Сон № 9
– Угу, я все пришил обратно. Мин, говоришь? У нее каждый раз новое имя.
– На этот раз – постоянное.
Мы чокаемся банками пива.
– Поздравляю. Скоропалительная, э-э, свадьба.
– В том-то и смысл тайного брака.
– А я-то думал, вы ненавидите друг друга.
– Ненавидим… – Даймон внимательно изучает свои руки. – Любим.
– Твои родители знают?
– Они уже лет десять живут каждый своей жизнью – естественно, соблюдая все приличия. – Даймон поигрывает зажигалкой. – Так что больше не имеют права давать мне советы по поводу моей личной жизни.
– Значит, тебе пора возвращаться к, э-э, Мин-сан?
– Да, мне еще нужно забрать билеты на самолет. Слушай, а покажи фотографию отца?
Я достаю ее из бумажника. Даймон внимательно изучает снимок и мотает головой:
– Нет, я его никогда не видел. Вот что, я спрошу своего папашу: может, он знает, как связаться с детективом, услугами которого пользовался Морино. Как правило, якудза обращаются к ограниченному кругу надежных, проверенных лиц. Не могу обещать наверняка, в полицейском департаменте и в мэрии сейчас полный кавардак, никто не знает кто, когда и с кем. Вдобавок поговаривают, что Цуру вернулся, правда частично лишившись памяти и рассудка. Он явно нужен кому-то в качестве подставного лица. В общем, я постараюсь. Потом будешь действовать сам, но, по крайней мере, сможешь придумать план «Б».
– План «Ж». Любой намек лучше, чем ничего.
Мы идем в коридор. Даймон обувает сандалии.
– Что ж…
– Что ж, счастливого медового месяца.
– Вот что мне в тебе нравится, Миякэ.
– Что именно?
Он садится в свой «порше» и машет рукой.
– Связать ее! – завывала часть толпы.
– В духовку ее! – завывала другая. – Запечь ее с картошкой!
И словами не передать, как хотелось госпоже Хохлатке, чтобы из развалин выбежал Питекантроп и унес ее в безопасное место. Она и не пикнула бы, даже если бы обнаружила в его шерсти блоху.
– Куриных крылышек! – верещали малютки. – Жареной картошки!
Откуда ни возьмись появилась лестница, и госпожа Хохлатка с ужасом поняла, что толпа сейчас заберется на статую любимого главнокомандующего и отправит ее, госпожу Хохлатку, в печь. А кто же будет заботиться о Литературном Козлике? Он же умрет с голоду. И тут госпожа Хохлатка вспомнила про его книгу.
– Постойте! – закудахтала она. – Я накормлю вас кое-чем повкуснее старой жесткой курицы!
Толпа замерла в ожидании.
Госпожа Хохлатка взмахнула священной книгой:
– Сказки!
Потрепанная проститутка прогоготала:
– Брюхо сказками не набьешь!
Лестница придвинулась ближе. Госпожа Хохлатка задохнулась от волнения.
– Значит, вы не слышали правильных сказок!
– Докажи! – возопил волчара во вретище и пепле[140]. – Прочитай-ка нам сказку, посмотрим, насытимся ли мы ею.
Госпожа Хохлатка открыла первую страницу, отчаянно желая, чтобы почерк Литературного Козлика был поразборчивее.
– «Однажды некий канатоходец отправился к водопадам Сатурна, чтобы устроить самое великолепное представление из всех, какие когда-нибудь устраивались или будут устраиваться. Наступил долгожданный вечер, и канатоходец приготовился бросить вызов смерти своим отважным выступлением. Ему требовалась каждая крупица его внимания. Над головой кружили луны. Под ногами бесконечный водопад Сатурна падал, падал, падал в безбрежный океан так далеко внизу, что шума воды было не слышно. Когда канатоходец дошел до середины величественного безмолвия, он, к своему немалому изумлению, увидел девушку, которая неторопливо шла навстречу. К чему описывать девушку его мечты? Вы и так знаете, какая она. „Зачем ты здесь?“ – спросил канатоходец. „Я пришла спросить, веришь ли ты в призраков?“ – „В призраков? – недоуменно переспросил канатоходец. – А ты веришь в призраков?“ Девушка его мечты с улыбкой ответила: „Конечно верю“. И спрыгнула с каната. Охваченный ужасом, канатоходец следил за ее медленным падением, но она растворилась в лунном свете задолго до того, как удариться о воду…»
Совсем рядом с госпожой Хохлаткой просвистел булыжник.
– Я все еще голоден! – взвыл волчара во вретище и пепле.
К торсу любимого главнокомандующего прислонили лестницу. Толпа не на жизнь, а на смерть боролась за право влезть наверх.
– Погодите, погодите, вы сейчас от смеха животики надорвете! – Госпожа Хохлатка захлопала крыльями, потеряла место, откуда собиралась читать, и открыла книгу на девятой странице:
– Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?[141]
Полуденное светило побурело, посерело, остыло и застыло.
Толпа замолкла – потом занервничала – и забилась в истерике.
– Фантомы! – завопили все в один голос. – В бомбоубежища!
Мужчины, женщины и дети рассыпались по трещинам, щелям и штольням голой земли, а госпожа Хохлатка осталась наедине с любимым главнокомандующим и трупом спекулянта с головой, расколотой неудачно брошенным булыжником.
– Силы небесные! – выдохнула госпожа Хохлатка.
– Милость святая![142] – отозвался Бог, зависая рядом на доске для серфинга. – Мэм.
– Боже мой!
– Вы ко мне воззвали.
– Я? Воззвала?
– Тут район неспокойный, мэм, не то что раньше. Давайте-ка я подброшу вас куда-нибудь потише.
Госпожа Хохлатка с облегчением закудахтала:
– Боже мой, как вы вовремя! Здесь одни каннибалы, самые настоящие каннибалы! Не сочтите за труд, отвезите меня к нашему досточтимому дилижансу. Я вам буду очень признательна.
– Прошу вас, мэм. – Бог придвинул доску для серфинга вплотную к усам любимого главнокомандующего. – И держитесь крепче!
Госпожа Хохлатка потуже затянула шаль и стала смотреть, как голодный город исчезает в далекой дали. Почему люди не ценят красоты и добра? Почему они разрушают то, в чем больше всего нуждаются? Госпожа Хохлатка не понимала людей. Она их действительно не понимала.
Усаживаюсь на ступеньку веранды, закуриваю очередную сигарету. Что-то эта пачка «Мальборо» тяжеловата. Заглядываю внутрь. Платиновая зажигалка Юдзу Даймона. Сбоку надпись на английском, и я беру словарь – выяснить, что она означает. «Генералу Макартуру по случаю семьдесят первого дня рождения, январь 1951 г., от Комитета по репатриации уроженцев Айти[143] – умоляем помочь нашим соотечественникам, томящимся в застенках СССР». Значит, эта зажигалка – настоящая реликвия! Она наверняка стоит… сколько? Много. Слишком много. Иду в коридор, выглядываю за дверь, но Даймона уже нет. Рев спортивной машины – может, его, может, нет – сливается с обычным дневным шумом. Да, это тебе не мизинец. Грустно, вообще-то. Интересно, много ли уроженцев Айти увидели родные берега?
Паутина королевы Эрихниды
Питекантроп выглянул из гамака под днищем. Досточтимый дилижанс совершал свое тряское ночное путешествие. Белые полосы и огоньки отражателей выскакивали из несущейся навстречу непроглядной тьмы, как лосось из реки гиперпространства. Питекантроп любил убаюкивающее покачивание гамака, когда досточтимый дилижанс заносило на поворотах, и встречный ветер, трепавший волосы. Пегий кролик в свете фар завороженно замер, задрожал, забился, забавно заверещал и невредимым проскочил между колесами, едва не столкнувшись нос к носу с Питекантропом.
«Круто! – подумал кролик, обнаружив, что остался жив и здоров. – Ангел смерти – просто урод! Надо поскорей рассказать своим!»
Долго ли, коротко ли, Питекантроп зевнул и скользнул обратно в гамак, устраиваясь поудобней посреди разломанных птичьих вилочек, старых батареек, замасленной ветоши и корочек стилтона. Засыпая, он представлял себе, будто не досточтимый дилижанс катит по земле, а земля вертится под его древними неподвижными колесами.