянула ему две упаковки оранжевых таблеток.
Морозенок схватил их, поднес к глазам и долго читал, шевеля губами.
— "Тарен", — наконец облегченно произнес он. — Порядок. Знаешь, от чего эти пилюльки? От радиации. Имей в виду, я только ради тебя "на аптеку" сажусь. Чтобы с иглы спрыгнуть. Сразу ведь в полную завязку идти нельзя. Крышу сорвать может.
Морозенок говорил убедительно, наверно при этом даже сам себе верил. Но Юлька знала, что он врет. Пока он морочил ей голову прожектами о том как перейдет на более легкие наркотики, а потом и совсем спрыгнет с них, Скутер высыпал в ложку маленький пакетик белого порошка, плюнул и принялся греть раствор на огне зажигалки. Его руки, сплошь покрытые "дорогами" от множества уколов, тряслись как с похмелья. Наконец он не выдержал и позвал.